[.]

Ноутбук мне вернули, он живой, я рад. Игру даже переустановил, можно играть и радоваться. Но не хочется, почему-то. Включаю ее - и не хочется. Я бы написал о чем-нибудь, если бы знал, о чем, и о ком вести повествование теперь. Документ открыт. Хочется чая, печенья и музыки.
Черт бы побрал эту сраную работу.

---

[.]

Мефа мне хотелось убить. Честно. Хотелось, чтобы его разорвало вообще на куски. Одна нога здесь, другая там, как говорится. Но - нет. Для него уготована другая судьба, и в чем-то он все-таки искренен. В своем желании добиться повышения, например. Любыми способами. Пусть даже и через постель. Впрочем, я верю, что он действительно любит Гавриила. Ну, если не любит, то вожделеет точно. Меф - очень ущербный персонаж, ему всего постоянно мало, и в Гаврииле он видит все, чего не может достичь, и чем не может быть сам. И хочет его, хочет его сломать, подмять под себя, встать выше, а этого можно добиться только одним способом.

Так что мне хотелось убить его. Но мне его жаль. Вероятно, те же чувства Гавриил к нему испытывает.

---

[как это было на самом деле]

А потом земля разверзлась прямо под их ногами, и все, что Гавриил успел увидеть – это протянутую руку офицера. Он ухватился за нее, потянулся, но все равно упал. Рука осталась в его ладони, а сам офицер корчился на земле в некотором отдалении. Бесстрастное лицо исказилось страданием, белые зубы стиснуты, чтобы не было слышно стона. Но Гавриил все равно слышал, слышал их скрежет.

- АААААА ЕБАНЫЙ В РОТ!!! РУКУ ОТОРВАЛО!!! ТЕБЕ БЛЯТЬ РУКУ ОТОРВАЛО!!! ААААААА БЛЯЯЯЯЯЯТЬ!!!! СУКА! ТЫ ТАМ КАК, ЖИВОЙ ВООБЩЕ?! НЕТ, НЕ ОТВЕЧАЙ, ЗОМБИ, СРАНЫЙ ЗОМБИ!!! СДОХНИ!!! СДОХНИ УЖЕ!!! ТЕБЕ ЖЕ БЛЯТЬ... РУУУУКУУУУ ОТОРВАААААЛООООО!!!!!! НЕ БУДЕШЬ БОЛЬШЕ МЕНЯ ЗА ЗАДНИЦУ ЛАПАТЬ, ТВАРЬ! ПОЛУЧАЙ ПО ЗАСЛУГАМ, АХАХАХАХАХАХАХААХАААА!!!!!

Собственный крик застрял в горле.

---

[свиток двенадцатый]

Коротко резюмируя: мне вернули ноутбук. Кровь, боль. Поцелуй.

Гавриил проснулся от ужасного грохота. И еще немного от того, что лежал на полу, неудобно подвернув ногу и уткнувшись лицом в пол. Спать дальше в таком положении не представлялось возможным, поэтому принц встал и огляделся в поисках офицера, которого в покоях почему-то не оказалось. Зато оказалось чье-то копье, воткнувшееся в стену прямо над кроватью. Забравшись на перевернувшийся на бок предмет мебели, принц вцепился в оружие обеими руками, уперся босой ногой в стену и с трудом извлек из нее опасный предмет, по инерции скатившись с кровати и снова оказавшись на полу. С первого взгляда было понятно, что Михаилу копье не принадлежит: оно было выполнено из более светлого дерева, и его наконечник напоминал сталь, а не черный материал с родины принца. Отбросив бесполезную для себя вещь, Гавриил медленно поднялся и повернулся к окну.
- Ах ты ж, Яхвовы подвязки, забубенный батальон! – вырвалось у него, когда взгляд, наконец, сфокусировался, а мозг осознал то, чего быть просто не могло.
Окна в покоях принца больше не существовало. Не существовало балкона и стены. Подойдя к самому краю, Гавриил осторожно прикоснулся к каменной кладке и выглянул из полуразрушенных покоев. Лес горел. Гавриил запоздало закашлялся, поморщившись и замотав головой в разные стороны так, что почти запутался в собственных волосах. После восстанавливающего сна тело долго просыпалось, включаясь в реальность постепенно, что в сложившейся ситуации оказывалось очень неудобно. В любой другой день принц просто повалялся бы еще несколько часов, восстанавливая сначала способность мыслить, затем способность ощущать кожей мягкую ткань простыни, затем обоняние, и только затем слух. В этот раз все изначально пошло не так, и Гавриил ощущал легкое головокружение. Запоздало подумав о том, что в вино могло быть что-то подмешано, он сделал неосторожный шаг не в том направлении и едва не свалился вниз. Нельзя сказать, что это сильно бы ему повредило, но принц сильно сомневался в том, что в своем нынешнем состоянии смог бы полететь, а быстро восстановиться после падения он не смог бы и подавно. Отшатнувшись от зияющей пропасти, Гавриил прислонился к примыкающей стене и отдышался. Лишь удостоверившись, что дееспособность полностью восстановлена, он отважился снова взглянуть в разлом. Огонь распространялся быстро, за то время, что он простоял с закрытыми глазами, он охватил несколько гектаров леса и почти вплотную приблизился к аллеям и переулкам, по которым носились воины, вооруженные по всей форме, но не представлявшие с позиции Гавриила достойного отпора противнику, которого пока не было видно. Но который уже успел нанести такие существенные удары. Оставаться в разрушенных покоях дальше было бессмысленно, и принц решительно отправился прочь, захватив по дороге доспехи, свалившиеся с разрушенного шкафа, и парные клинки. Принц почти бежал, одеваясь на ходу, и застегивая непослушными пальцами многочисленные ремешки. Навстречу ему то и дело попадались солдаты и офицеры, но никто из них не отдал ему чести, и даже не взглянул в его сторону.
- Где Михаил? – принц схватил одного из солдат за предплечье, от чего тот круто развернулся и едва не упал.
- Не могу знать, ваше высочество! – гаркнул рядовой, вырываясь из все еще слабых рук Гавриила и убегая в сторону лестницы.
Принц завороженно следил за тем, как ступени вспучились, словно были изготовлены из желе, а не из камня, а затем разлетелись вокруг смертоносными осколками, один из которых попал рядовому в голову, забрав с собой половину его лица. Гавриил, морщась, очистил рукав от остатков разума рядового, провел ладонью по стене, пытаясь избавиться от навязчивого запаха крови, обнаружил, что стена кончилась и с удивлением уставился в зияющую дыру, за которой виден был горящий лес и умирающие солдаты, неспособные сообразить, что происходит и перегруппироваться.
- Не могу знать, ваше высочество, - тихо проговорил Гавриил, отступая от дыры и критически оглядывая взорванную лестницу. – А кто, позволь спросить, может знать? Кто ответит мне, если не ты? Бардак.

читать дальше!

