[фф]

Поговорить с кем-то о "Летописи" - это как умыться холодной водой. Поговорили не только о книге, поговорили вообще обо всем, что связано с ней. Как я пришел к этому, почему я думаю, что все так, а не иначе. Приятно, когда человек понимает тебя. Приятно, когда человек хочет слушать.
На самом деле я почти испытал катарсис, плечи расправились, и груз усталости как будто исчез. Возможно, у меня получается не так хорошо, как должно, но теперь мне будет легче, намного легче. Да, это художественная литература, но тот, кто захочет, поймет мое послание и воспримет летопись именно так.

Было чрезвычайно приятно хотя бы очертить границы своего мировоззрения, и понять, что человек тебя услышал и понял, не важно, думает ли он так же, он хотя бы готов слушать тебя, и готов поверить тебе. Возможно, готов поверить. В последнее время этого было очень мало, потому что никому ничего не нужно, всем только "дай-дай-дай", а задуматься над тем, куда делся ваш бог... задумываться над этим не надо, ведь вы не жалеете его, ведь он вам всем почему-то что-то должен.
Да, он умер. Но вы живы благодаря тем, кто остался. Я хочу, чтобы люди знали об этом. И через что им пришлось пройти.

Ну вот, я опять скатываюсь в ненужные слова. Простите меня за это. Я просто впервые за долгое время поговорил.

---

[немного спойлеров]

Бриэль здесь почти не было в виде арта. Исправляюсь. Мне понравилось рисовать ручкой. Прошу прощения за целость ваших глаз.


Прослушать или скачать System Of A Down Chop Sue бесплатно на Простоплеер

---

[мерилин]

Мне очень жаль, что это стихотворение не было оценено. Мне оно очень нравится.

Мерилин пьет чай на балконе и смотрит вниз.
Ее волосы треплет ветер, и гладит ноги
Ее безупречные сладкий вечерний бриз.
Ты был богом ее, неизменным беспечным богом.
Она хочет вернуть тебя, пусть ненадолго, втирает кокс.
Твое имя под кожу вводит иглою тонкой.
Мерилин не ребенок, но вечно живой парадокс:
Ее голос, зовущий тебя, неприлично звонкий.
На пляже ли с пледом, дома ли с чашкой вина,
Ее мысли твои, ее сердце давно опустело.
Джонни, знаешь ли ты, сколько миль исходила она,
Пока край не нашла, и, легко рассмеявшись, взлетела?
Монитор потускнеет, часы, не колеблясь, пробьют.
Там, на небе тебе потихоньку прошепчет кто-то:
"JFK, если б знал, где, когда, и во сколько убьют,
Стал бы ты обучать Мерилин искусству полета?"

---

[шутка-минутка]

1.Время, когда ты мог шлепать меня по заднице за разбитые стекла давно прошло.
2. Раздался звон разбитого стекла, тело больно ударилось о каменный пол и покатилось по нему, тщетно пытаясь за что-нибудь зацепиться.

А Гавриил-то разбил окно. Кажется, кого-то сегодня выпорят.

---

[свиток пятнадцатый]

Этим утром Терра проснулась от голоса, звучавшего с небес. Даждьбог резко сел на широкой постели, едва не разбудив Макошь, которая, казалось, не слышала ничего. Один сжал гудящую голову руками, изрыгая проклятия: казалось, словно голос набатом гудит прямо в его голове. Зевс пролил вино на белоснежную тогу, но, к чести своей, не испугался. Он ожидал чего-то подобного. Афина в другом конце зала крепко выругалась и отвернулась, не желая показывать отцу искаженного злобой лица. Кецалькоатль приветственно махнул небесам рукой, широко улыбаясь. Послание не было ему адресовано, но любопытство пересилило тактичность. Он подслушал его, и теперь веселился, жалея только, что не увидит грядущих событий.
Надеюсь, маленькое недоразумение не повлияет на добрые отношения между мной и вами, уважаемые короли разрозненных образований Терры. Я понимаю ваше желание укрепить собственное положение, понимаю вашу злость, ведь мои братья позволили себе разрушить город в отсутствие короля Одина. Принимая во внимание тот факт, что вы решили ответить нам тем же, я склонен задаваться вопросом: могла ли обида на моих братьев стать причиной вашего нападения? И отвечаю сам себе: нет, не могла. Ваша атака была спланирована столь тщательно, что возникает вопрос: как долго вы вынашивали этот план, договариваясь между собой, маскируя это Большим Советом, призванным выработать стратегию обороны? Я проигнорировал бы это незначительное событие, если бы не огорчающий меня факт: вы выступили лично против меня. Не против королевства, не против моих братьев, лично против меня. Вы сделали это в ту минуту, когда кто-то из вас воспользовался отсутствием охраны в моих покоях и, выражаясь образно, засыпал мои глаза песком, после чего оставил меня умирать в собственной постели. Почему я считаю, что дело было именно так? Все должно было выглядеть нашей собственной ошибкой. Если бы я не очнулся раньше времени, то пострадал бы лишь я один, и во всем виноваты были бы братья. Ваши войска появились намного позже, когда стало ясно, что я жив. Чем я заслужил вашу ненависть, короли? Что сделал для вас плохого? Не я вел войска в Асгард, это делал Михаил. Не я развязал войну, этого желает мой отец. Напротив, я стремился всячески угодить вам, наладить отношения, найти способ остановить бессмысленные убийства и сожжения домов. Однако, вы не оставляете мне выбора. Выступив лично против меня, вы отрезали себе путь к отступлению. Хуже всего то, что вы прошли с темными намерениями по светлой дороге. Вы запятнали путь, которым я приходил к вам. И тот, кто пропустил вас, будет проклят в мой последний час. Я не верю, что все вы способны на такое. Я верю, что кто-то один смутил ваши умы, заставил вас последовать за ним. Я не прошу вас выдать его. Я прошу тех, кто все еще лоялен ко мне, кто все еще хочет мирного сосуществования, зажечь огни на самых высоких ваших башнях. Я навещу каждого из тех, кто поступит таким образом. Мы сможем поговорить наедине, не опасаясь, что нас услышат. Если среди вас окажется убийца – что ж, тем хуже для него. Помните, короли: вас победили дети.
- Что себе позволяет этот маленький ублюдок?! – Сет ударил кулаком по столу, и тот разлетелся на куски.
- Спокойнее, брат. – Осирис потер подбородок, прищурившись, что означало высшую степень сосредоточенности. – Для нас все складывается как нельзя лучше. Анубис постоянно рядом с ним. Он все видит и слышит, и я уверен в том, что однажды его знания сыграют нам на руку. Я не верю, что он мог пойти к ним по доброй воле, мой сын не так глуп.
- Он так же наивен, как ты, - чуть менее злобно процедил демиург.
- Но из нас двоих ослиной головой обладаешь ты, что не может не наводить на мысль.
Рев Сета сотряс стены подземелья, но был перекрыт веселым смехом Осириса.

