О сказках.

[[Золотце Колчака]]

Новый тег. Не все идет в летопись. Сказки остаются сказками.

Сказка первая. О драконе и грубо говоря принцессе.


В давние времена король дракон заменял солнце каждому миру, и лишь его благосклонный взор способен был даровать жизнь или забрать ее. Реки текли в любых направлениях, небеса сияли тысячами звезд, и не было во всем мироздании уголка, куда бы золотое око короля дракона не добралось своим испытующим, но любящим взглядом. Никто не знает точно, как именно король появился на свет, и никто не смеет спрашивать его об этом, однако совершенно точно известно, что все известное нам мироздание, и не известное тоже, было создано из его дыхания. Дыхание это было горячее любой пылающей звезды, и способно было стереть само воспоминание о жизни, но вместо этого оно ее даровало. Тысячи миров вспыхнули в едином порыве, и продолжали формироваться на протяжении многих миллиардов лет. Дракон обосновался в центре огромного огненного шара, температура которого не была пригодна ни для одной другой жизни, свернулся в компактный клубок, но не закрыл своих глаз, продолжая наблюдать за своим детищем и ласкать его любящим взором. Многие годы прошли, многие миры возродились и умерли, прежде чем появился наш мир, мир порядка и служения, созданный лишь для того, чтобы исполнять волю короля дракона и даровать ему отдохновение после долгих путешествий.
Годами он развивался и ширился. Строились прекрасные замки, шпили которых уходили высоко в небеса, распускались бутонами фонтаны, статуи которых восхваляли короля дракона, возводились академии и простые дома. Жители нашего мира отличались от любых других миров хотя бы тем, что потомство себе создавали самостоятельно. В благости своей король дракон поделился с ними секретом создания жизни, и обитатели нашего юного мира тут же отказались от любого другого способа воспроизводства, справедливо полагая это излишеством. И действительно, история всего мироздания неоднократно подтверждает этот факт. Где бы ни находился любой из миров с дуальной системой воспроизводства, всегда найдется место низменным чувствам, не делающим чести истинному служителю короля дракона, излишним страстям, приводящим лишь к разрушению и страданиям. Всю свою любовь подданные короля отдавали своему правителю и своему миру, сделав его, в конечном итоге, жемчужиной мироздания. Послы со всех концов его съезжались, чтобы взглянуть на великолепие этого мира, на точеные башни, прекрасные благоуханные сады и, конечно, на торжество порядка и справедливости.
Дети в этом мире никогда не были предоставлены сами себе, но при этом должны были вершить свою судьбу самостоятельно. Институт семьи существовал, но был настолько условным, что многие дети называли своих отцов создателями, и многие создатели называли своих детей творениями. Такой подход нельзя назвать ни правильным, ни неправильным, и он существовал, не осуждаемый и не поддерживаемый, как любое другое природное явление. При достижении определенного возраста ребенок самостоятельно определял свою будущую профессию и поступал в профильное учреждение, из которого переходил в следующее, и так до тех пор, пока он не осваивал все необходимые навыки. После этого выпускник академии выбрасывался в бушующий мир придворной жизни и должен был завоевать уважение и почет, без этого жители мира существовать отказывались. В таких вот условиях и появился на свет будущий герой, чье имя повергало в трепет любого, кто осмеливался пойти против постулатов короля дракона, и чьи свершения должны были войти в историю всего мироздания.
К тому времени, как юность героя расцвела, весна самого мира близилась к своему зениту. Король дракон обратил на него свой взор, и не покидал его уже несколько тысяч лет. Строго говоря, герою повезло родиться при короле и вырасти при нем же. Чем дракон занимался все это время, герою не было известно. Скорее всего, царственная рептилия восседала на огромном троне, однако сильны были подозрения и в том, что он просто-напросто уснул в каком-нибудь теплом и удобном месте, кто этих драконов разберет, что им больше нравится. Однако всем жителям драконьей империи хотелось верить, что их король смотрит на них и следит за каждым их шагом. Так думал каждый из придворных и каждый из студентов, так думали старики и совсем еще малые дети, и в этом напряженном восторге империя стремилась к высотам, прежде недостижимым, но теперь казавшимся совершенно доступными. И в этом потоке бурлящей жизнедеятельности бродил по сияющим белым мрамором коридорам юный герой, звали которого Михаэль. Он вышел из семьи, в которой каждый отпрыск становился военным, и, когда он заявил о том, что желает научиться мирному урегулированию конфликтов, его творец едва не поседел, но ничего не мог поделать: влиять на решение отпрыска было нельзя. Махнув на него рукой, творец глубокомысленно изрек, что от судьбы не уйдешь, и его творение так или иначе встанет на общий путь семьи, однако Михаэль пропустил его слова мимо ушей, и тем же утром отправился в академию.