Рядовой с половиной лица не мог ему ответить, но принц все равно постоял еще немного, словно ожидая ответа, словно желая услышать скрипучий, болезненный хрип, означающий, что в рядовом еще теплится жизнь. Не дождавшись ответа, принц тяжело вздохнул и внимательно оглядел собственное одеяние, изредка отвлекаясь на подозрительный шум со стороны разлома. Архитектор из его отца был тот еще, так что следовало ожидать, что в скором времени обвалится весь этаж, чья целостность уже была нарушена. Камень за камнем, пролет за пролетом, разрушится все, что его отец создал, и увлечет за собой его самого. Этого допустить было никак нельзя. Если бы Гавриил был уверен в том, что выжил хотя бы кто-нибудь из его братьев, он мог бы позволить себе запаниковать и совершить несколько ошибок, однако в этом уверенности не было никакой. Он не удивился бы, если бы оказался единственным выжившим принцем, а это значило, что действовать следовало ему. Не от кого было ждать помощи и совета. Гавриил снял рубаху из плотной блестящей ткани, с трудом разорвал ее на лоскуты и обмотал ими предплечья и ладони. Медленно приблизился к взорванной лестнице, внимательно оглядел разрушения. Кое-где коридор уже начал обваливаться, подойти к лестнице вплотную не представлялось возможным. Принц закрыл глаза, собираясь с мыслями, медленно собрал волосы в хвост, перевязав их оставшимися кусками ткани, разбежался и прыгнул. В момент прыжка ему показалось, что что-то блеснуло с той стороны, где стена цитадели хранила след попадания неизвестного метательного снаряда. В ту же секунду его отбросило еще дальше взрывной волной. Упав на каменный пол, он заскользил по нему, обдирая незащищенную грудь и живот, тщетно пытаясь уцепиться за гладкий мрамор. Глаза щипало от едкой пыли. Пальцы схватили воздух. Перегруппировавшись в воздухе, он оттолкнулся от остатков стены, сделал сальто назад, оттолкнулся от падающей колонны, взлетел на несколько пролетов, мазнул кончиками пальцев по поверхности пола последнего жилого этажа цитадели, исхитрился уцепиться и повис, раскачиваясь, не видя, куда собирается прыгать. Он ошибся, и понимал это, еще не отпустив рук. Ему следовало бежать вниз, едва он сообразил, что цитадель рушится, но вместо этого он взлетел наверх. Взлетел, обдирая ладони о кусачий камень, совершенно забыв о недавно раскрывшихся крыльях, потому что привык обходиться без них. Гавриил задержал дыхание и подтянулся на руках вместо того, чтобы прыгнуть на нижний этаж. Полежал немного на спине, глядя в обнадеживающе целый потолок с фантазийной росписью. Повернул голову и медленно закрыл глаза. На этом этаже, вероятно, проходило какое-то собрание. Не исключено, что именно здесь Михаил решил собрать офицеров, чтобы озвучить, наконец, план действий. В отсутствие Яхве это было бы разумнее всего. Теперь все они лежали здесь, но для того, чтобы узнать их имена, необходимо было сначало собрать их заново. Мысль о том, что Михаил мог быть здесь, подбросила Гавриила в воздух. Спина, взорвавшаяся болью, намекнула на то, что это была вовсе не мысль о брате.
- Руку!
Принц с трудом сфокусировал взгляд на бледном, измазанном сажей и кровью лице невидимого офицера.
- Руку, язви тебя!
Гавриил повис над пылающей пропастью, с интересом глядя на то, как срывается с ноги и летит вниз украшенный изумрудами сапог. Офицер, рыча, поднимал его вверх. Медленно, словно принц был облачен в тяжелые доспехи, а не наполовину раздет. Оказавшись на твердой поверхности, Гавриил обнаружил причину медлительности. Бок офицера сочился кровью, мелкие ранения покрывали его руки и лицо. Все это не было смертельным, но должно было причинять немало хлопот. Не обращая внимания на протесты невидимого, принц рванул рубаху на его груди таким же образом, как недавно рызрывал свою, мастеря из нее такие же лоскуты, но теперь для иных целей. Смастерив из лоскутов прокладку, он закрыл ею рану в боку, оставшимися обрывками ткани зафиксировал ее так, чтобы можно было безопасно добраться до спокойного места. Оглядел офицера легким, ласкающим взглядом, улыбнулся, поправил растрепавшиеся волосы.
- Не ожидал от тебя, - заметил принц, помогая офицеру встать. – Теперь нам придется спускаться вниз, и тебе будет больно. Тебе будет очень больно, и еще больнее, если окажется, что кто-то из моих братьев погиб. Ты понимаешь меня? Ты понимаешь, что я с тобой сделаю?
- Я не понимаю, о чем вы…
- У тебя красная кровь, - мягко, словно ребенку, пояснил Гавриил. – У тебя красная жидкая кровь, а у нас она черная и густая. Ты можешь изменить, что угодно, но изменить себя не в состоянии.
Черты лица офицера на мгновение заострились, но затем снова разгладились, стали мягкими, волосы порыжели, но под слоем копоти это было едва заметно. Демиург тяжело вздохнул и тут же поморщился от боли в боку.
- Расскажешь, что произошло, когда выберемся отсюда, - сказал Гавриил, подхватывая демиурга под ягодицы и заставляя его обхватить ногами свою талию.
- Тебя возбуждает смерть и разрушение? – Локи слабо хохотнул, обнимая принца за шею.
- Крылья располагаются на спине, следовательно, пассажир должен быть спереди. А теперь заткнись и постарайся не упасть.
Демиург молча кивнул. Он даже радовался тому факту, что не увидит, над чем им придется пролететь.
Гавриил летел быстро, но ему казалось, что этой скорости не достаточно для того, чтобы поспеть вовремя. Внизу постоянно что-то взрывалось и рушилось. Он не увидел, но почувствовал, как рухнула цитадель, и дыхание его на мгновение сбилось при мысли о том, сколько живых еще находилось в здании, и сколько их теперь погребено под обломками. Братья… Что с его братьями? Где они? Почему никто из них не пришел за ним? Гавриил поднялся выше, подставляя лицо холодному, колкому ветру. Локи дрожал, вцепившись в него изо всех сил, то ли от холода, то ли от начавшейся лихорадки, то ли от страха. В нескольких метрах от принца вспорол небо увесистый камень. Следующий пролетел намного ближе.
- Скажи мне, Локи, - задумчиво проговорил Гавриил, перекрывая неожиданно властным и глубоким голосом вой ветра. – Зачем, по-твоему, я взял тебя с собой?
- Вероятно, ты был безмерно благодарен мне за тот факт, что я спас твою жалкую жизнь, невзирая на происходящее, - фыркнул демиург, отчаянно клацая зубами.
- Нет, мой дорогой друг, я взял тебя для того, чтобы меня не засекли твои братья. И чтобы не было заодно этих досадных летящих мимо камушков. Пока мимо, я специально обращаю на это твое внимание, чтобы ты не питал иллюзий на счет своих соратников.
- Не соратники они мне, - зло выплюнул Локи, пытаясь поймать взглядом глаза Гавриила. – Ты ничего не знаешь.
- О, - принц не изменился в лице, но прикосновение его ладоней стало едва ощутимым. – Ты хочешь продолжить бессмысленный треп?
Демиург не ответил, но камни перестали пролетать мимо, из чего принц сделал вывод, что Локи все-таки прислушался к его совету и на время скрыл их от тех, кто таился внизу. Гавриил знал, что долго демиург не протянет. Кровь уже пропитала прокладку, и теперь текла по его напряженным пальцам, Локи вот-вот должен был впасть в беспамятство. Нужно было успеть скрыться до этого момента. Но где? Где искать его братьев? Куда бежать? Позволь мне помочь тебе, - заговорила тьма в его сознании. – Тебе не скрыться от них, но ты можешь сражаться с ними. Ты будущий король, ты знаешь это. Прими ответственность за королевство, и отец отдаст его тебе полностью, когда узнает, что произошло. Гавриил мотнул головой, отгоняя назойливый голос, но не мог не признать для себя лично, что в его словах на сей раз был смысл. Нет, он не рассчитывал на трон, не вожделел его так, как Люцифер, но вспомнил, какие мысли заставили его действовать в самом начале этого трудного дня. Мысли о том, что он один. Там, внизу, продолжали умирать его подданные. Гавриил тяжело вздохнул, сложил крылья и устремился вниз, надеясь не пропустить нужную высоту.
- Куда ты дел Мефа? – поинтересовался он, когда дым от горящего леса лишил его способности видеть.
- Привязал к дереву в лесу.
Принц перевернулся в воздухе, сбрасывая с себя демиурга, но желаемого эффекта не получил: Локи рухнул в подпаленую траву и покатился по ней, кашляя и изрыгая проклятия. Мягко опустившись на землю, принц огляделся, на время потеряв к нему всякий интерес, заставляя свои глаза искать офицера целиком и частично. Взгляд натыкался только на обугленные и кое-где поваленные стволы деревьев. Гавриил с удивлением почувствовал, как холодеют пальцы рук и ног, а волосы на загривке встают дыбом. Затравленно оглядевшись, он отметил для себя, что находится совсем недалеко от казарм, многие из которых каким-то чудом уцелели, напротив них теперь выстраивались стройные шеренги наконец-то сгруппировавшихся бойцов.
- Где?
- Не помню я! – демиургу удалось встать на ноги, но принц тычком локтя отправил его обратно на землю. – Я правда не помню! Где-то недалеко, мне было нужно совсем немного времени!
- Недалеко от чего? – Гавриил говорил спокойно, но глаза его потемнели, став почти черными, а кулаки сжимались и разжимались, не находя мечей, оставленных в цитадели.
- Недалеко от парка какого-то, я не разбираюсь в ваших… ваших штуках всяких.
- Там было озеро?
- Штук шесть.
Гавриил сгреб демиурга в охапку и потащил к казармам, не вслушиваясь в его болезненные вопли и обещания скорой расправы. Облегчение накрыло его освежающей волной, когда он заметил напротив одной из казарм широкую спину Михаила и развевающийся по ветру алый плащ, золотую окантовку которого он узнал бы из миллиарда подобных. Принц бросился к брату, позабыв о демиурге, которого, впрочем, тут же подобрали и увели. Остановился, с улыбкой слушая его громкий, чистый голос. Он выглядел почти безумно в этот момент, но не стеснялся этого. Принц не мог заставить себя сказать что-нибудь, не знал, как начать разговор, как сказать, что он жив, и что рад видеть брата, но Михаил избавил его от необходимости говорить, почувствовав его присутствие. Он медленно развернулся, оборвав какую-то фразу, глаза его расширились, и что-то было в них, что-то такое, от чего Гавриил, храбро сражавшийся за свою жизнь все это время, проявивший недюжинное мужество и отвагу, почувствовал, как глаза защипало, а потом все заволокло какой-то влажной пленкой, как окна в дождливый день, какие бывали иногда благодаря искусству Самаила.
- Я думал, - с трудом проговорил он. – Я был почти уверен, что тебя больше нет.
Михаил молча обнял его, прижав к широкой груди. Гавриил слушал, как бьется его сердце, и испытывал стыд за все, что сделал до этого. За глупую шутку с Бриэль, за свою спесь и самодовольство, за недостаточную любовь к каждому из тех, кто выходил теперь из казармы, улыбаясь немного растерянно от разворачивающейся сцены. Михаил целовал его плачущие глаза теплым, улыбающимся ртом, тряс за плечи, словно не мог поверить в то, что перед ним действительно младший брат, а не бесплотный дух, о которых рассказывали демиурги. Положив подбородок на плечо старшего брата, Гавриил наблюдал за тем, как Рафаил занимается раной Локи, а тот ругается на чем свет стоит. Уриил пришел со стороны леса, утирая пот со лба, подмигнул брату, но тем и ограничился. Самаил стоял, глядя немного виновато, и этот факт рождал в Гаврииле некоторый диссонанс. Михаил смеялся, подтверждая опасения.
- Скажи мне, старший брат, - угрожающе спокойно попросил Гавриил. – Что, все-таки, произошло?
- Позвольте мне это сделать.
Гавриил вздрогнул от голоса офицера, вырвался из объятий брата, чтобы взглянуть на него. Это казалось невероятным, но Меф улыбался, улыбался широко и весело, сложив на груди руки, чтобы не расхохотаться в голос. Гавриил беспомощно огляделся, ища поддержки у братьев, но те лишь кивали в сторону офицера и качали головами, пряча улыбки. Михаил молча погладил плечо брата и удалился наводить порядок, жестами подгоняя остальных. Офицер предложил принцу руку, и тот вцепился в нее, словно это было последним, что связывало его с исчезающим миром. Они двинулись в сторону озер, минуя лес, от которого все еще шел жар.
- Вы волновались?
Офицер остановился и опустился на одно колено, чтобы снять единственный оставшийся сапог с ноги принца. Гавриил ощутил жгучий стыд за этот эпизод, но офицер, казалось, чувствовал себя прекрасно. Сапог отправился в недра офицерской сумки, а босая ступня подверглась тщательному осмотру на предмет царапин и заноз. Догадавшись, что офицер будет исследовать его ноги до тех пор, пока Гавриил не ответит, принц улыбнулся и сказал:
- Волновался. Это очевидно, не правда ли?
- Вовсе нет, - офицер действительно поднялся с колен, снова предлагая принцу локоть и увлекая его за собой. – Я вправе был ожидать, что вы разозлитесь на меня, не обнаружив в спальне, но у меня не было времени объяснить вам происходящее, все произошло слишком быстро. Если бы не главнокомандующий, чьему гению я не устаю поражаться, все действительно оказалось бы именно так, как вы видели.
- Не было времени? – принц ощутил, что и в самом деле злится. – Не было времени разбудить меня, чтобы я не скакал по обломкам цитадели?!
- Вы спали, - невозмутимо ответил офицер. – Я не посмел тревожить ваш сон.
Вдоволь налюбовавшись на ошеломленное лицо принца, Меф неожиданно расхохотался.
- Прошу простить меня, - дрожащим от смеха голосом проговорил он. – Но это и в самом деле… Это и в самом деле не стоило того, чтобы вы просыпались. Мне жаль, что так вышло. Позвольте объяснить вам. Вышло так, что в ту же ночь, как Локи проник в королевство, я проник в Асгард. Мне было приказано следить за Одином, так как главнокомандующий полагал, что в отсутствие Яхве, да будут благословенны дни его, правитель Асгарда предпримет что-нибудь дикое. Поэтому я задержался, когда вы… звали меня. И задержался еще… Прошу прощения. Таким образом, мы с Локи пересеклись на дороге, которой вы пользуетесь, чтобы добраться до Черной Башни. Как и следовало ожидать, он не обратил на меня никакого внимания, а я отправил с Южным сообщение о том, что он находится на нашей территории. Таким образом, главнокомандующий не только знал, что Локи среди нас, но знал также, как он выглядит. Это существенно упрощало дело. Я приказал Южному следовать за мной, как только он доставит сообщение, чтобы наладить связь с королевством. Один обманул своего побратима, это было понятно с первого взгляда. Едва Локи отправился к нам, Один стал готовиться к нападению. Он не собирался дожидаться возвращения побратима, но, думаю, Локи лучше разбирается в его мотивах, так что послушаем иную версию, когда он придет в себя. Вы понимаете уже, к чему я веду? Главнокомандующий ожидал нападения, и нам очень повезло, что у нас есть принц Самаил. Асгард абсолютно уверен в том, что цитадель пала, и теперь его внимание ослаблено, дети Одина упиваются брагой и медом, празднуя победу. Нам же удалось захватить нескольких асгардцев и заполучить Локи, о большем и мечтать было бы глупо.
- Но как вам… Я понимаю, как Самаилу удалось создать иллюзию разрушения, но как можно было отразить реальные атаки?!
- Мой принц, - офицер взял его ладони в свои и внимательно посмотрел в растерянные синие глаза. – Я хочу, чтобы вы знали: с тверди невозможно нам навредить. Ваш отец позаботился о том, чтобы любые физические тела проходили сквозь королевство. Бессмертный велик по-своему, ему удалось создать дорогу, по которой можно подняться, но Один не использовал ее. Он мог сколько угодно забрасывать небеса камнями и горящими бревнами, но все, что ему удалось – это увидеть прекраснейшую иллюзию, которую Самаил сотворил после первых десяти ударов, чтобы правитель Асгарда решил, что сломал нашу защиту своими меткими попаданиями. Теперь вы понимаете, что вам не было нужды просыпаться?
- Не было нужды? – Гавриил выглядел абсолютно потерянным. – Не было нужды просыпаться в разрушенной комнате, скакать по разваливающимся коридорам, смотреть на трупы и жалеть их. Не было нужды думать, что я падаю, не было нужды сдирать ногти и бежать, не зная, что делать дальше? Быть уверенным в том, что я последний? Последний здесь? Не было нужды думать, что ты умер? Что Локи убил тебя? И хуже того, что это даже не ты был со мной прошлой ночью? Не ты спас меня от темноты?
- Абсолютно никакой, - офицер не дал смутить себя неожиданной истерикой. – Я удивлен, как вы сами не заметили этого.
- Как я…
Гавриил оборвал себя на полуслове и взглянул на офицера безумным, опустошенным взглядом. Мефодаил бессознательно обнял принца за плечи, на мгновение испугавшись, по-настоящему испугавшись за его рассудок.
- Мои глаза, - прошептал принц, ощупывая опущенные веки. – Мои глаза не разглядели этого, значит… МИХАИЛ!!!!
Гавриил рванулся, но руки офицера словно обратились в камень.
- Отпусти меня, идиот! МИХАИЛ!!! БЕГИ ОТТУДА, БЕ…
Оглушительный грохот сотряс землю, и принц захлебнулся криком, упав на офицера и больно прикусив язык. Пальцы Мефа разжались, Гавриил вырвался из его объятий, вскочил на ноги и повернулся в сторону казарм, оставшихся далеко позади. Когда они успели проделать такой длинный путь? Ветер донес треск горящих деревьев и крики раненых. Асгард оказался хитрее. Действительно, с тверди атаковать не было никакой возможности. Но теперь многие воины Асгарда крепко стояли на земле Небесного Королевства. А Локи с комфортом доехал на нем до нужного места. Гавриил застонал и повернулся к офицеру. Тот уже встал и успел отряхнуться от пыли, вернув своему лицу спокойное выражение. Даже взгляд казался несколько безмятежным.
- Будем прорываться, мой принц, - сообщил офицер так, словно речь шла о погоде. – Держитесь рядом и чуть позади. Вернуться в цитадель мы не можем, наша задача – не дать противнику добраться до нее. Не доверяйте своим глазам. Если мои размышления верны, это сделал кто-то из нас. Возможно, из вашей семьи. Маловероятно – из служащих. Сейчас есть только вы и я.
- И пепел, - добавил Гавриил.
Офицер перевел взгляд с леса на принца. Ветер донес останки деревьев и солдат до озер, где еще было относительно безопасно, но нарастающий гул подсказывал, что долго этому продлиться не суждено. Пепел оседал на черных волосах принца, на его лице и голых плечах, на кистях и стопах. Запах гари и крови щекотал нос. Приятный, возбуждающий запах.
- И пепел, - согласился Мефодаил. – Вашего брата в нем нет.
- Как ты можешь быть уверен?
- Никак, - офицер повернулся к принцу спиной, жестом приглашая его следовать за собой. – Но нам надо в это верить. Мы должны.
Когда раздался второй взрыв, Гавриил не стал оборачиваться и прибавил шаг. Шаткая вера могла быть разрушена простым дуновением ветра. Офицер вел его в тыл противника. Спина его оставалась идеально прямой, видно было, как под тонкой рубашкой двигаются мышцы. За все время, что они потратили на возвращение к казармам кружным путем, им не встретился ни один солдат. Ни один принц. Ни один небожитель. А потом земля разверзлась прямо под их ногами, и все, что Гавриил успел увидеть – это протянутую руку офицера. Он ухватился за нее, потянулся, но все равно упал. Рука осталась в его ладони, а сам офицер корчился на земле в некотором отдалении. Бесстрастное лицо исказилось страданием, белые зубы стиснуты, чтобы не было слышно стона. Но Гавриил все равно слышал, слышал их скрежет. Собственный крик застрял в горле.
- Если это очередная шутка Самаила, я сброшу его с башни, - спокойно проговорил он, подползая к офицеру и с трудом открывая его бездонную сумку, чтобы спрятать в нее оторванную конечность. – Планы меняются, офицер. Сейчас мы найдем Рафаила, он присобачит твою культяпку обратно, а уж после этого мы пойдем показывать асгардцам величие копья моего брата.
Тьма собиралась вокруг них. Гавриил чувствовал ее кровожадную пульсацию. Офицер медленно кивнул, поймав глазами взгляд принца и не отпуская его, словно это было последним, что могло удержать его на этом свете. Принц не исключал, что так оно и было на самом деле.
- Будет больно. Сейчас будет очень больно. Тебе нельзя кричать, ты понимаешь? Если ты закричишь, нас найдут. Я безоружен. Ты теперь тоже. Мы умрем. Или хуже. Ты будешь молчать?
Офицер проследил взглядом за рукой принца, в которой была зажата толстая горящая ветка. Теперь он смотрел только на нее. Гавриил дождался очередного медленного кивка, наклонился и прижался губами к дрожащему рту офицера. Собственные слезы мешались с пеплом и дымом. Он раскрыл рот, чтобы проглотить чужой отчаянный вопль, надрывный, долгий, страшный. Запахло паленой плотью, офицер сжимал его плечо уцелевшей рукой до темных пятен в глазах, и кричал, выл в его рот, вспахивая землю каблуками. Отбросив не нужную больше ветку, Гавриил встал, покачиваясь, взвалил на себя офицера, неспособного ровно стоять на ногах. Медленно побрел в сторону цитадели, надеясь, что Михаилу хватило ума отправить Рафаила с ранеными туда.
- Разрешите обратиться, - невозмутимо проговорил офицер, словно не он только что извивался под ним, корчась от боли. – Могу ли я считать это поцелуем?
Гавриил коротко хохотнул, не удержавшись, перехватил офицера поудобнее и не ответил. Взгляд его блуждал по нижним этажам цитадели, еще не охваченных огнем, но уже утонувших в удушливом сером дыму.