читать дальше?

- Дети, как же, - Один плеснул себе медового напитка и усмехнулся. – Видел я тех детей. По виду отроки, но убивать обучены не хуже зрелых мужей.
- Гавриил действительно еще ребенок, - не согласился Локи, закидывая ноги на стол. – По формулировкам видно. Чем больше напыщенности, тем мудрее кажутся слова. Не твоя ли школа?
- Ты лучше его знаешь, вот ты мне и ответь.
Локи задумчиво поскреб затылок. Хугин уселся на плечо рыжего демиурга и требовательно клюнул его в ухо. Мунин устроился на другом плече и клюнул демиурга в шею.
- Покорми уже своих птиц! – буркнул Локи, пытаясь согнать воронов без помощи рук.
- Они питаются не хлебом, и ты это знаешь.
Рыжий демиург не ответил, но взгляд его Одину не понравился. Не понравилась и жестокость, с которой он схватил обеих птиц и отбросил за спину, вызвав возмущенное карканье.
- Чьи птицы? – задумчиво протянул Локи, не сводя с побратима глаз. – Чьи это были птицы, братец?

Даждьбог шел по залитым предрассветным туманом коридорам крепости. Босые ноги звонко шлепали по белокаменному полу. Демиург кутался в белоснежный плотный халат, шлейф которого тянулся за ним с едва слышным шуршанием. Он заглядывал в каждую дверь, отпирал каждый замок. Кащей был где-то рядом, Даждьбог научился чувствовать его присутствие, но обнаружить Бессмертного пока не удавалось. Он легко мог слиться с тенями в коридорах, и демиурга не покидало ощущение, что он уже несколько раз прошел мимо.
- Ты слышал, что он сказал? – послышался звенящий от ярости голос, подтвердивший догадку демиурга. – Что открывший дорогу будет проклят. Тогда ему следовало бы проклясть самого себя, потому что я всего лишь дожидался его появления.
- Уверен, он простит тебя, если ты расскажешь, как все было, - успокаивающе проговорил Даждьбог, ища Кащея взглядом и не находя.
- Нет, Джонни, - темнота вздохнула за его спиной.
Демиург остановился, наблюдая за тем, как лучи восходящего солнца освещают мрачный коридор. Тьма отступала к Черной Башне, но Даждьбог не последовал за ней. Кащею требовалось побыть одному. Еще лучше – встретиться с собственным бессилием лицом к лицу. Ирий просыпался, слышно было, как потягивается в кровати Макошь. Скоро она пойдет искать его, и обнаружит здесь, потерянного, испуганного, не знающего, что теперь делать. Разве так стоит встречать свою женщину? Даждьбог откинул со лба прядь длинных светлых волос и уверенным шагом отправился к кузнице. Настало время посмотреть на воеводу, которого ковал ему Сварог.