Учеба давалась ему легко. Преподаватели не могли нарадоваться на способного студента, вечно окруженного целым морем юношей с разных потоков и специальностей. В такой популярности не было ничего удивительного, семья Михаэля занимала не последнее место в империи, и от отпрыска его уважаемого предка ожидали намного больших свершений. Свою роль играла и его скромная гениальность. Спокойный и сдержанный, он никогда не ввязывался в драки, и вполне оправдывал выбор своей будущей специальности, с легкостью разрешая любые конфликты между студентами. Его никогда не видели без книг, но никто не называл зубрилой. Была в этом хрупком, вечно взъерошенном студенте какая-то внутренняя сила, заставлявшая самых отъявленных хулиганов замолкать при его появлении. Вокруг него всегда крутились студенты, но назвать его душой компании было нельзя. Михаэль не стремился к легким знакомствам и отвечал только на важные, по его мнению, вопросы. Заговорить с ним просто так не удавалось никому. Любого другого за это нарекли бы высокомерным, Михаэля же сочли скромным, но в покое не оставили, и он был вынужден проводить в библиотеке почти все свое свободное время. Туда, как ни странно, студенты заглядывали очень редко.
- А стоило бы, - вздохнул Михаэль, с тоской глядя на недосягаемый том новейшей истории мироздания.
Огромные окна с легкостью пропускали яркий солнечный свет, и в его лучах мягко вальсировали пылинки, потревоженные любознательным студентом. Лестницы подходящей высоты поблизости не было видно, и Михаэль разрывался между хулиганской выходкой и смущающим диалогом. Хулиганская выходка в его понимании сводилась к тому, чтобы подвинуть к стеллажу библиотекарский стол, поставить сверху пару стульев, и таким образом добраться до желаемого. Смущающим стал бы любой диалог с любым попавшимся под руку существом. Михаэль не любил просить, и сгорел бы от стыда, если бы ему пришлось это сделать. Библиотека казалась абсолютно пустой, однако краем глаза Михаэль уловил какое-то движение, и радостно обернулся, ожидая увидеть библиотекаря или сонного первокурсника, однако он лишь успел зацепить взглядом исчезающий за стеллажом хвост. Студент протер глаза и вытаращился в опустевшее пространство. Осторожность приказывала ему покинуть библиотеку, любопытство требовало поймать гостя и потребовать объяснений. Михаэль с тоской посмотрел на недосягаемый том и решительно шагнул в проход, отрезая тем самым незнакомцу путь к отступлению. Незнакомец, впрочем, и не пытался отступать. Он сидел в старом кресле, закинув ноги на подлокотник, и с интересом и каким-то странным весельем смотрел на Михаэля, принявшего, как ему самому казалось, воинственный вид. В незнакомце не было ничего необычного. Такие же длинные, как у всех, черные волосы, наводящие на мысль о самых темных уголках мироздания, живые, янтарного цвета, глаза, тонкий нос, словно высеченный талантливым мастером. Подбородок чуть более острый, плечи чуть шире, чем у остальных, губы тоньше и подвижнее. Казалось, они никак не могут решить, сжаться ли им в тонкую линию или расплыться в улыбке. Вообще незнакомца можно было назвать красивым, но какой-то особенной, запоминающейся красоты, в нем не было. Разве что только глаза, их цвет и вертикальный зрачок, таких глаз Михаэль совершенно точно еще не видел.
Незнакомец, в свою очередь, беззастенчиво разглядывал студента, и Михаэль неожиданно для самого себя гордо вскинул подбородок и выпрямил спину, позволяя гостю рассмотреть все достоинства его фигуры. Да, его творец постарался на славу, Михаэль знал это. Отец работал так, словно старался выиграть в конкурсе творцов. Если бы такой конкурс существовал, то он непременно получил бы главный приз. Творений такой красоты в империи еще не появлялось. Глаза Михаэля напоминали самую дорогую сталь, и сверкали так же яростно и непримиримо. В юношеской фигуре уже угадывался будущий статный мужчина, который мог бы украсить своим профилем монету империи, но не стал бы к этому стремиться. Об этом незнакомцу говорила мягкость его черт: нежная линия шеи, чуть более длинной, чем принято, волевой, но не упрямо выдвинутый подбородок, мягкая линия по-юношески припухлых щек и чувственный рот, словно созданный для поцелуев, а не для едких обличительных речей, свойственных придворным короля дракона. Волосы юноши пребывали в творческом беспорядке, волнами ниспадая на плечи и закрывая спину, непослушные пряди привлекательными завитками выбивались то там, то тут, падая на лицо, оттеняя и без того незаметный огонь несгибаемой воли, читавшийся в его взгляде. Незнакомец все-таки улыбнулся, и Михаэль готов был поклясться, что между жемчужных зубов гостя мелькнул раздвоенный язык.