---

[размышления]

Дневники переплетаются иногда.

13.09.2014 в 21:39

Пишет  [F.F.]:

[.]
Маленькие схематичные болванчики помогают разобраться в персонажах, уделить больше внимания мелочам. Так, например, браслет для блокировки удара у Гавриила находится намного выше, потому что он пользуется клинками-близнецами, соответственно, стиль боя у него намного отличается от стиля Михаила, который пользуется копьем, и зачастую блокировать вынужден совершенно из другой позиции. Таким же образом отличаются и доспехи. Гавриил сам по себе легче и слабее брата, поэтому в тяжелых доспехах он банально не уйдет далеко, и вынужден подбирать легкие доспехи, которые не повлияют на его маневренность. Таким образом, у него остается больше уязвимых мест (включая волосы, за которые можно оттаскать), зато он быстрее и прыгает выше. Михаил же плавно двигается в сторону "танка", доспехи с течением времени выбирает все более и более тяжелые, в том числе и потому, что его будут пытаться извести в первую очередь.
Что касается повседневной одежды, платье Гавриила - это, конечно, стеб. Там не платье, а, скорее, туника, но спина действительно открыта, потому что Яхве старый маразматик, ему нравится смотреть на собственноручно сотворенные шрамы. На Гавриила что ни напяль - все будет смотреться по-бабски -_-"

Завтра продолжу познавать персонажей. Все равно заняться здесь больше как бы и нечем.

---

[продолжаем разговор]

Михаил. По тыку размер с читаемыми надписями.

Добавлена повседневная одежда и секрет. Раскрываем секрет номер один: почему всегда закрыта шея.

запись создана: 13.09.2014 в 21:14

---

[арт]

Я тут вспомнил, что не все вы есть у меня вк, то есть кое-что у меня еще осталось в загашнике. Это рисунок, на котором Люцифер все еще катает Гавриила на плечах. Глядя на него, мне почему-то одновременно весело и грустно.
И арт с рождением Гавриила. Имхо в кубе.

---

[время матчасти]

Предлагается рассмотреть Гавриила схематично, но под разными углами.

+2

---

[¡]

13.09.2014 в 11:44

Пишет  [F.F.]:

[дописался]
Мне на читальне в личку пришло сообщение от пользователя Небо: извините пожалуйста, но что вы там курите?



До этого пришел коммент, в котором некая Терри выражала ой-вей и прочие приятные впечатления, это меня погладило. Но вопрос от неба... Сами небеса озадачены

---

[℉℉]

Во что-то превращается этот дневник, во что-то не совсем творческое. Это уже не записки на полях, это я, и мне хочется, чтобы так было. Чтобы чувствовалось, что летописью я живу, дышу ею. Может быть, переберусь сюда с основного дневника. Что тут, что там - одно и то же, бесконечная глубина молчания, эхо от моего отчаянного крика: есть еще здесь хоть кто-то, кроме меня?!
Читаю Кинга, нежно люблю его слог и мир, который он вплел в реальность отсылками к "Оверлуку" и самому себе. Он помогает мне пережить потерю ноутбука, пусть и временную, помогает поразмыслить.

Мне одиноко и холодно, мне не с кем поговорить, обсудить свои идеи. Никто не хочет слушать, никому не... Никому не интересно, вот, я сказал. Потому что не формат? Или потому, что я не умею пиариться, навязывать свою работу кому только можно? Я не знаю, Папочка на Небесах, конечно, тоже не знает.

Одиноко. Холодно. Внутри.

---

[§]

Моя жизнь не усыпана лепестками цветов. Нервный тик. Правый глаз, пальцы правой руки. Надеюсь, что нервный. Что это не начало. Депрессия от отсутствия возможности печатать, от отсутствия мягкого перестука клавиш. Читаю Кинга. Он ставит мозги. Всегда любил его.
Надеюсь, ноут скоро вернется. Много мыслей.

---

[жизнь боль]

Сломавшийся ноутбук намекает на то, что мироздание не хочет моей летописи.

---

[карандашики]

Копирую запись с основного днева, потому что страна должна знать своих летописцев!

Опробовал новые карандаши. Немного яркости не помешает, я думаю. На фото цвета вышли не такими яркими, как они есть, и это очень печально, потому что эти карандашики подарили мне счастье. Летописцев вам!