В эту ночь огни зажглись на всех башнях Терры. Гавриил стоял на краю смотровой площадки восточной башни, облаченный в легкие доспехи. Спину его закрывал плотный плащ, трепещущий на ветру, на бедрах молчаливо покоились клинки-близнецы. Волосы принц собрал в высокий хвост, зная, что он все равно растреплется. Сапоги блестели железом на носках и пятках. В руках принц держал сверток с запасной одеждой. Она должна была пригодиться, когда на сцену выйдет Бриэль. Люцифер возник, как всегда, неожиданно. Казалось, он просто материализовался прямо за его спиной, чего нельзя было исключать, поскольку старший брат быстро прогрессировал в изучении собственных возможностей.
- Позволь мне пойти с тобой, - холодная ладонь первенца крепко сжала горячую руку младшего принца. – Мне страшно отпускать тебя одного.
- Представить страшно, что они могут со мной сделать! – иронично воскликнул Гавриил. – Прекрати опекать меня. Время, когда ты мог шлепать меня по заднице за разбитые стекла давно прошло.
- Настало время, когда я начну пороть тебя за что-то другое, - в тон ему ответил Люцифер. – Не пытайся повзрослеть раньше времени, малыш. Тебе хочется догнать нас, хочется быть наравне с нами, но это глупая и ненужная затея. Ты выглядишь смешно, когда делаешь это.
- Серьезно? – младший принц усмехнулся, поворачиваясь к брату лицом. – Я выгляжу смешно? О, как презабавно выглядел ты сам, когда наш дорогой папаша потерялся во времени, а ты чуть ли не блевал от ужаса за его спиной! Ты обещал все мне рассказать, но изволил явиться лишь к моему отбытию. Хочешь удержать меня очередными сказками?
- Я был с ним все это время, - лицо первенца потемнело от гнева. – Не думаешь же ты, что излечил его, заперев в кладовке на всю ночь? Ты не имеешь понятия о том, где мы были, и что видели, твой крошечный мозг не в состоянии постичь того, что открылось отцу! Если бы ты хотя бы на мгновение позволил себе задуматься над тем, что могло свести его с ума… Хотя бы предположить, что бы это могло быть… Ты свихнулся бы раньше, поверь.
- Но ведь ты-то вернулся нормальным. Только самомнение себе отрастил выше меня.
- Я ничего не видел, - Люцифер покачал головой, не глядя больше на брата. – Только огненный шар. Но я слышал, как он говорил. Отец слышал больше. Он сказал мне кое-что, тебе это знать еще рано, но я понимаю… Я могу его понять. И я не прощу тебя, если ты станешь… относиться к нему иначе. У всех есть предел, наш отец не исключение.
- Я знаю только то, что вынужден скрываться от него, потому что он путает меня с собственным отцом, - прошипел Гавриил, бессознательно накрывая ладонями рукояти клинков. – Может быть, вы что-то забыли, оба. Но я помню все до последней секунды, до последней черточки на лице Безымянной и на лице деда. Скажи мне…
Гавриил внезапно отпустил клинки и сделался почти растерянным. Люцифер шагнул к нему, обнял за плечи, заглядывая в глаза, пытаясь в них найти причину столь быстрой перемены настроения. Младший брат смотрел на него задумчиво, грустно. Первенец стал гладить его по волосам, от чего хвост сполз на бок, но Гавриил этого не заметил.
- Когда я повзрослею, - сказал он мрачно. – Я стану точно таким же, как дед.
- Да, - согласился Люцифер после недолгого молчания. – Наверное, так и будет.
- Как ты думаешь, зачем?
Первенец молча покачал головой. Гавриил тяжело вздохнул, обнимая брата в ответ и утыкаясь холодным носом в ложбинку над ключицами Люцифера. Старший принц тихо рассмеялся, распуская волосы брата и заплетая их в косу.
- Так ходят ирийцы, - неизвестно зачем сказал он.
- Когда я повзрослею, - буркнул Гавриил, игнорируя смену темы разговора. – Отец умрет.
- Да, - снова согласился Люцифер. – Он будет жить очень долго, но, в конце концов, умрет.
- И тогда, - продолжил младший принц. – Трон достанется тебе?
- Отец обещал мне это.
- И мы, как мои клинки, будем вместе? Ты будешь сидеть на троне, как сейчас отец, а я буду помогать тебе управиться со всем, тоже как сейчас?
- Было бы неплохо, - прошептал Люцифер, перевязывая кончик косы лентой, чтобы волосы брата не растрепались. – Без тебя из меня выйдет никчемный король.
- Ты получишь трон, потому что ты старше всех?
- Ты задаешь слишком сложные вопросы для ночи. Огни горят на всех башнях. Ты не опаздываешь?
- Ты же не хотел меня отпускать, - Гавриил поднял голову, лукаво глядя на брата.
- И не хочу. Меня трясет от офицера, который вечно околачивается вокруг тебя. Меня трясет от Михаила, которого ты боишься, потому что считаешь его самым сильным и смелым. Меня трясет от того, что ты приходишь ко мне с глупыми вопросами, с которыми стыдишься пойти к другим. Если нам суждено быть вместе до тех пор, пока не погаснет наша звезда, я хочу быть уверенным в том, что ты желаешь этого так же сильно, как я.
- Ну, - Гавриил со смехом отступил от брата и хлопнул его по плечу. – Это ведь будет еще нескоро. К тому же, мы и так будем вместе всегда-всегда.
- Ты обещаешь?
- Обещаю, - серьезно ответил принц, хоть и почувствовал, что Люцифер вложил в свой вопрос какой-то другой, недоступный ему пока смысл.
И легко спрыгнул с площадки, оставив старшего брата глядеть ему вслед и размышлять. Ветер приятно холодил пылающие щеки. Гавриил знал, что, будь на его месте Бриэль, разговор мог закончиться совершенно иначе. Он смутно подозревал, что ее появление послужило неким катализатором, и теперь его воспринимают совершенно иначе, не так, как ему хотелось бы. «Нет», - сказал он сам себе. – «Твои братья взрослеют, а ты нет, вот и все». Терра стремительно приближалась, и Гавриил с трудом затормозил падение, выбирая, куда ему следует направиться в первую очередь. Душой своей он понимал, почему ведутся такие разговоры, почему вообще возникает желание их вести. С возрастом приходит страх одиночества. Со страхом одиночества приходит желание привязать кого-то к себе так сильно, чтобы он всегда был под рукой. О других аспектах такого существования Гавриил имел весьма смутное представление, ограниченное лишь туманной формулировкой Мефа относительно «казарменной девки», возмущениями Афины и случайно увиденного поцелуя Исиды и Осириса. Гавриил предполагал, что все гораздо сложнее, но думать об этом считал ниже своего достоинства. Не время для подобных излишеств. Нельзя привязываться к тому, кто завтра может оказаться мертв.