- Здравствуй, малыш, - сказал незнакомец, и студент понял, что никогда его не забудет. – Мне показалось, ты попал в некоторое затруднение.
- Так и есть, - не стал скрывать Михаэль. – Однако, мое затруднение не настолько обременительно для меня, чтобы я позволил вам так ко мне обращаться.
- Вот как? – незнакомец улыбнулся еще шире, хищно сверкнув зубами. – И как же мне тебя называть?
- А мне вас?
Гость расхохотался в голос, и студент едва сдержал глупую улыбку блаженства, готовую появиться на его лице. Глубокий бархатный баритон гостя завораживал, но не был способен сломить сопротивление Михаэля. Кого угодно, только не его. Гостя это, кажется, веселило. Его гортанный, низкий смех едва не пробил ментальную оборону студента, вызвав приятные мурашки по всему телу. Но и только.
- Смирре, - представился гость, отсмеявшись. – Меня зовут Смирре.
Он достал Михаэлю книгу с самой высокой полки. И эту, и сотни других, чьи переплеты казались настолько старыми, что студент думал, будто в его руки попали настоящие реликвии. Строго говоря, так оно и было. Местом их встреч всегда была и оставалась библиотека. Казалось, что Смирре там и живет, но проверить это было невозможно, потому что Михаэль с блеском закончил академию и приступил к службе, и теперь мог заходить в библиотеку лишь изредка. Он никогда не искал своего случайного друга, никогда не знал, как его найти, но зато, по-видимому, это знал Смирре, потому что он всегда оказывался там, когда бы Михаэль ни пришел. И вместе с ним всегда находились новые книги, содержание которых могло бы пошатнуть систему ценностей любого придворного. Любого, только не его. Михаэль быстро привык к этому. Одно на двоих кресло, один на двоих бокал вина, одна на двоих книга, и мягкий, бархатный голос Смирре, читающий на древних языках. В такие моменты он чувствовал себя совершенно счастливым, и был уверен в том, что не найдется никого во всем мироздании, кто был бы счастливее него. Конечно же, у него был дом, и дом шикарный, соответствующий его статусу в империи, однако Михаэль появлялся в нем лишь для того, чтобы принести туда очередную добытую книгу да навести порядок, после чего сразу мчался в библиотеку, где его ждал Смирре. Всегда ждал, потому что всегда знал, что он придет. Когда бы он ни пришел. Михаэль осмелился поделиться с творцом своим счастьем, не открывая имен, просто на всякий случай. Творец тяжело вздохнул и сказал сыну, что такое в других мирах называется любовью, и что лучше бы ему выбросить всю эту дребедень из головы, потому что ничем хорошим это, как правило, не заканчивается. Книги о любви Михаэль тоже читал, и не видел в ней ничего плохого, однако с отцом спорить не стал, заметив только, что в нашем мире это называется дружбой, и что ему, как сыну, очень жаль, что его достопочтимый предок не знает этого слова.
А потом Смирре исчез. Однажды вечером Михаэль по обыкновению вошел в библиотеку, сбрасывая дорожный плащ, и встретил только пустое кресло с раскрытой на середине книгой и полупустым бокалом вина. Возможно, Смирре просто устал его ждать, возможно, до него каким-то образом дошел разговор Михаэля с отцом, причины его совершенно не волновали. Волновало следствие. Он, Михаэль, был здесь. А Смирре здесь не было. Подающий надежды имперский дипломат провел ночь в библиотеке, бездумно перелистывая не интересные теперь страницы. Наутро его настигло известие о том, что весне империи настал конец, потому как не далее, как этой ночью, сам король дракон покинул ее, и не известно, вернется ли вообще. Михаэль всегда отличался остротой ума и скоростью мышления, и в этот раз его сообразительность не подвела своего хозяина. Сложив простые числа, дипломат, не меняясь в лице, рухнул на руки предупредительных коллег, но, к чести своей, пробыл в обмороке не более полутора минут, после чего привел свое облачение в относительный порядок, ополоснул пылающее лицо прохладной водой из ближайшего фонтана и вернулся к своим непосредственным обязанностям.