Прослушать или скачать Queen It's A Kind Of Magic бесплатно на Простоплеер

Плюс адын тусклый летописец

---

[свиток одиннадцатый]

- Да уж… - Локи пнул какую-то головешку, отправив ее точно в щиколотку побратима. – Живописно, ничего не скажешь.
Один хранил молчание. Пока. Зацелованное всеми возможными ветрами, суровое лицо его темнело от гнева с каждой минутой все сильнее. Он стоял, опираясь на старое копье, сумрачно обозревая то, что осталось от города, в который начинали возвращаться жители. Возвращаться и рыдать у сожженных домов, мертвых кур, заклевал бы их дракон, и прочих радостей войны. Буря должна была разразиться с минуты на минуту, но Локи, против обыкновения, не стал запираться в своих покоях, делая вид, что его, вроде бы, и нет вовсе. То, что случилось с городом, было общей бедой, и разбираться с этим предстояло общими силами.
- Итак, - обманчиво спокойно протянул Один, не поворачивая головы. – Что ты думаешь обо всем этом?
- Сказал уже, - поморщился рыжий демиург. – Живописно. Но дешево и убого.
- Поясни.
- Скажи мне, славный Один, неужели вот это все тебя пугает? И, если да, то что именно?
- Не пугает. Злит. Меня чрезвычайно злит, Локи, вот это все, как ты изволил выразиться. Меня злит то, что младший принц был у тебя в руках, но, вместо того, чтобы использовать его как козырь, ты отпустил его, надеясь, что он подарит тебе Асгард. Ну как, братец? Подарил? Сделал он тебя королем Асгарда? – Один неожиданно рассмеялся, и смех этот неприятно резанул слух, словно воронье карканье. – Ты его отпустил. Но, видимо, твоя несдержанность проявилась на его теле настолько сильно, что его братья совершенно справедливо решили прийти к нам, и спросить у нас, какого дракона трахнутого у нас здесь делается. Пришли, и, видишь ли, не нашли тебя в городе. Конечно, они разозлились. И решили оставить тебе записку. Мол, повезло тебе, Локи, что ты слинял. Потому как, если б не слинял, то твою тушку мы прибили бы к воротам города, чтобы Одину отрадно было любоваться ею каждое сучье утро. Клянусь тебе, кобылий потрох…

читать дальше!

- Не надо, - резко осадил побратима Локи. – Не надо клясться. Ты уже поклялся однажды, когда смешал свою кровь с моей, и все, что произошло после этого, на твоей совести тоже.
- Сглупил я тогда, - огрызнулся Один. – До сих пор жалею.
Демиурги замолчали. Ветер приносил запах миндаля с гор, немного скрашивая картину общей разрухи. Один стоял, глядя куда-то далеко, туда, куда взгляд Локи не проникал, никогда не мог проникнуть. Куда-то за грань, в бездну, где обычно находились ответы на все вопросы. По его суровому, угрюмому лицу было ясно, что в этот раз с ответами вышла накладка. Локи не чувствовал вины за собой, потому что знал, что никому другому не удалось бы даже взглянуть на принца, не то, что поймать его. А уж за то, как он впоследствии распорядился своей добычей, винить его никак нельзя, потому что, во-первых, принцу был оказан поистине царский прием (большую часть пути до Черной Башни Локи пронес его на закорках), во-вторых, любой бы на его месте попытался выторговать что-то лично для себя, и, в-третьих, помимо принца Локи разжился важной информацией и наладил путь в Небесное Королевство, а это, при отсутствии так называемого козыря, было как нельзя кстати. Он едва открыл рот, чтобы напомнить об этом, как Один поднял ладонь, призывая демиурга к молчанию. Постояв еще немного, правитель Асгарда тяжело вздохнул и взглянул, наконец, на побратима. Взгляд его был тверд и тяжел.
- Твоя задача состоит в том, чтобы узнать, что происходит у небожителей. Я хочу знать все. Я хочу знать, чем занят их король. Я хочу знать численность их армии. Я хочу знать, что они планируют делать дальше, почему не довершают начатого. И еще ты узнаешь, каким путем младший принц приходил сюда. Я хочу знать, достаточно ли широка эта дорога. Потом ты, конечно, будешь наказан, - тон Одина неожиданно смягчился, став едва ли ни извиняющимся. – Сам понимаешь, им нужен кто-то, кто ответит за их страдания.
- И это, конечно, непременно должен быть я, - Локи невесело усмехнулся и потрепал побратима по плечу. – Я постараюсь устроить самое увлекательное представление на этот раз, братец. Постарайся не разочаровать меня.
Черты лица рыжего демиурга начали изменяться, едва Один озвучил последний приказ. К концу диалога они изменились совершенно, и теперь перед правителем Асгарда стоял небожитель, лицо которого кривила издевательская усмешка. Этому лицу она не шла совершенно.
- Надеюсь, ты выбрал правильную крылатую тварь, - сварливо проговорил Один. – Будет неприятно, если тебя вычислят.
- Не вычислят, - все еще развязно ответил Локи чужими губами, сопроводив свои слова игривым подмигиванием. – На этот раз я выбрал офицера разведки. Ну, бывай.
Демиург исчез, щелкнув пальцами перед носом Одина, и некоторое время еще звенел его веселый смех, диссонирующий с картиной разрушенного города.

Анубис брел вдоль Нила, поджидая солнце. Предрассветный холод нравился ему больше, чем дневной зной, и потому он всегда старался встать до восхода, чтобы успеть прогуляться вдоль реки, успеть надышаться ее сонным запахом. К тому же, недавно он стал замечать присутствие новых запахов, и хотел добраться до их источника. Чаще всего запах был один, был он очень сложным, трудно было вычленить из него составляющие, разложить их по полкам разума, чтобы понять, из чего состоит тот, кто приносит этот запах. Но иногда попадался и второй запах, вплетаясь в первый так, что казалось, будто запах один. Любой другой не заметил бы разницы, но Анубис замечал. Слабый цветочный аромат в общем безумии северного ветра с привкусом нездешних трав вспыхивал в его памяти каждый раз, как демиург приближался к реке. Острые шакальи уши шевельнулись, розовый язык мелькнул меж острых зубов. Анубис почуял и взял след. Теперь он старался двигаться бесшумно. Опустившись на четвереньки, пригибаясь к земле, он медленно двигался к источнику запаха, интенсивность которого увеличивалась, щекоча его чувствительный нос. Пахнуло влагой Нила, повеяло верхними ветрами небес, вспыхнул, ослепляя, сладкий аромат лилий. Анубис мотнул головой, задыхаясь, упал на колени, растерянный, сбитый с толку. На какое-то время нос его потерял чувствительность, и он напряг слух, ловя малейшее движение. Легкий всплеск со стороны реки заставил его подобраться и ринуться к источнику звука, не беспокоясь более о скрытности. Темный силуэт на фоне светлеющих небес. Словно женщина наклонилась, чтобы набрать воды. Длинные темные волосы ниспадают волнами, скрывая лицо. Тонкие кисти рук. Из-под странного нездешнего наряда виднеются беззащитные щиколотки. Анубис вытянулся в струну и прыгнул, вылетев из кустов как стрела, лязгнув зубами над ухом жертвы, подминая ее под себя. Грудь обдало теплым дыханием. Демиург замер, ожидая сопротивления, но жертва лежала неподвижно, раскинув руки.
- Что ты делаешь здесь в такой час? – хрипло поинтересовался Анубис, не успевший восстановить дыхание после броска.
- Я жду, когда появится Ра, и принесет солнце на своей голове, - донесся приглушенный голос.
Демиург поднялся на руках и с интересом взглянул на добычу. Добыча воспользовалась относительной свободой, смущенно закрыв руками лицо.
- Я не стану тебя есть, - уточнил Анубис на всякий случай. – Мы не едим детей неба.
- Как ты узнал? – добыча отняла ладони от лица, на котором явственно читалось неподдельное изумление.
- Ты пахнешь небом, - терпеливо пояснил демиург. – Не так, как мы. Ни от кого из нас так не пахнет. Даже от Ра, хоть он и утверждает, что бывал там. Ты не женщина.
- Нет, - добыча улыбнулась.
- И не мужчина.
- Нет.
- Почему?
- Ты очень любопытен. Не кажется ли тебе, что разговор лучше было бы продолжить в более удобном положении? Ты компрометируешь меня перед моими братьями.
- Они смотрят?
- Нет, - добыча рассмеялась. – А ты понимаешь шутки?
- Иногда, - Анубис пошевелил ушами, размышляя. – Ра скоро появится, но нельзя, чтобы он тебя видел. Пойдем.
Демиург поднялся, увлекая небожителя за собой. Прикосновение нежной кожи было ему приятно. Ни у кого из его родных такой кожи не было. Иссеченная песком, она была груба и тверда, как и они сами. Даже руки Исиды были грубыми. Остановившись в тех же кустах, из которых он недавно выпрыгнул, Анубис молча опустился на землю, ожидая, пока небожитель последует его примеру, и украдкой изучая его, склоняя голову то на один, то на другой бок. Теперь он казался более женщиной, чем мужчиной, но запах, исходящий от него, не был ни женским, ни мужским. Искусно сотканная иллюзия плоти, но не сама плоть. К ней можно было прикоснуться, и она была бы так же мягка, как настоящая, возможно, даже мягче. Но эта плоть не могла умереть, не могла стать плодородной почвой для взращивания потомства, не могла познать тяжесть бремени, и предшествующее тому наслаждение. Она была такой же замысловатой одеждой, как те, что скрывали ее от взглядов. Анубис ткнулся носом в живот небожителя, и тот рассмеялся, без страха положив ладонь на его голову точно между ушами.
- Не пытайся понять меня, - попросил он. – У тебя выйдет не больше, чем у твоих братьев.
- Никто из них не слышит твоего запаха, - пояснил демиург. – А я слышу.
- И что же он говорит тебе?
- Многое. Я знаю тебя так, как не знает никто из них. Мне жаль тебя. И жаль себя. Мы никогда не поймем друг друга. Горести и радости у нас разные.
Небожитель не ответил. Анубис почувствовал, как дрогнула легкая рука между его ушами, но и только. Солнце медленно поднималось из-за горизонта. Ладья Вечности, как все называли ее, медленно выплывала на место, видное молчаливым зрителям. Отсюда действительно казалось, будто Ра несет солнечный диск на собственной голове, но это впечатление проходило так же быстро, как солнце поднималось над берегами Нила. Ладья медленно проплыла мимо, оставив после себя едва различимый скрип уключин и сварливое бормотание Сета, сидевшего на носу. Рассвет настал, и забрал с собой недомолвки и тени предрассветной тишины. Анубис подумал, что совершенно не хочет видеть небожителя теперь, когда солнце освещает его, потому что непременно что-то изменится, если он увидит его четко. Если он увидит его глазами, а не носом.
- Здесь проплыли твои горести, не так ли? – нарушил молчание небожитель.
- Откуда знаешь?
- Я тоже слышу кое-что, получше запаха.
- Что?
- Я слышу твою душу.
Анубис повернулся к собеседнику и безотчетно облизнулся. Весь он вызывал в демиурге небывалый диссонанс. Нос твердил ему, что плоть, в которую он облек себя, иллюзорна. Глаз видел тонкую шею и ложбинку между грудей, видел полные губы и подведенные глаза, цвет которых казался глубже из-за тени ресниц.
- Я смутила тебя, - небожитель улыбнулся красивыми женскими губами. – Прости. Я всего лишь стараюсь понять вас. Попытаться быть… такой же.
- Ты не сможешь, - демиург мотнул головой. – А отец накажет меня, если узнает, что я говорил с тобой.
- Тебе нужно подумать и осмыслить, - женщина покачала головой. – Я понимаю. Ты не будешь против, если я приду сюда снова?
- Прячься, - посоветовал Анубис. – Другие не понимают, какой ты. Они могут сделать тебе больно. И ты запомнишь только боль, и навсегда перехочешь быть таким, как мы.
- Я бы хотела, чтобы ты тоже приходил. Мне понравилось говорить с тобой. Ты кажешься мне не таким, как твои братья.
- А какими тебе кажутся мои братья? – заинтересовался демиург.
- Они врут, - неожиданно грустно ответила женщина. – Они убивают друг друга. Из-за глупых, плохих чувств. Вы и без нас находитесь в состоянии бесконечной войны, но воспринимаете это как нечто совершенно нормальное. Вы ничего не приносите Терре. Вы только используете ее. Подумай над этим, пожалуйста. Анубис…
Она подняла голову, и демиург внезапно осознал, что все звуки куда-то исчезли. Остался только ее запах, дурманящий, тяжелый аромат цветов, которые он видел лишь однажды, в саду Черной Башни. Теперь он думал, что Кащей высадил их, чтобы спрятать от него запах этой женщины. И понимал его.
- Я подумаю, - пообещал он. – Если тебе так хочется.
- Я хочу спасти как можно больше демиургов, - сказала она, и Анубис сразу ей поверил. – Я говорю, с кем удастся, и предлагаю одно и то же. Оставьте свой дом, примите наш. Живите в нашем доме, пока идет война, а потом селитесь на прежних местах, как наши братья. Ведь мы предлагали это в самом начале, но ваши хозяева решили все за вас. Я говорю хозяева, потому что даже наш король не позволяет себе принимать решения, не посоветовавшись с нами. Я не хочу войны, но, раз ее не избежать, хочу успеть спасти хотя бы кого-нибудь. Пожалуйста, Анубис, - руки женщины прошлись ласкающим движением по предплечьям демиурга. – Будь благоразумен.
- Я вырос здесь. Здесь мой дом.
- Твоя мать выбросила тебя! Выбросила! – женщина вскочила и принялась ходить вокруг ошалевшего демиурга. – Своего ребенка! Единственное ваше счастье, единственный ваш смысл, она выбросила, только лишь потому, что не перед тем раздвинула ноги! Чем, скажи мне, чем думала она?! Ею руководила одна лишь похоть, и я могу ее понять, потому что Сет выглядит ужасно… Но, задери вас дракон, разве так можно!? Вы только и делаете, что уничтожаете друг друга, уничтожаете жизнь! Мы же хотим подарить ее! Спасти Терру! Неужели ты не видишь, - женщина наклонилась, и глаза ее заполнили все. – Неужели ты не видишь, как прекрасен мир, в котором ты живешь?
- Ты любишь наш дом? – Анубис слышал свой голос словно со стороны, весь он был собран в центре груди, слушал, как громко бьется его сердце.
- Я безумно люблю его. И безумно люблю вас. Тебя. В этом моя погибель.
- Почему? Почему ты меня любишь?
- Ты славный, - женщина улыбнулась и провела ладонью по шакальей морде. – Умнее всех остальных. Я хочу, чтобы ты пришел ко мне однажды. Но, умоляю тебя, успей сделать это до того, как ваши короли начнут войну. Они не простят моему отцу…
Анубис молча ткнулся носом в ее ладони. Она долго гладила его между ушами. До самого заката они больше не проронили ни слова. С последним лучом солнца она ушла, но запах ее остался, и демиург берег его, как самую дорогую свою драгоценность, пока северный ветер не набросился на воды Нила, сбив запахом илистого дна счастье Анубиса.