Огонь Черной Башни ослепил. Она вспыхнула последней, и Гавриил внезапно вспомнил, что в общей картине казалось ему неправильным, что он высматривал в темноте под ногами. Принц резко ушел в сторону, уходя от столкновения с площадкой, на которой разгорался огонь, но поток южного ветра хлестнул его по боку, отбросив в обратном направлении. Раздался звон разбитого стекла, тело больно ударилось о каменный пол и покатилось по нему, тщетно пытаясь за что-нибудь зацепиться. Наконец, Гавриил встретился с чьими-то сапогами, и его движение прекратилось. Осторожно открыв зажмуренные до того глаза, он встретился взглядом с Кащеем и застыл, не решив, как ему следует себя вести. Бессмертный, по-видимому, чувствовал себя так же. Он стоял, с ужасом и одновременно с каким-то призрачным удовольствием глядя на принца, распростертого у его ног.
- Не так я намеревался встретиться с тобой, - сдавленно проговорил Гавриил, ощупывая ребра.
- Знаю, - Кащей помог ему подняться и усадил в кресло, поставленное здесь, по-видимому, специально для него. – Локи рассказывал мне о твоем изобретении. Афина жаловалась на твое вероломство. Ты явился, чтобы проклясть меня?
- Ты зажег огонь, - обиженно заметил принц. – Поэтому я здесь.
- Я надеялся, что ты заметишь.
- Как видишь, - Гавриил издевательски усмехнулся. – Заметил и пал к твоим ногам, моля о прощении. Хочешь сказать, все произошло только потому, что я изволил пропустить пару встреч? Напомнить тебе, почему я избегал встречи с тобой? Я боялся, что после Асгарда не буду желанным гостем здесь. Я боялся, что твою Башню сровняют с землей, если поймут, что ты даешь мне пристанище на тверди. И ты отплатил мне, пропустив войска? Ты отплатил мне так за мою любовь и заботу?
- Обычно ты бываешь более сдержан, - заметил Кащей.
- Я говорил с Люцифером.
- О, это все объясняет, - Бессмертный рассмеялся и опустился на колени у ног принца. – Прости меня, Гавриил. Локи прошел здесь, я не хотел его останавливать, потому что был слишком погружен в свои мысли. Я не знаю, кого он провел за собой, меня не было здесь, я бежал в Ирий. Я допустил несправедливость в отношении тебя, и я чувствую, что должен как-то загладить свою вину. Скажи мне, как я могу это сделать?
- Расскажи мне о Варфоломее, - потребовал принц, откидываясь на спинку кресла. – Но не ту же историю, что ты рассказал Даждьбогу. Расскажи мне, куда он исчез. Почему король дракон запретил произносить его имя. Расскажи мне все, что ты о нем знаешь, а ты знаешь немало. И тогда я расскажу тебе, почему меня это интересует, откуда я узнал это имя. И, быть может, я отдам тебе кое-что. Чтобы ты лучше видел, что происходит вокруг, и больше не допустил подобного.
- Ты просишь слишком многого.
- Достаточно! – рявкнул принц. – Я прошу достаточно за смерть моих подданных! По твоей вине!
- Знаешь ли ты, - Кащей наклонился, опершись на подлокотники кресла и прищурившись. – Знаешь ли ты, маленький принц, сколько смертей я помню? И по чьей вине? Знаешь ли ты, что я должен был истребить всю твою семью, начиная с отца и заканчивая тобой, едва вы декларировали свои намерения? Я дал бы вам сутки для того, чтобы покинуть атмосферу Терры, вы не послушали бы меня, и были бы мертвы. Но я дал вам шанс. Вы не воспользовались им. Я дал вам время поразмыслить. В Асгарде я взглянул в глаза твоего брата, щенка, которому твой недалекий отец поручил командование армией. И я увидел в них страх. Он медлит, потому что знает, что я приду за ним, если он ступит на Терру.
- Значит, ты решил встать на их сторону, хотя в начале нашего знакомства уверял, что тебе все равно. Не мы одни обманщики, выходит. Вот, что я скажу тебе, бессмертный пленник. Ничего ты не сделаешь. Ни за кем ты не придешь. Потому что не можешь. Можешь только наблюдать, вмешиваясь лишь наполовину. Да, этого вмешательства достаточно для того, чтобы защитить один город, но недостаточно для того, чтобы защитить весь мир. И стоит ли его защищать? Ты говоришь, стоило убить нас, едва мы декларировали свои намерения, но помнишь ли ты, чего мы просили? Не рабства, не угнетения, мы просили сосуществования, пусть и под нашим бдительным руководством, но ты не можешь отрицать тот факт, что мы совершеннее тех, кого ты защищаешь, и они никогда не смогут достичь наших высот! Ты выбираешь глупых демиургов, потому что ты боишься нас. Но чего тебе бояться, спросил я себя. Чего тебе опасаться? Того, что я узнаю, кто ты, и что делаешь здесь? Ты не Варфоломей, ты лишь бледная тень его, я вижу тебя насквозь, и тебя раздражает это. Ты пришел ко мне по лунной дороге, когда я спал, ты засыпал мои глаза песком, чтобы я не мог больше видеть. Ты понятия не имел, чем это обернется, и потому просишь прощения, но ты хотел лишь, чтобы я не разглядел твоего несовершенства, твоего увечья. Того, что у тебя нет левого глаза, того, что у тебя нет левой руки, а также того, что ты всего лишь фантом, последняя воля бессмертного воина, и нет в тебе никакой силы, кроме воспоминания о ней.
- Зачем ты спрашиваешь, если знаешь все? – Кащей медленно отстранился, глядя принцу в глаза.
- За тем, что я ничего не знаю, - принц осторожно коснулся его руки. – Я не знаю, что произошло с тобой, почему ты в таком виде, где настоящий ты. Я хочу знать, что ты пережил. Потому что мне предстоит спуститься в Бездну, и я не хочу идти туда, не зная, с кем мне придется говорить.
Со стороны могло показаться, что собеседники погрузились в собственные мысли, но они беседовали, беседовали так, чтобы больше никто не мог слышать их. Сколь сильно ни бился в окно северный ветер, сколь ни раздувал он занавески, проникнуть в мысли принца было невозможно. И нельзя было понять, что печалит его, отчего руки его сжимаются в кулаки, оставляя следы от ногтей на ладонях. Невозможно было угадать, что состарило Бессмертного на десяток лет, согнув его спину и опустив плечи. И уж точно непонятно было, почему принц вдруг прильнул к нему, спрятав лицо на его груди, и почему дрожали его плечи. Все, что удалось услышать ветру, складывалось лишь в одно слово, произнесенное дрожащим шепотом.
- Прости.
Ответа Бессмертного ветер так и не дождался. Как не дождался и опровержения относительно его причастности к временной «слепоте» принца. Ветер знал, что Кащей не поднимался в покои Гавриила, но Бессмертный молчал, приняв это обвинение на себя, позволяя принцу думать так и впредь. Возможно, ему нужно было в чем-то себя обвинить. Возможно, ему нужно было успокоить принца. Возможно, он намеревался лично разобраться с тем, кто это сделал. При мысли об этом ветер дрожал, потому что слышал все, что было сказано до этого. Потому что он уже слышал раньше это имя.
Огни на башнях горели всю ночь. На каждую из них упали белоснежные лилии, источавшие сладкий, дурманящий аромат: знак примирения и прощения. Даждьбог выдохнул с облегчением. Один задумчиво вертел цветок в руках, не зная, что теперь с ним делать. Сет предложил брату засунуть лилию в известное место известной персоны. Кецалькоатль вырыл в земле небольшую ямку и посадил цветок, чтобы тот поделился с землей семенами. На будущий год он ожидал как минимум десяток таких цветов. Если только их не погубит засуха или война.