С великим трудом ему удалось убедить коллег в том, что с исчезновением короля дракона в империи ничего не изменилось. Он буквально жестами разъяснил им ситуацию: вот, говорил он, есть дракон. Вот, говорил он, нет его. Меняется только один-единственный фактор, который и без того на жизнь империи никак не влиял. Просто продолжайте жить так, словно он никуда не исчезал, и будет вам счастье. Коллеги смахнули скупую слезу, привели дела в относительный беспорядок, и весна империи вспыхнула с новой силой. Теперь придворные прилагали все возможные усилия для того, чтобы дракон вернулся.
Каждую свободную ночь Михаэль проводил в библиотеке. В его собственной библиотеке, как выяснилось чуть позже, к великому его смущению. Перенеся свои небольшие книжные сбережения в новое здание, имперский дипломат повелел оборудовать в отдельном помещении небольшую спальную комнату и кабинет. Главный библиотечный зал остался без изменений. Все те же стеллажи. Все то же кресло. Наполовину пустой бокал вина все так же стоит на подлокотнике, только по все уменьшающемуся его количеству понятно, сколько времени прошло, и сколько бесценного напитка успело испариться. Подобно бокалу вина, иссушалось, неожиданно для него самого, и сердце дипломата. Все чаще он ловил себя на мысли, что решения его становятся все более жесткими, высказывания все более резкими, а взгляд то и дело натыкается на пустой горизонт, а в мыслях возникает полутьма, кресло и незабываемый голос короля дракона. В этот, без сомнения, переломный для личности Михаэля момент, то есть, совершенно некстати, назрела большая заварушка, и требовалось собрать все свои силы, чтобы как-то ее решить. Соседний мир вознамерился положить конец предполагаемой тирании короля дракона, и договорился с парочкой собственных соседей, получив благодаря этому внушительную армию. Собрав остатки самоуважения, Михаэль заявил, что решит этот вопрос самостоятельно. Коллеги, переглянувшись, согласились, что лучшей кандидатуры не найти. Собственно говоря, проблема назревала довольно давно, но заметить ее Михаэлю не позволяли ночи, проведенные в библиотеке, и некоторая несобранность в течение рабочего дня, а значит, устранение неприятности стало для него делом чести.
К отправлению в соседний мир подошли с особой внимательностью. Облачение верховного имперского дипломата отвечало всем стандартам, и должно было уверить противоположную сторону в мирных намерениях империи. Оружия Михаэлю взять с собой не позволили, даже маленький стилет, переданный отцом, оказался безжалостно отобран и отложен до лучших времен. Вместо этого непослушные волосы, отросшие до неприличия, были тщательно расчесаны (на это ушли без малого сутки непрерывной работы лучших мастеров империи) и уложены в замысловатую прическу, а лицо, обладавшее неприятной особенностью не вовремя краснеть, обработано белилами так, что стало похоже на прекрасную маску. Окончательно оформившееся сильное тело Михаэля мастера завернули в несколько слоев воздушной ткани снежно-белого цвета, придав ему легкости и утонченности. Вероятно, коллеги опасались, что противоположную сторону могут напугать одни только стальные мускулы посла. Несколько блестящих украшений, не несших никакой смысловой нагрузки, придали образу завершенность, и Михаэль медленно проплыл к транспортному кораблю, который должен был доставить его на место. Со стороны это выглядело настолько величественно и прекрасно, что жители империи, собравшиеся поглазеть на официальную процессию, задерживали дыхание, глядя на подобное божеству создание, медленно плывущее по трапу. Михаэль же едва сдерживался, чтобы не сорвать с себя лишние тряпки. За прическу же он особо опасался: все его силы уходили только на то, чтобы удержать голову в нужном положении, и при этом не нарушить венца творения лучших мастеров империи. Совершенно некстати всплыл монолог отца перед отправлением.