Идзанами сидела, поджав под себя ноги, водя кистью по темной воде. Ее брат и муж Идзанаги располагался неподалеку. Он полулежал на меховой подстилке, внимательно следя за ее движениями, изредка отправляя в рот кусочки фруктов. Между супругами только что состоялся важный разговор, и никто из них еще не решил для себя, что из этого вышло. Молчание нарушил супруг.
- То, что ты делаешь, печалит меня, - сказал он. – Это трудно, должно быть.
- Для женщины нет ничего проще, - мелодично откликнулась супруга. – Это убережет нас от войны, которая неминуемо наступит.
Идзанаги промолчал, осмысливая ее ответ. Идзанами выводила узоры на воде, пряча лицо, бледное и мокрое от слез. Супруг явился неожиданно, в тот момент, когда она, полуодетая, расчесывала волосы, чтобы уложить их к визиту принца. Все ее предприятие оказалось под угрозой, и она извела себя, пытаясь придумать, как доставить принцу предупреждение о том, муж вернулся с совета. Мысль о том, чтобы написать на воде, пришла неожиданно. Идзанами даже подумала сначала, что сошла с ума, но вскоре поняла, что кто-то вложил эту мысль в ее голову. Окончательно она уверилась в этом, когда на водной глади проступил ответ. «Расскажи ему», - говорила вода. Идзанами не могла не повиноваться. Значило ли это, что визиты принца закончатся, что больше никогда не увидит она его лица, такого красивого, такого странного? Что больше никогда не прикоснется она к его волосам, и руки его больше никогда не обнимут ее за плечи? Идзанами плакала и врала, и голос ее не смел дрогнуть, потому что она спасала не только самое себя, она спасала свою любовь, на которую прежде считала себя не способной.
- Ты любишь его? Скажи мне. Любишь?
Идзанаги приподнялся на локте, требовательно глядя на прямую спину своей жены. Никогда он не видел ее такой, никогда он не слышал такого спокойного ее голоса. Во всем этом было что-то странное, и в том, что она затеяла упражняться в каллиграфии на волнах, тоже было что-то необъяснимо глупое, и потому пугающее. Никогда его супруга не вела себя так, и не должна была вести. «Расскажи ему», - потребовала вода снова, и Идзанами закрыла свободной рукой рот, чтобы не издать горестного вскрика. Значит, говорила она себе, все действительно кончено. Как и любой мужчина, принц отступил при одной только опасности быть обнаруженным. Но, едва она раскрыла рот, чтобы признаться во всем, водная гладь покрылась рябью. «Расскажи ему об узнике Бездны, глупая Идзанами», - говорила новая надпись. – «Расскажи принцу обо всем. Посейдон». Женщина уронила кисть и едва удержалась от того, чтобы покрыть водную гладь поцелуями. Ничего еще не было кончено, все еще только начиналось, все еще могло быть спасено! И, когда ее супруг повторил свой вопрос, Идзанами легко и весело ответила:
- Конечно, нет, мой дорогой супруг. Что за глупости?
И он, почему-то, сразу ей поверил.

Михаил стоял , погруженный в воду по пояс. Босые ступни его увязали в мягком дне, маленькие рачки кусали его ноги, медузы облепляли тело. Он чувствовал, как становится частью моря, как оно все, вместе со всеми его жителями, льнет к нему, затягивает его, и потому абсолютно не удивился, обнаружив себя погруженным под воду совершенно.
- Как тебе нравится мой дом? – проговорило море знакомым, низким голосом. – Хочешь ли ты остаться здесь?
- Мне будет здесь слишком одиноко, - честно ответил Михаил. – Вся моя семья останется в другом месте.
- Ты только что ответил на вопрос, который изволил задать мне в нашу прошлую встречу.
- Следует ли мне понимать это так, что ты отказываешься? – Михаил не дал своему голосу дрогнуть, но окружавшие его воды внезапно показались ему темными и враждебными.
- Тебе следует помнить об этом, небожитель, - лицо Посейдона возникло прямо перед ним столь внезапно, что архистратиг невольно отпрянул. – Тебе следует всегда об этом помнить. Я продемонстрировал свою лояльность только что, но ты еще не знаешь об этом, и, может статься, не узнаешь никогда. Если однажды ты захочешь знать, почему я принял твое предложение, то вспомни то, что я скажу тебе сейчас, ибо я больше никогда этого не повторю. Из всей моей семьи нашелся лишь один желающий обойтись без войны. Это я. В твоей семье многие носят подобные мысли. Это убедило меня. Правда, тот факт, что ты сам отказываешься это замечать, несколько портит дело.
Михаил рассмеялся, поднимаемый огромными ладонями над поверхностью. Солнце в этой части Терры клонилось к закату, и его последние лучи не могли дать достаточного тепла. Архистратиг дрожал, промокший до нитки, побледневшее от холода лицо его выглядело слишком юным. Посейдон задумался над тем, сколько ему лет. Главнокомандующий войсками Небесного Королевства выглядел юнцом, которому олимпийцы не доверили бы настоящего оружия. Однако Яхве поручил ему командование, дал ему оружие и возложил на его плечи ответственность за своих братьев, за их жизни и за их смерти. У всех небожителей были лица безусых юнцов, и на каждом из них уже алели капли крови. Понимал ли Михаил, через что ему предстоит пройти? И, если да, то не искал ли он поддержки у Посейдона потому, что знал, что может не выдержать?
Долгие, серьезные разговоры велись в эту ночь глубоко в море. Счастливо вздыхала спящая Идзанами, прядал ушами Анубис, ожидающий рассвета. Черная Башня упиралась шпилем в небеса. Кащей стоял у огромного окна, одинокий, покинутый всеми. Игла, что он дал Исиде, все еще оставалась у нее, и надо было сниматься с места, идти к ней, униженно просить вернуть то, что всегда принадлежало ему. С демиургами так бывало всегда. Добившись от него вмешательства, они снова забыли о его существовании, как и о необходимости быть благодарными. Забыл о его существовании и принц, от которого не приходило ни одного известия с тех пор, как Асгард был атакован. Возможно, Гавриил предполагал, что Кащей осудит его, и предполагал совершенно зря, потому что Бессмертный отличался от демиургов хотя бы тем, что имел способность сопоставлять и размышлять, что позволило ему прийти к выводу, что в атаке на Асгард вины Гавриила не было никакой. Попросту потому, что она не была ему выгодна. Личные мотивы принца оставались для Кащея загадкой, и в его лояльность он ни капельки не верил. Поэтому, распалив себя мыслями о собственной брошенности и незначительности, Кащей раскрыл окно и взмахнул руками, творя прямо из воздуха лунную дорогу, по которой принц всегда приходил к нему. Он прождал у окна до рассвета, но дорога осталась пуста. Ни шелеста, ни вздоха не донеслось со стороны Королевства. Возможно, в эту ночь принц отсутствовал. Возможно, в эту ночь он безмятежно спал. Возможно, томился в подземельях цитадели за то, что не подчинился отцу. Возможно было все. С каждой секундой нового дня лицо Бессмертного становилось все темнее, взгляд его становился все жестче. Поэтому он не раздумывал ни минуты, когда Локи явился к нему в обличии невидимого офицера и заявил, что ему нужна лунная дорога. Рыжий демиург успел зацепиться за последние мгновения ее существования. Ноги его коснулись тверди небесной аккурат в тот миг, как дорога растаяла, отрезав демиурга от Черной Башни. Приняв самый беспечный вид и насвистывая, Локи отправился прямиком в цитадель. Неприкрытая скорбь на лице Бессмертного подсказывала ему, что он легко найдет то, что ищет.