---

[сюжетное]

Мне немного страшно. Боюсь, что меня не поймут, не поймут, что происходит с братьями. Что они, оторванные от всей вселенной, цепляются в отчаянии за мир, которого они не просили, выполняя приказы, которых они не понимают. Это очень замкнутая система, надо понимать. Они тянутся друг к другу, чтобы не быть одинокими, чтобы наполнить свое существование смыслом. Каждое живое существо стремится к любви, и желает, чтобы его любили. И каждое живое существо желает получать удовольствие, это тоже нужно помнить. Я не хочу писать об этом, потому что получается какой-то женский роман, но иначе не выходит, потому что они же живые, черт возьми! Почему из-за того, что вы считаете их другими, они не должны любить и не должны страдать из-за этого?!

Нахуй все, секс в небесном королевстве! Нескоро.

---

[спокойной ночи]

---

[небольшой опрос]

Навеяно общением в ленте.

---

[криворучие]

Все Гавриилы да Михаилы... О других братьях как-то позабыли. Вечного пацаненка Уриила вам.


Прослушать или скачать The Roof Is On Fire бесплатно на Простоплеер

---

[спн-вдохновения пост]

Мое видение архангелов кардинально отличается от видения сценаристов, но. Как минимум с двумя характерами они попали в точку, так сказать. Я много думал о визуализации, и пришел к выводу, что этот Гавриил - лучший Гавриил ever. С некоторыми косметическими изменениями, конечно же.

---

[о стихах]

Господи, стыдно-то как. И надо же было Терри выбрать именно этот рваный стих, чтобы похвалить его. Стыдно-стыдно-стыдно Мне из него нравятся только четыре строчки.

Стихотворение, собсно

Брат мой, война унесет и тебя.
Пусть не сейчас, однажды.
Сотни прекрасных и добрых ребят
Больше не так отважны.
Черною смолью течет мой век,
Долог и темен день мой.
Брат мой, зачем же я человек,
Если я мог быть тенью?
Пусть не сейчас, через сотню лет
В миг побелеет лик твой.
Брат мой, зачем я в доспех одет,
Если не пустишь в битву?
Пусть не сейчас, но однажды ты
С ними падешь на звезды.
Я не хотел бы такой судьбы,
Но уже, видно, поздно.
Брат мой, останься со мною здесь,
Не уходи, не надо.
В пламени жутком зашелся лес,
Враг уже, видно, рядом.
Руку мою не бери, не тронь,
Лучше взгляни на запад:
Без седока к нам несется конь,
Надо идти обратно.
Брат мой, война унесет и меня.
Пусть не сейчас, чуть позже.
Брат мой, зачем я сажусь на коня,
Зачем руки тянут вожжи?
В пламени жутком вокруг леса,
Стрелы в ногах и сердце.
Мне бы увидеть твои глаза,
Чтоб, наконец, согреться.
Столько безумных и глупых слов,
Время прошло впустую.
Здесь, у воды, под огнем лесов
Я по тебе тоскую.
Здесь у воды, напоив коня,
Я погружаюсь следом.
Если б спросил, кто ты для меня...
Я бы ответил... небо

Отзыв.