- Этого ты хотел? – сплюнув, спросил творец Михаэля. – Тащиться куда-то в таком виде, чтобы униженно просить их передумать, вместо того, чтобы перебить их к драконовой матери? Вот, что книжки делают с нормальными личностями. Во что ты себя превратил, отрыжка мироздания? Посмотри на себя. Посмотри на себя внимательно! Так, что ли, ты себе жизнь представляешь? Так, как ты, себя не ведут даже твои бабы в книжках. Лучше бы тебе не возвращаться, сынок, вот, что я тебе скажу. Лучше бы тебе не возвращаться. Не позорь старика.
Михаэль по обыкновению проглотил оскорбления творца. К тому же, рациональное зерно в них все-таки было. Все путешествие он не мог отогнать мысль о том, что из него сделали не посла, а жертву, призванную задобрить опасное государство и тем отсрочить их нападение, пока основные силы империи собираются нанести удар. Каким образом задобрить, становилось понятно при одном взгляде в зеркало. На эту же мысль наталкивал тот факт, что с ним больше никто не отправился, хотя в официальную делегацию входили как минимум трое послов. Михаэль не смог сдержать дрожи, когда его пустой корабль остановился на чужой земле, когда его двери открылись, впуская солнечный свет и освещая лица встречной делегации. Обычные, ничем не примечательные личности, потерявшие дар речи от одного его вида, выронившие даже свое жалкое оружие и так и вставшие с раскрытыми ртами. К чести их будет сказано, ни один из них не прикоснулся к послу по дороге к цитадели, и ни один не приблизился больше, чем на десять метров. Со стороны это выглядело внушительно. Божественное, совершенно точно божественное создание, мягко плывет по земле, и сила его настолько очевидна и высока, что никто не желает приблизиться к нему, потому что никто не ощущает себя достойным. Однако это не помешало им запереть божественное создание в башне и праздновать несколько дней. Жители враждебного государства почему-то решили, что главное оружие империи находится у них в руках, и теперь они почти что победили. Следовало признать, что переговоры зашли в тупик. Выхода из ситуации Михаэль не видел, и только мысль о том, что прямо в этот момент Смирре может ждать его в библиотеке, не позволяла ему сдаться. Ведь если Смирре ждет его, то как он может позволить убить себя? Как он может остаться здесь, ожидая разрешения ситуации со стороны?
Дни шли возмутительно медленно. Книги, взятые с собой, давно кончились, и теперь перечитывались по второму разу. Новостей не было, и Михаэль спорил сам с собой, пытаясь определить навскидку, были ли уже военные действия, и кто победил. Он пролистывал ту самую книгу новейшей истории мироздания, с которой все началось, когда в окно осторожно постучались. Михаэль вскинулся и бросился к окну, на ходу вырывая из волос последние ленты, и возвращая их в привычное всклокоченное состояние. Подскочившее к самому горлу сердце не обмануло его, за окном сверкали в полумраке знакомые янтарные глаза.
- Что ты здесь делаешь? – воскликнул Михаэль, когда окно разбилось под натиском королевских пальцев.
- Краду тебя, конечно, - невозмутимо откликнулся Смирре, обхватывая посла за талию и взбираясь на шпиль башни. – Сейчас мы будем прорываться сквозь полчища врагов. Как ты предпочитаешь это делать: сидя на моей спине или самостоятельно?
Михаэль крепко задумался. С одной стороны, ему бы очень хотелось поскорее покинуть это печальное место, с другой – в голове все еще звучали отцовские слова, от которых не так-то просто было отмахнуться.
- Они хотели убить тебя, ты знаешь? – уточнил Михаэль, разминая затекшие ноги и спину.
- Конечно, - Смирре задумчиво улыбнулся. – Они и сейчас хотят. Вон как прыгают.
- Куда ты исчезал? Я ждал тебя.
- Я король, - напомнил дракон, щелкнув посла по носу. – И творец всего, что тебя окружает, и даже таких мест, о которых ты никогда не слышал. Как ты думаешь, могу я сидеть на месте и читать тебе книжки?
- Ты не ответил.
- И ты. Как будем прорываться?
Михаэль молча избавился от большей части воздушной ткани, оставив лишь первый слой, плотно облегающий тело и не мешавший движениям.
- Оторви мне этот шпиль, пожалуйста, - попросил он Смирре. – Мне с собой ничего не дали.
- И не подумаю, - весело ответил дракон. – Тебе дали тебя самого. Мало, что ли?