---

[результаты]

Учитывая, что голосовалки я сделал аж три штуки (упрлс), мнения разделились очень и очень. По итогам я решил удовлетворить желания каждого проголосовавшего, и написать обо всем, за что было проголосовано. Голоса помогли мне распределить очередность описываемых событий и составить некий план свитка. В итоге он получился таким:

- Асгард
- Нил
- Идзанами
- Посейдон
- Черная Башня

Надеюсь, я смогу сделать это. Спасибо всем!

---

[рабочее]

Процесс написания летописи встал, потому что встал у летописца. Такое случается, бороться с этим я не намерен, но несколько неуютно становится от того факта, что я не могу контролировать себя в определенные моменты. Я сознательно отказался от сублимации, и последний свиток был неприятным исключением из правила. Да, он раскрыл персонажей с определенных сторон, но можно было бы обойтись и без этого. Или нельзя? Слишком много возникает вопросов.
Я не знаю, о чем хочу написать дальше. Об Анубисе, продолжая его историю и то, к чему он в результате придет. Об Асгарде, и о том, что происходило там после атаки небожителей. О Черной Башне и Кащее, который совсем не то, чем кажется. Я не знаю, с чего стоит начать. Поэтому предоставлю выбор вам. Если вы еще есть. Итак...

---

[ассоциативное]

Прослушать или скачать LAREINE DRESS CODE бесплатно на Простоплеер

---

[.]

Ехал в маршрутке домой. Сижу, зажатый между двумя дамами с сумками. Перечитываю десятый свиток, выложенный на избе-читальне. И что-то мне как-то слишком уж тягостно стало, давят на меня со всех сторон. Смотрю - обе дамочки через плечо перегнулись и читают. Глазки блестят, ротики пооткрывали. Это успех, ящитаю. Если не донесу до людей то, что хочу донести, так хоть сударыни бальзаковского возраста письку потрут

---

[свиток десятый]

О страхе темноты. Дисклеймер: я НЕ описываю гомосексуальные отношения, поскольку в отношении небожителей само понятие гомосексуализма не приемлемо. Благодарю за внимание.


Тьма пульсировала, шипела, шептала. Ею были устланы коридоры. Ею были опутаны зеркала. Искусная иллюзия ночи усугубляла воздействие тьмы. Ненастоящая луна на месте солнца, ненастоящие звезды, раскиданные как попало, без соответствия настоящим. Тьма душила. Гавриил с трудом продирался через нее, чтобы распахнуть балконные двери и впустить прохладный ветер. Этим занимались Невидимые. Усилия Самаила, творящего иллюзии, усилия Невидимых. Все это лишь для того, чтобы королевской семье жилось вольготно и приятно. Ослабевшие от долгих тренировок с клинками руки обессилено повисли на ручках балконных дверей. Гавриил дышал тяжело и хрипло, по груди градом катился пот, мокрые волосы прилипли к лицу, губы обветрились и потрескались так, что видны были черные капельки крови на подбородке. Принц занимался в зале, оборудованном специально для него, до поздней ночи. Он еще не привык к тому, что с легкой руки Самаила в Королевстве появилось это время суток, и потому сильно задержался. Когда он распахнул дверь зала, тьма хлынула ему под ноги, словно бурлящий водный поток. Гавриил едва не захлебнулся в ней. Теперь она проникала внутрь его тела, он чувствовал, как расползаются под кожей ее тонкие щупальца. Ему нужен был воздух, но уставшие руки бессильно царапали двери, не в силах их открыть. Иди ко мне, - говорила тьма. Не бойся меня. Я не обижу тебя. Я всего лишь пленник. Всего лишь узник темницы. Здесь нет времени. Здесь нет ничего. Но я чую тебя. Я тебя чую. Где ты? Гавриил тонко застонал и опустился на колени, закрывая лицо руками. С каждым днем становилось все хуже.

читать дальше!

- Меф… - тихо позвал принц. – Меф, я знаю, ты слышишь меня…
Я чую тебя. Где ты? Когда ты? Иди ко мне. Иди ко мне, Гавриил, сын своего отца, внук моего генерала. Иди ко мне, убийца, убийца детей. Я не обижу тебя. Я всего лишь пленник. Всего лишь…
- Мой принц.
Сильные руки оттащили Гавриила от балконных дверей, и так уже открытых. Тьма потихоньку отступала, она не любила никого, кроме принца, и уходила, стоило кому-то появиться. В глазах все еще двоилось, но принцу удалось быстро сфокусироваться на лице Невидимого и улыбнуться ему.
- Я давно не получал от вас лилий, - заметил офицер. – Вы были заняты?
- О, безумно. К тому же, радость встречи сильнее ощущается после долгой разлуки.
- Этому вас научила Идзанами?
- Ревнуешь, - Гавриил не спрашивал, он утверждал, и бледное лицо его озарилось слабой улыбкой потрескавшихся губ. – Ревнуешь, офицер. Я так и не поблагодарил тебя за то, что ты для меня сделал.
- Я выполнил ваш приказ, не более того. – лицо Мефодаила, как всегда, не выражало никаких эмоций, и нельзя было сказать, задело ли его замечание Гавриила относительно ревности.
- Ты выполнил его блестяще. Расскажи мне, как это было. Пожалуйста. Но сперва отнеси меня на кровать.
Офицер молча поднял принца на руки, удивившись про себя тому, насколько же он легок, почти невесом. По виду этого сказать было никак нельзя. После усиленных тренировок Гавриил сильно набрал в мышечной массе, тонкие руки больше не казались слабыми, офицер чувствовал сильные мышцы под тонкой кожей. Принц становился похожим на других своих братьев внешне, но внутренне оставался все тем же непостижимым созданием, чьих мыслей офицеру никогда не угадать. Аккуратно положив принца на кровать, он собирался благовоспитанно отдалиться, но Гавриил удержал его, жестом приказав сесть рядом. Ощущая тепло его тела бедром, офицер не глядел на принца, зная, что тот изучает его, пытаясь считать эмоции. И потеряет всякий к нему интерес, когда, наконец, сможет это сделать.
- Итак, мой принц, я отправился в Асгард, как вы и приказывали, - начал офицер, с интересом наблюдая за полетом Михаила, разминающего крылья над плацем. – Задача моя не была сложной с самого начала, ведь вы любезно взяли на себя Локи, зная, что он единственный в Асгарде, кто мог бы меня вычислить. Проникнув в город, я некоторое время побыл ветром. Я слушал и наблюдал, и вскоре услышал необходимую информацию. Вся оборона Асгарда заключалась в одной лишь иллюзии и небольших отрядах, ожидавших нападения со стороны гор. Если мне позволено будет заметить, они до последнего считали, что мы нападем с тверди. Получив необходимую информацию, я поделился ею с главнокомандующим. Который, как вы, несомненно, знаете, принял единственно верное решение. Жаль, что оно привело к катастрофическим последствиям.
- Ты был там, - Гавриил снова утверждал, и ладонь его покоилась на бедре офицера, усложняя задачу. – Расскажи мне.
- Я проследил за воином, нарушившим наши планы. Он вернулся в Черную Башню.
- Бессмертный… - принц прикрыл глаза, сместив ладонь к колену офицера. – Что ж, за эту информацию полагается награда. Не желаешь ли ты познакомиться с моей сестрой?
- Мой принц?
Офицер против воли повернулся к Гавриилу, и нейтральное выражение исчезло с его лица, уступив место бескрайнему удивлению. Оказалось, что на кровати вместо принца давно уже лежит кто-то другой. Невидимый дернулся, но хватка ее длинных тонких пальцев оказалась железной, и Меф зашипел от боли в истязаемом колене.
- Сидеть, - приятным, бархатным голосом проговорила принцесса. – Наклонись.
Офицер молча подчинился. Глаза принцессы были такими же большими и синими, как и глаза принца. Лицо ее, округлое, мягкое, серебрилось в свете искусственной луны. Пухлые, алые губы то улыбались, то раскрывались, позволяя взглянуть на ровные жемчужные зубы. От нее пахло так же, как от принца. Травами, потом, страхом. Вожделением. Этот запах офицер впервые опознал в кузнице, когда застал Сварога с какой-то женщиной, по виду – его женой, но в нравах демиургов можно было запутаться.
- Если я прикажу тебе умереть, ты умрешь? – неожиданно спросила принцесса, выводя тонким пальчиком замысловатые узоры на груди офицера.
- Да, - выдохнул Меф.
Прекрасное видение рассеялось, едва офицер ощутил, как внутри него разгорается пламя. Он едва сдержался, чтобы не отшатнуться от смеющегося лица принца, поджал губы и заставил свое лицо перестать выражать что-либо. Но Гавриил уже видел, он уже чувствовал запах страсти, исходящий от офицера, и теперь веселился, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться неприлично громко.
- Прости меня, - сквозь смех попросил он. – Мне нужно было узнать, как это действует на других.
- Зачем? – глухо поинтересовался Меф.
- Демиурги удивительно привязаны к плоти, - принц перестал смеяться, и взглянул на офицера серьезно и прямо. – Их можно заставить сделать что угодно, покажи только женскую плоть. Увы, в нашем роду никогда не было женщин, и отец сотворил меня подобным себе, как и остальных моих братьев. Так мы будем жить, так мы будем влачить вечность, и однажды выберем себе спутника из своей семьи. И создадим таких же, как мы, и будет их ждать та же участь. В своих путешествиях и разговорах я выяснил одну важную деталь. Мы любим души друг друга. Демиурги любят тела. Любят их настолько, что совершенно забывают о душе. Поэтому они ползают под нашими ногами, а мы живем здесь, высоко над ними. Для того, чтобы подчинить их, мне пришлось создать себе плоть, способную их соблазнить.
- Не только их, - неосторожно заметил офицер, вызвав очередной приступ хохота.
- Я заметил, - Гавриил улыбнулся и привлек офицера к себе так, что кончики их носов соприкоснулись. – Я знаю, что твой несовершенный дух тянется к моему, как мотылек на Терре тянется к пламени костра. И ты знаешь, что ждет тебя, если я позволю тебе прикоснуться ко мне. Ты сгоришь. Сгоришь быстро, но мука твоя будет столь сильна, что мгновение покажется тебе вечностью. Отец сожжет тебя, потому что его собственный дух привязан ко мне так сильно, что без меня он не сможет существовать. Мои старшие братья сожгут тебя, потому что ты из другого сделан, а значит – не можешь соединиться со мной, не можешь дать королевству ничего. Твое несовершенство очевидно, я ощущаю его так же сильно, как ты ощущаешь совершенство моей души. Я не могу тянуться к тебе, Мефодаил, я не могу любить ни твой дух, ни твое тело.
- Позволь мне любить тебя, - офицер смотрел прямо, глаза принца заполняли все пространство перед ним. – Я не прошу о большем. Век офицера короток. Я погибну сегодня или завтра, или через день. Ты всегда можешь послать меня на смерть, всегда можешь дать мне задание, с которым я не справлюсь, но сейчас, здесь, позволь мне любить тебя, чтобы ты, рассуждающий о любви и предназначении, хотя бы получил представление о том, что это такое, и не пропустил тот миг, когда твой собственный дух захочет стать частью кого-нибудь из твоей семьи. Неужели Идзанами околдовала тебя, и ее поцелуи, ее плоть значит для тебя больше, чем то, что могу дать тебе я? Ты сам говорил о различии между нами и ими, почему же тогда я вижу в твоих глазах отражение ее лица? Я отведу от тебя всякую беду, всякую стрелу, ни один демиург не прикоснется к тебе, если ты того не пожелаешь, я стану твоим щитом и твоим мечом, я стану твоим зеркалом, в котором ты увидишь отражение собственного страха никогда не узнать любви и не быть никогда любимым, я…
Гавриил накрыл ладонью горячо шепчущие губы, нахмурился, оттолкнул офицера и кивком головы указал на дверь. Мефодаил молча поклонился, ругая себя за настойчивость и неожиданное проявление эмоций. Тьма медленно наползала из углов. Гавриил кусал губы. Тьма обворачивалась вокруг ног, сжималась тугим кольцом, дышать становилось все труднее. Мефодаил развернулся, чтобы уйти. Принц бросился к нему через всю комнату.
- Не оставляй меня одного, - выдохнул просьбу, словно приговор. – Останься. Пока ты здесь, тьма не придет за мной.
Мефодаил поклонился снова. Проводил принца к ложу, помог лечь. Единственной тьмой в светлых покоях Гавриила был он сам, безмолвно стоявший у изголовья кровати и глядевший на то, как принц спит, не смевший прикоснуться к нему даже за тем, чтобы убрать выбившуюся влажную прядь с его лица. На смену иллюзорной луне приходило настоящее солнце. Мефодаил едва заметным движением руки приказал шторам задернуться, чтобы солнечный свет не разбудил принца, и снова замер. Неслышимый, невидимый, нелюбимый.