Сильные, глубокие стихи, Франсиска.
Да, война забирает не только тех, кто убит, в бою...
Что-то умирает внутри тех, кто остался в живых, чтобы помнить.
Уцелеть - невозможно.
Вижу, что стих создан год назад, без привязки к реальным событиям.
Некоторые мысли избранных творцов - опережают время.
Спасибо Вам огромное за Вашу поэзию!!!
Добра, счастья, мира, любви!!!
С уважением и теплом - Терри
В реданонс.

Знала бы она, что я писал вообще не о людях... Стыд-стыд-стыд.

---

[.]

Последний свиток получился как горячечный сон, но он получился. Да, его еще надо отшлифовать немного, убрать "масло масляное" и прочие шероховатости, но он есть, и я его вижу. Вижу картинки, которые он мне показывает. Дальше будет только хуже, я уверен в этом.

Не знаю, что мне делать. Не знаю.

---

[свиток четырнадцатый]

Я безвольное чмо. Я должен был предвидеть, что не смогу бросить, раз даже курить бросить не могу. Видимо, что-то со мной случилось.

Первым запах дыма уловил Анубис. Пошевелил ушами в недоумении, огляделся, не находя источника. Медленно поднял голову вверх и невольно отступил от Нила на несколько шагов. Небесное Королевство явилось его взгляду. И Небесное Королевство горело. С его позиции нельзя было точно сказать, что там происходило, но нос говорил ему, что дело плохо. Видно было лишь схематичные наброски, фундаменты зданий, корни растений, бездонные озера, просто сливающиеся с атмосферой, не проливая ни капли. И огонь, распространявшийся с бешеной скоростью. Анубис тонко заскулил, не зная, что ему следует предпринять в такой ситуации. С одной стороны, небожители были врагами его народа, они хотели забрать Нил и его плодородные земли. С другой стороны, Анубис еще не забыл разговора с небожителем, не забыл его запаха и его доброты. Не забыл, что впервые усомнился в тот день в искренности Ра. Во всяком случае, поступок Сета в отношении его отца скоро забылся, и наказания преступник так и не дождался. Осирис, конечно, не простил его, но Ра решил, что они должны разобраться во всем сами, не вмешивая в это дело других. Анубису это не нравилось. Что-то взорвалось там, в ослепительной высоте, и следующую мысль демиург поймал, уже находясь в пути. Опустившись для удобства на четвереньки, он несся вдоль реки, высунув язык и прижав уши. Любой, кто встретил бы его в эту минуту, решил бы, что демиург сошел с ума, раз позволяет себе скакать вдоль Нила подобно простому шакалу. Но Анубис не сошел с ума. Наоборот, он, наконец, прозрел. Он не знал еще, что именно произошло, но чувствовал, что творится несправедливость. Страшная, ужасающая своей наглостью и своим масштабом. Несправедливость, способная поколебать устои известного ему мира, его личные убеждения и уверенность в том, что его мир – прекрасный, добрый, милосердный, а мир небожителей – жестокий, холодный, недоступный. Он несся вдоль реки, иногда зачерпывая воду растопыренными пальцами, и небеса пылали над ним. Не было слышно криков и стонов, на таком расстоянии слух Анубиса был бесполезен, но он мог себе их представить. Он пронесся мимо Ладьи Вечности, с носа которой осторожно спускался Сет, и укусил его за щиколотку, с наслаждением вслушиваясь в отдалявшиеся с каждым прыжком вопли и проклятия. В крики Сета вплетались и возмущенные возгласы Ра, которого Анубис сшиб с ног, пробираясь к ноге отцеубийцы. Демиург неожиданно для самого себя рассмеялся, чувствуя невероятное облегчение от содеянного. Об Исиде и Осирисе Анубис не думал, не хотел думать сейчас, потому что мысли о них могли бы остановить его, а терять время было нельзя. Когда рвануло снова, Анубис уже приближался к морю, от которого пахло тревогой и чем-то еще, что испытывал он сам. Море вспенилось перед ним, вздыбилось многометровыми волнами, и на вершине их показался сначала трезубец, а затем и весь Посейдон. Вид он имел устрашающий, и Анубис тотчас же покинул бы его территорию, если бы не дело, гнавшее его вперед, к Черной Башне. Он пролаял несколько слов, Посейдон нахмурился, но отвел трезубец в сторону. Затем вода подхватила демиурга, понесла, и он мог только крутить головой во все стороны, ища и не находя опоры. Он успел еще поймать взглядом летящие с небес обломки зданий, прежде чем море поглотило его.

читать дальше?