И сиганул с башни, на лету меняясь в размерах и форме. Михаэль едва не упал от удивления и восхищения. Это было похоже на сон. Огромный, величественный, восхитительный, изящный и смертельно опасный, он распростер свои крылья, и тьма воцарилась над столицей враждебного государства, потому что сам дракон был размером с нее, вместе с границей города и каменной стеной. Смирре взлетал все выше, не прилагая к этому почти никаких усилий, и ветер, вызываемый его огромными крыльями, едва не снес Михаэля с крыши, а полчища врагов так и легли на землю. Голова дракона медленно повернулась, сверкнув янтарным глазом с вертикальным зрачком, и Михаэль без раздумий шагнул в бездну, едва успев сгруппироваться для приземления. С легкостью преодолев первый эшелон, все еще пытавшийся подняться на ноги после взлета короля, посол выхватил из ножен лежащих противников по мечу в каждую руку и ринулся напролом. Граница тьмы приближалась к его ногам, и посол чувствовал, что за мизерное время, отпущенное ему драконом и судьбой, ему надо успеть преодолеть ночь на этой земле и добраться до тени, отбрасываемой носом дракона. Тогда и только тогда он может рассчитывать на спасение. Михаэль рубил направо и налево, едва успевая уворачиваться от встречных ударов, и совершенно не заметил новых действующих лиц, потому что они действовали так быстро, что невооруженным глазом их движений нельзя было заметить. Он летел, снося случайных противников, не замечая того, что основная масса нападавших, как подкошенная, валилась на черную от крови траву. Крыло дракона царапнуло землю, и Михаэль легко взлетел на него, вскарабкался на спину и замер, тяжело дыша. Казалось, мир вокруг перестал существовать, но глухое рычание дракона заставило его открыть глаза и замереть от ужаса и восхищения одновременно. Целый мир далеко внизу сгорал в драконьем пламени, и вскоре от него не останется даже воспоминания. Просто чистое пространство мироздания, словно его никогда и не существовало. Чуть выше пылающего мира с ленивой грацией перемещалась в пространстве знаменитая армия короля дракона. С его спины Михаэль не мог разглядеть их лиц, но был безмерно благодарен им за спасение и за то, что благодаря им получил разрешение еще один вопрос.
- Вот, куда ты отлучался, - заметил Михаэль, перебравшись на драконий нос. – Ты знал о том, что готовится, до того, как узнал я.
- Я король, - лениво ответил дракон. – Я должен знать все, что творится в моих владениях. И, соответственно, предотвращать это.
- Ты снова уйдешь. Когда?
- Сейчас, - не стал скрывать Смирре. – А ты?
Михаэль не думал над ответом, хотя принимать скоропалительные решения не привык. Ответ родился сам собой, строго говоря, он родился уже давно, но посол не знал, придется ли произносить его вслух. Пришлось.
- Куда бы ты ни пошел, я хочу идти с тобой. Что бы ты ни переживал, я хочу пережить это с тобой. Я не вынесу больше. Если я приду, а тебя нет. Я думаю, меня не будет, если не будет тебя.
- Будешь, куда ты денешься, - вздохнул дракон. – Молодой еще, много ты знаешь.
- Достаточно, - сухо заметил Михаэль.
- Тогда ты не вернешься.
Дракон снова изменил форму, и Михаэль с удивлением понял, что замер в пространстве напротив знакомого лица, вызвавшего теперь странное, грустное чувство. Смирре требовательно заглянул в глаза имперского дипломата, его немного шершавая ладонь нашла мягкую руку Михаэля. Коготь царапнул по кисти, но посол даже не поморщился, потому что к ране тут же прикоснулись мягкие сухие губы короля, а значит, его кровь не могла пропасть даром.
- Я клянусь, - тихо сказал Михаэль, и не было смысла говорить, в чем и кому.
- Будет трудно, - медленно проговорил дракон.
- Я справлюсь.
- Ты никогда не умрешь, - добавил король. – Ты увидишь, как умирают все, кто тебе дорог.
- Я никогда не увижу, как умрешь ты.
Смирре качнул головой и мягко улыбнулся.
- Сейчас мы отправимся в долгое путешествие.
- Опасное?
- Очень опасное, - деловито кивнул дракон. – Ты начнешь с самого начала. Отправляйся к своим новым друзьям. Думаю, какую-нибудь палку они тебе разыщут. Это на первое время, пока я не перестрою твой организм так, как мне нужно. После этого подумаем над остальным.
- Я должен покинуть тебя? Снова?
- Ты должен снова до меня дойти, - Смирре моргнул и внезапно оказался очень и очень далеко. – Это большая, большая разница.
Михаэль не мог с этим не согласиться.