---

[свиток девятый]

... в котором мы продолжаем реанимировать предыдущий вариант летописи, дополняя его новыми подробностями.

Нефтида сидела на раскинутом плаще и смотрела на своего сына. Он любил прогуливаться вдоль Нила, любуясь зеленоватой водой и блеском солнца на ней. Такой юный, но уже такой серьезный и спокойный. Нефтида никогда не видела его играющим с кем-нибудь. Прогулки вдоль реки были единственным его досугом. Обнаженный загорелый торс Анубиса лоснился от масла, которым мать намазала его кожу, не обращая внимания на учтивые протесты. Острые шакальи уши ни секунды не оставались в покое, прислушиваясь к каждому звуку. К плеску воды, к жужжанию мух, к шуму ветра в обожженной солнцем траве.
- Мама, - Анубис остановился и повернулся к ней, взглянув внимательными, добрыми желтыми глазами. – Пожалуйста, ответь мне.
Нефтида вздохнула и принялась мять одежду дрожащими пальцами. Она знала, что однажды этот день придет, но надеялась, что Анубису хватит мудрости не спрашивать об этом. Во всяком случае, он спросил ее, а не мужа, и за это следовало быть благодарной.
- Я не хотела, чтобы он убил тебя, - ответила она мягко, но Анубис поморщился от этих слов. – Послушай, я действительно…
- Может быть, сейчас ты действительно так думаешь, - согласился он неохотно. – Но тогда боялась лишь о себе. О чем ты думала, когда… Мне мерзко продолжать. Что ж, я рад был увидеть тебя, но зачем ты все-таки пришла? Спустя столько времени.
- Я хотела увидеть, каким ты стал, - Нефтида поднялась и улыбнулась сыну. – Я вижу, Исида воспитала тебя правильно.
- Возможно, правильнее, чем воспитала бы ты, - Анубис отвернулся, показывая, что разговор окончен.
Мать вздохнула и медленно побрела прочь, ища в себе раскаяние за содеянное. Однако оно почему-то не находилось. Даже теперь, увидев взрослого сына, почти ставшего мужчиной, она не могла заставить себя жалеть о том, что отказалась от него. Иначе поступить она просто не могла.

читать дальше!

Анубис постоял еще немного, раскачиваясь с пятки на носок, и продолжил свою прогулку. От встречи с матерью осталось неприятное послевкусие, которое хотелось сплюнуть как горькую слюну. Он не испытывал к ней ненависти, но детская обида, затаившаяся где-то глубоко внутри него, снова вышла на первый план, и от нее не так-то просто было отмахнуться. Анубис не мог винить ее за связь с Осирисом. Сета он видел лишь однажды, но одной встречи хватило, чтобы шерсть на загривке встала дыбом. Анубис обладал великим даром: обостренным чувством справедливости. Сет справедливым никак не выглядел. Своими шакальими глазами Анубис видел, как бушуют в нем страсти, как обуреваем Сет завистью к брату и жаждой власти. Ему неприятно было находиться рядом с мужем матери, и их встреча закончилась очень быстро. Уходя, Анубис чувствовал, как жжет его ненавидящий взгляд Сета.
Для всех его каждодневные прогулки вдоль Нила оставались всего лишь прихотью, однако он знал, что Сет нервничает, и не мог сдержать улыбки. Чувствительный нос Анубиса чувствовал запах своего отца. В то время как Исида прочесывала окрестности, он исследовал Нил, подозревая, что Сет вполне мог просто сбросить останки в реку, надеясь, что быстрое течение унесет их прежде, чем Исида заподозрит неладное. Анубис наклонился и принюхался. Запах ила и тины не смог перебить родной запах Осириса, и молодой бог смело шагнул в воду, опустившись на четвереньки и почти захлебываясь. Левая рука отца зацепилась за какую-то корягу, и Анубис облегченно вздохнул, вытащив ее из воды и прижав к груди как самое драгоценное сокровище. Исида будет счастлива.
Он вернулся домой к закату, когда продолжать поиски уже не было сил. Исида сидела за столом, устало положив голову на скрещенные руки.
- Матушка, - Анубис положил руку ей на плечо, и женщина вздрогнула, просыпаясь. – Я нашел. Не думаю, что тебе следует это видеть, но… - его уши смущенно прижались к голове, и Исида невольно улыбнулась, любуясь добрым и искренним пасынком. – Но я совсем не умею шить. Я могу отправиться на поиски с рассветом, но не думаю, что смогу найти… в общем… я не нашел только одну часть, и я не знаю, как…
- Вот как, - Исида вскинула брови. – Не печалься, не исключено, что Сет вообще это съел, или сжег. Он ведь злился на него за… за тебя. Ничего удивительного, что ты не нашел, и не думаю, что есть смысл искать. Я люблю его не за это, и ты в нашем доме – живое тому доказательство. Пойдем.
Она встала и прошла в смежное помещение. Анубис двинулся следом, сильно прижимая к груди останки отца, завернутые в плащ. На этом плаще сегодня днем сидела его настоящая мать. Странно было чувствовать, как перемешались эти запахи. Неужели в нем есть что-то от нее? Неужели он тоже способен на такой поступок, на такой нечестный, мерзкий поступок? Анубис помотал головой, отгоняя неприятные мысли. Нет, конечно, он не способен. Дети учатся на ошибках своих родителей. Он никогда никого не бросит. Не бросит Исиду, не бросит Осириса. Не бросит своих детей, если они у него будут. Положив ношу на каменную плиту, Анубис развернул плащ и поддержал Исиду за локоть. Мачеха едва не упала в обморок от вида грубо расчлененного тела. Затем, справившись с минутной слабостью, она взяла нить, иглу, и начала аккуратно сшивать своего мужа. Анубис сидел рядом, наблюдая за тем, как она это делает и восхищаясь силой ее духа. На красивом лице Исиды выступил пот, она искусала губы до крови, но не отступилась от своей затеи, ни разу не остановилась, не присела передохнуть. Руки ее дрожали, она исколола все пальцы, но упрямо продолжала шить, и слезы катились по ее щекам от страха, что это не вернет его мужа, каким бы сильным ни было ее желание, и какими бы волшебными ни были нити.
- Позволь я закончу, матушка, - сказал Анубис, вставая и мягко отводя ее уставшие руки. – Приляг, пожалуйста, я запомнил, как ты это делала.
Исида взглянула на него с благодарностью, что-то по-настоящему родственное возникло между ними, и она подумала, что больше не считает его своим пасынком. Теперь Анубис был ее сыном. Строго говоря, он стал им в тот самый момент, когда она нашла его в зарослях у берега Нила, когда взяла на руки, и их глаза встретились. Он всегда был ее сыном, но только теперь она это поняла.
- Нет, дорогой, - ответила она. – Я должна довести это до конца. Ты уже сделал все, что смог.
Анубис кивнул и снова сел на пол, наблюдая за тем, как быстро и уверенно стали двигаться ее руки. Все, чего бы ему хотелось сейчас, заключалось в одном: он хотел, чтобы отец вернулся. Чтобы семья снова стала семьей. Больше хотеть ему было нечего. К рассвету он заснул, не заметив этого, и снился ему Сет, пожирающий потерянную часть отца. Во сне Анубис думал о том, что лучше бы Сету проглотить его целиком, потому что это все, чего мерзкий бог заслуживал.
Осирис не стал спорить с Сетом, когда тот заявил, что Божественный Совет затянулся, и присутствие на нем он считает верхом глупости. В его словах многие увидели здравый смысл, и многие покинули в тот день Черную Башню. В конце концов, демиурги получили то, что хотели. Кащей вмешался в происходящее, отбил Асгард, заставил армию Небесного Королевства захлебнуться собственной кровью и уползти, поджав хвост. Для демиургов смысл самого Совета состоял именно в этом. Они знали, что Бессмертный не сможет воспротивиться большинству их голосов. Сет и Осирис покинули Совет вместе, как и подобает братьям. Больше Осириса никто не видел. Анубис помнил еще, как Исида умоляла Кащея одолжить ей сокровище, спрятанное в яйце, и как хмурился Бессмертный, не отвечая на ее мольбы. Матушка стояла на коленях перед ним, и только лишь в таком положении он мог посмотреть ей в глаза, не запрокидывая головы. Но он не смотрел. И казался Анубису жалким, маленьким, не достойным слез мачехи. Дождавшись, пока Исида упадет в обморок от истощения, Кащей все-таки внял ее мольбам. Нехотя достал он шкатулку, выполненную в форме яйца. Как величайшую реликвию передал Анубису обычную иголку. И выставил их с матерью вон. Анубис стонал во сне, заново переживая все произошедшее, и по точеной шакальей морде текли обыкновенные соленые слезы.
Осирис сидел на кушетке, растерянно обнимая рыдающую супругу. Исида захлебывалась плачем, ее красивое, тонкое лицо сморщилось, краска, которой она подводила глаза, размазалась по щекам, но такой правитель нильских берегов любил ее еще сильнее. Женщина гладила его по плечам, по обнаженной груди, иссеченной шрамами, избавиться от которых не удастся никогда, трогала лицо, словно во сне, блуждая глазами по комнате.
- Родной мой, жизнь моя, господин мой, - шептала она, покрывая его тело поцелуями, не решаясь поверить, что он жив, что он снова с ней, и держит, улыбаясь, в своих ладонях ее лицо.
- Здесь, любимая, - он целовал ее, и она плакала еще сильнее. – Я здесь.