- При всем уважении, мой принц, - офицер осторожно шевельнул покалеченной рукой и поморщился от боли. – Вам следовало бы послушать, что я вам сейчас скажу.
- Я весь внимание.
Принц остановился на опушке, окруженной со всех сторон дремучим лесом, в котором когда-то тренировался Михаил. До этой точки королевства огонь еще не дошел, но запах пожара чувствовался и здесь. Офицер тут же опустился на траву, едва удерживая себя от того, чтобы не рухнуть от усталости. Принц прохаживался вокруг него, внимательно рассматривая окрестности, изредка принюхиваясь к ветру.
- Демиурги станут искать вас. Если мы попадем к асгардцам, вас тут же убьют. В лучшем случае. Вам следовало бы поработать над своим внешним видом.
- Что ты имеешь в виду? – протянул принц, не поворачивая головы.
- Они станут искать принца. Возможно, нам удастся проскочить, если вы… Если вы будете принцессой.
- О, - Гавриил улыбнулся и раскинул руки в стороны, демонстрируя свое скудное облачение. – Ты уверен, друг мой? Уверен, что это хорошая идея?
- Возьмите мой мундир, возьмите мою рубашку, обуйте мои сапоги, только скройте себя на время, умоляю вас. Я могу стать невидимым, вы – не можете. Все, что нам остается – уповать на то, что простая служанка, которую пожар застал в постели офицера, никого не заинтересует.
- Ну что ж, - принц беззастенчиво улыбнулся. – Раздевайся.
К чести офицера, бесстрастное выражение сохранилось на его лице, даже когда он снимал рубашку, задевая и выворачивая обрубок руки. Ни один мускул не дрогнул в этот момент, только выступили над губой бисеринки пота. Гавриил молча принял изрядно испачканную одежду и оделся, крутясь в разные стороны и критически оглядывая результат. Сапоги офицера оказались ему великоваты, а уж Бриэль и вовсе должна была в них утонуть, так что от обуви пришлось отказаться. Завершив облачение, Гавриил подмигнул офицеру и исчез, уступив место маленькой нежной принцессе, чьи босые ступни тонули в траве. Широкие плечи Гавриила сузились вдвое, из-за чего рубашка сползла, обнажив правое плечо принцессы. Бриэль запахнула мундир, смущаясь и отводя взгляд.
- Не гляди на меня так, - попросила она тихим, мелодичным голосом. – Я знаю, как это выглядит.
- Вы прекрасны, - заверил Мефодаил, позволив себе улыбнуться. – В любом виде. Я исчезаю, но всегда буду рядом с вами. Постарайтесь идти так, словно меня нет вообще. Если вы станете разговаривать с пустотой, кто-то может заинтересоваться вами. Впрочем… Вами, конечно, заинтересуются и без этого.
Офицер медленно растаял в воздухе, оставив принцессу в мнимом одиночестве. Бриэль постояла еще немного, сосредоточенно глядя прямо перед собой, и медленно двинулась в сторону леса, ориентируясь по запаху гари. Она не стала рассказывать офицеру о том, что безуспешно пыталась связаться с отцом все это время, что их, похоже, бросили, и что ей страшно, что ей страшнее, чем когда бы то ни было. Может быть, стоило это сделать? Рассказать ему, прижаться к широкой груди. Бриэль могла сделать то, чего не мог себе позволить Гавриил. Она могла быть трусихой, могла быть плаксой, все это простилось бы ей. Гавриилу нужно было действовать быстро и верно, она могла позволить себе задуматься, испугаться, покапризничать. Бриэль шла, путаясь в неизвестных ей травах, то и дело поправляя сползавшую рубашку или штаны, не желавшие удерживаться на бедрах. Присутствие офицера ощущалось, она чувствовала его дыхание на шее, оставшаяся ладонь иногда прикасалась к ее пальцам, успокаивая, напоминая, что он рядом. Что он мог поделать с одной рукой? Как он защитит ее, если они попадут в засаду?
- Не вздумай геройствовать, - шепнула она, игнорируя просьбу офицера хранить молчание. – Если что-то случится, я смогу защитить нас обоих.
- Я покончу с собой, если вы это сделаете, - жаркий шепот офицера обжег затылок.
Больше она не сказала ни слова, решив про себя, что именно так и поступит. О чем думал офицер, оставалось для нее загадкой.

Подвалы цитадели уцелели чудом. Вероятно, их спасло глубокое залегание и мастерство Яхве. Раненые поступали без остановки. Рафаил метался между рядами искалеченных бойцов, боясь встретить среди них знакомые лица. Он успел добраться до цитадели в один мах крыльев, едва обнаружил, что рана Локи иллюзорна. Сидя в темноте и сырости, он несколько часов провел, размышляя о том, услышали ли его братья, знают ли, где он станет их ждать. Первые раненые показали, что услышали и знают, но не спешат присоединяться к нему. Сведения поступали противоречивые. Одни говорили, что Михаил возглавляет силы сопротивления, другие – что Михаил приказал отступать. Третьи утверждали, что Михаил атакует, четвертые – что сражается один против тысяч. Самаил обеспечивал прикрытие, искусственно увеличивая число бойцов и закрывая дорогу, которой доставлялись раненые, от атакующих. Уриил жег леса, в которых скрывались демиурги, и самих демиургов жег тоже, однако меньше их не становилось. Вероятно, Локи занимался тем же, чем Самаил, и, в отсутствие Гавриила, чьи глаза могли бы разглядеть иллюзию, Михаил бился почти вслепую, не зная, кого разит сейчас: реального демиурга или искусную подделку. Рафаил был почти уверен в том, что смог бы определить, в чем проблема младшего принца, почему он не смог определить иллюзию Самаила. Вероятно, имело место медикаментозное вмешательство, следовало как можно скорее вывести опасные элементы из организма, но для этого ему нужно было найти Гавриила. Или найти того, кто доставит его к нему. Однако среди раненых не встретилось ни одного, кто мог бы еще хотя бы стоять на ногах. Оставалось надеяться, что Гавриил сам придет к нему, чудесным образом избежав огня, стрел, камней, мечей, зубов и когтей. Рваные раны на телах бойцов свидетельствовали о том, что к асгардцам примкнули и жители Нила. Многочисленные ожоги и металл, вплавленный в кожу, свидетельствовали о том, что в битве участвуют и олимпийцы. Рафаил метался между умирающими и еще цепляющимися за жизнь, и не слышал голосов братьев, не чувствовал биения их сердец. Возможно, это происходило из-за того, что он находился в некой изоляции, подвалы цитадели еще не были изучены до конца, и, судя по тому, что он видел, предназначались именно для таких целей. Скрываться, выжидать, выживать.
- Что-нибудь слышно о Гаврииле? – Рафаил набросился на кучку чудом уцелевших невидимых, державшихся друг за друга, потому что у многих не было ступней или рук.
- Последний раз я слышал о нем от Мефодаила, - подал голос один из них, кажется, командир южного направления. – Они двигались к озерам. Но следом за этим сообщением раздался взрыв у казарм, я не уверен… Что они дошли, или все еще идут в ту сторону.
Рафаил тяжело вздохнул, приказывая себе успокоиться. Сейчас ему остается только ждать. Лечить, вытаскивать за уши из тьмы мироздания, сшивать и восстанавливать. Гавриил, ты меня слышишь? Тишина. Звенящая, давящая на сознание тишина. И паника. Вот, что он ощутил.