В тот момент, когда чувствительный нос Анубиса учуял незнакомый запах, Мефодаил стоял всего в нескольких шагах от него. Опустив флягу в воду, он размышлял о том, что все отличие Невидимых заключалось лишь в их способности мимикрировать под окружающую среду, сливаясь с ней и обманывая зрение противника. Однако они куда в большей степени, нежели Люцифер и Михаил, и уж тем более Яхве, хотели есть, пить и спать. Выдержка и выучка делали свое дело, и пока ни один солдат не свалился где-нибудь в тени, требуя кабана повкуснее и вина послаще, однако Мефодаил чувствовал, что недалек тот день, когда он сам поступит подобным образом, и весьма печалился по этому поводу. Первой его мыслью было вернуться и поговорить об этом с Михаилом. Этот сын Яхве, которому было поручено взять под свое командование всю армию, производил впечатление наиболее сообразительного и лояльного к солдатам существа. Яхве считал, что достаточно потрудился над ними, и они должны быть благодарны хотя бы за то, что существуют. Люцифер вообще не интересовался делами войска, предпочитая подавать идеи отцу и всячески «содействовать» в его делах. Однако набрав воды, напившись и хорошенько поразмыслив, Невидимый решил, что делать этого не стоит. Во-первых, вернувшись, он нарушит приказ, что само по себе сделает разговор невозможным. Во-вторых, не стоило лишний раз отвлекать Михаила от важных занятий. В конце концов, это личное дело каждого: как именно служить своему господину. И личное дело Мефодаила - контролировать своих подчиненных и себя самого.
На этом невеселом месте размышлений мокрый нос Анубиса ткнулся в плечо Мефодаила, и тот едва не рухнул в Нил. Следовало поговорить с Михаилом еще и об этом. Невидимость невидимостью, однако запах никто не отменял. Интересно, чем от него пахнет? Офицер присел на корточки и с интересом взглянул на любознательного демиурга снизу. Анубис продолжал принюхиваться, но на шакальей морде отразилась растерянность. Он только что уперся носом в преграду, и вот она исчезла, а запах остался. Он, конечно, знал о демиургах, способных обманывать зрение, но здесь пахло чем-то совершенно другим. Здесь пахло небом, пахло туманом, немного усталостью и чем-то еще, что Анубис никак не мог определить. Он попытался укусить место, откуда исходил запах, но Мефодаил вовремя уклонился от контакта, и зубы демиурга схватили пустоту.
- Дорогой, чем ты занят? – с другой стороны берега приближалась женщина, которую Мефодаил запомнил как мать Анубиса. – Темнеет, возвращайся домой. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
- Хорошо, матушка, - Анубис пристыжено прижал уши. – Прости, что заставил тебя беспокоиться.
Исида ласково обняла демиурга за плечи, накинув на него теплый плащ, и увела с берега, что-то тихо рассказывая, наклоняясь к острым ушам. Мефодаил проводил их взглядом и поймал себя на том, что безотчетно прикасается к собственным плечам, наблюдая за парой. Исида была красивой женщиной. Доброй и нежной, способной на многое ради дорогих ей существ. Это было видно по ее лицу, мягкому, но с оттенком тяжелых испытаний. Кроме того, она была матерью. Пусть и не родной, какое это имело значение? У Мефодаила не было даже отца, и своих подчиненных братьями можно было считать с большой натяжкой. Уходя с берега Нила, он хотел, чтобы Михаил никогда не почувствовал одиночества. В конце концов, этот сын Яхве был единственным, кого хотелось называть братом.
Дажьбог осторожно постучался в массивную дверь кузницы. Никто ему не ответил, из-за закрытой двери слышались удары металла о металл, шипение пара и приглушенные ругательства. Глупо было соваться к Сварогу, когда он творил, но Пресветлый ничего не мог с собой поделать. Макошь настояла на том, чтобы он его навестил, и Дажьбог не видел причины отказывать прекрасной богине. Он постучался увереннее.
- Не заперто, - раздался приглушенный ответ Сварога, и Дажьбог, помедлив, вошел.
- Чем именно ты занят, позволь спросить? – поинтересовался он, останавливаясь недалеко от двери и страдая от невыносимого жара кузницы.
- Я закончил с богатырями, и теперь мастерю воеводу, - ответил Сварог, утирая пот со лба. – А чем занят ты, Пресветлый, в то время как твоему народу как никогда требуется твое наставление?
- Не вижу необходимости, - Дажьбог пожал плечами. – Пока агрессии от них не исходит, все еще может закончиться мирным путем.
- Не будь идиотом, малыш. Будь уверен, тот, кто притащил этого черноволосого ублюдка сюда, занят тем же, чем я. И остается только надеяться, что я успею раньше, и он не застанет нас врасплох.
Дажьбог вздохнул и блаженно улыбнулся нежному ветерку, взявшемуся в этой душной кузнице неизвестно откуда. Не иначе как дверь неплотно закрыта. Мефодаил с сочувствием взглянул на хрупкого бога, вынужденного управлять таким грубым и сильным народом. Как только характера хватает удерживать власть. О том, что их основной армии не хватит для того, чтобы противостоять небесному противнику, жители Ирия догадались, это абсолютно ясно. Однако больше всего удивляло не это, а то, с какой самоотверженностью каждая из божественных рас ввязывалась во внутренние дрязги. В Ирии, например, все было далеко не так гладко, как Дажьбог хотел думать. Кащей сидел в своей Черной Башне на севере, ни во что особо не вмешиваясь, и Сварогу приходилось не только укреплять оборонительные рубежи, но и творить новых воинов, способных удержать ожидавшееся нападение с неба. У жителей Нила был Сет, норовящий добраться до власти чуть ли не каждый день, у асгардцев – Локи, действующий куда более скрытно, но злящий своих соплеменников больше, чем все возможные враги вместе взятые. У олимпийцев были целые группы по интересам, то и дело грызущиеся между собой. В хитросплетениях отношений Кришны и Шивы Мефодаил, к величайшему своему стыду, разобраться не смог, так как вообще не понял, кто есть кто, и точно ли это два разных существа, или все-таки одно, но с раздвоением личности. Ему определенно требовались помощники, и куда больше, чем он предполагал на первый взгляд.
Учтиво попрощавшись со Сварогом и пожелав ему всяческих благ, Дажьбог покинул кузницу, а Мефодаил постоял еще некоторое время в нерешительности, раздумывая, остаться ли ему с кузнецом или последовать за Пресветлым. Приблизительные схемы будущих воинов у него уже были, и Невидимый решил отправиться за хрупким правителем, рассудив, что, раз уж он сумел удержать власть над грубыми варварами, не обладая ярко выраженной силой, есть в нем что-то, что требует внимания. Дажьбог шел спокойно и величественно, то и дело здороваясь с проходящими мимо демиургами и учтиво, но тепло, им улыбаясь. Наконец, он остановился у дома Макоши, постоял на пороге и вошел без стука, что противоречило всем мыслимым этическим нормам. Заинтересованный Мефодаил проник следом, аккуратно прикрыв за собой оставленную открытой дверь.
- Я заждалась тебя, Пресветлый, - Макошь сидела на деревянном стуле, облаченная в легкий сарафан с немыслимым вырезом, почти обнажавшим ее пышную грудь. – Ты навестил нашего деятельного друга?
- Я был в кузнице, - ответил Дажьбог, опускаясь перед богиней на колени и целуя ее ладони. – Он сказал, что закончил с богатырями, и занят воеводой. Я думаю, нам потребуется куда больше солдат, чем мы думали.
- Ты все еще считаешь, что сумеешь договориться с асгардцами? – Макошь нежно провела рукой по светлым волосам бога.
- На мой взгляд, они наиболее близки нам по менталитету. Не думаю, что это будет сложно.
- Остерегайся Локи, - посоветовала богиня. - Все наши беды начались из-за него.
Дажьбог не ответил, потому что его губы прильнули к тонкой шее Макоши, и она сладко вздохнула. Мефодаил поморщился и покинул помещение. Ему никак не удавалось понять, как умудрялись эти странные создания одновременно говорить о войне и стремиться к размножению. Впрочем, все это можно было объяснить довольно просто. Логичное стремление живого существа оставить после себя хоть что-то, чувствуя, что смерть неизбежна. Успокоенный, Мефодаил продолжил путь. Он не любил чего-то не понимать.
К берегам Нила Мефодаил вернулся лишь к ночи следующего дня. Опустился устало на колючую траву, вытянул ноги и блаженно зажмурился. Безделье противоречило его природе, однако в отдыхе он нуждался, и офицер решил заночевать здесь же, под звездами, где так уютно плескалась вода. Устроившись поудобнее, он внезапно почувствовал, как его ладонь упирается во что-то определенно живое, теплое и мурлычущее. Мефодаил попытался отдернуть руку, но цепкие пальцы божества уже вцепились в его кисть, и он вынужден был признать поражение по неосторожности.
- Мур, - сказала Баст гортанным, приятным голосом. – Кошки никогда не бросают своих котяток, знаешь ли.
- Я не котенок, - справедливо заметил офицер, продумывая пути отступлений. – Как тебе удалось меня вычислить?
Баст фыркнула, и глаза ее сверкнули озорством.
- А кто, по-твоему, согревал твою постель все это время, приносил тебе еду и воду, о которой ты не печалился? Ты соткан из ветра, котеночек, но у кошек особенные глаза. Мы видим даже то, чего не видишь ты.
- Почему тогда ты до сих пор ничего не сделала?
- А что, этого мало? – Баст приблизилась, грациозная и сильная, и Мефодаил почувствовал, что хочет позорно сбежать. – Ты не такой, как они, милый. Делаешь то, что тебе сказали, и я принимаю это, пока тебе не скажут нас убить. Ты приходишь к Анубису, он хороший мальчик, и, судя по тому, что он тебе нравится, ты тоже хороший.
- Я никогда не рассматривал свой интерес с этой точки зрения, - признался офицер.
Баст улыбнулась, и ее улыбка была похожа на оскал тигра, готовящегося к прыжку. Но богиня не прыгнула. Всего лишь потянулась, позволив Мефодаилу разглядеть все достоинства ее гибкого тела, сладко зевнула, щелкнув острыми зубками, и устроилась рядом, прижав офицера к себе и утробно мурча.
- А еще тебе очень одиноко, - сказала она. – Ты пока не понимаешь, что это значит, но время возьмет свое. Однажды мы окажемся по разные стороны Нила, но пока ты можешь лежать, а я спою тебе колыбельную. Маленький, брошенный малыш.
Мефодаил смирился со своей участью и закрыл глаза. Баст пела, и голос ее уносил офицера к звездам. Туда, где не было Яхве и Люцифера, где не множилась армия и не строились укрепления. Туда, где резвился космический ветер, создавались и рушились миры. Теплые ладони кошки гладили его по плечу, и Мефодаил сам не заметил, как заснул. Ему ничего не снилось, а, проснувшись утром, никаких признаков Баст он не обнаружил. Если не считать молока, заботливо прикрытого тканью, да свежего хлеба. Наскоро позавтракав, офицер решил, что пришло время возвращаться с докладом. Он слышал шуршание зарослей, когда поднимался с земли, и ему стоило огромных усилий не обернуться. Он не был уверен, что смог бы уйти, если бы это сделал.