То, что они попали в окружение, стало понятно, едва Бриэль вышла на очередную поляну. Офицер застыл за ее спиной, как и она сама. Приняв как можно более растерянный вид, принцесса закрутила головой, словно выбирая маршрут, одновременно пытаясь понять, где находится. Острый взгляд ее в этот же миг считал демиургов, скрывавшихся в тени леса. Пять, шесть… За их спинами возникали другие. Олимпийцы? Бриэль показалось, что она слышит, как натягивается ткань на тугом бедре Афины. В том, что это была именно она, сомневаться не приходилось, только у нее могла быть такая женственная фигура в безумном соседстве с угрожающего вида копьем и легкими доспехами, созданными, казалось, лишь за тем, чтобы подчеркивать достоинства ее тела. Богиня смотрела на нее пристально, внимательно разглядывая каждую деталь. Вот взгляд ее скользнул по узким плечам, по тонким пальцам. Задержался на груди, скользнул по сваливающимся брюкам, по босым ногам. Вернулся к лицу, выискивая подвох. Бриэль выглядела растерянной и испуганной, и для этого ей вовсе не приходилось притворяться. Губы ее дрожали, глаза наполнялись слезами, и она принялась тереть их, чтобы не расплакаться.
- Потерялась, девочка? – неожиданно ласково поинтересовалась Афина, выступая вперед и отводя копье в сторону. – Откуда ты такая взялась?
Бриэль оторопело глядела на богиню, не зная, что ей ответить. Офицер за ее спиной напряженно размышлял о чем-то, его прерывистое дыхание шевелило волосы на ее макушке. Наконец, он наклонился к уху принцессы и едва слышно прошептал:
- Скажи, что ты казарменная девка. Что сбежала, как только все началось. Жалуйся на солдат.
- Кто? – Бриэль растерянно мотнула головой, не отрывая взгляда от лица Афины. – Кто я?
- Девка, - оставшаяся ладонь офицера неожиданно коснулась ее ягодиц и легонько шлепнула. – Казарменная.
Принцесса покраснела до корней волос и опустила взгляд, чувствуя, что переживает самый ужасный момент в своей жизни. Сказать богине, чьи взгляды распущенностью своей мало отличаются от взглядов животных, что она…
- Девка, - буркнула Бриэль, шмыгая носом и натягивая рукав рубахи на плечо. – Казарменная. Когда все началось, я как раз…
- Какая наглость! – Афина внезапно разъярилась, и Бриэль отступила на несколько шагов, прижавшись спиной к груди офицера. – Сразу видно, общество мужиков подлючих. Я-то надеялась, что они там друг с дружкой кувыркаются, а они вон как выкрутились. Славное дельце, доложу я вам! Такой цветочек загубить, такую красоту попортить! Ну, мало я им жару задала, надо бы вернуться, да наподдать еще чуток!
- Не надо! – отчаянно вскрикнула принцесса. – Не надо им наподдавать еще!
- Это еще почему? – удивилась Афина. – Или тебе нравится то, чем ты… занималась?
«Я понятия не имею, о чем ты говоришь, женщина», - подумала Бриэль. – «Интересно, как бы ты отреагировала, если бы я тебе об этом сказала?» Принцесса расплакалась, уходя от ответа, и богиня воткнула копье в землю, чтобы обнять и успокоить ее.
- Прости меня, - сказала Бриэль, обнимая Афину в ответ. – Прости меня за то, что я сейчас сделаю. Ты хорошая, наверное. Но ты ничего, совсем ничего не понимаешь.
Копье ударило богиню под лопатку, но не прошило насквозь. Бриэль прытко вырвалась из вздрогнувших рук ошарашенной богини, отскочила, поймала оружие, брошенное ей офицером. Как ему удалось сделать все так быстро? Принцессе казалось, что он все это время стоял за ее спиной. Но разве можно уследить за ветром? Поляна наполнилась незнакомыми демиургами. Скорее всего, отрядом Афины, который она собрала из добровольцев со всех сторон Терры. Отступила на шаг, безошибочно угадывая местоположение Мефа. Узкая спина принцессы встретилась с широкой спиной офицера. Бриэль замерла, чувствуя, как тяжело он дышит, как дрожит от напряжения. Нет, долго Меф не протянет. Значит, действовать нужно как можно быстрее.
- Если мы умрем здесь сегодня… - голос ее дрогнул, позволив офицеру прервать принцессу.
- Я, - отрывисто бросил он. – Вы не умрете.
По спине принцессы пробежало легкое дуновение ветра. Офицер бросился в бой, обретая плоть, но она не смела обернуться. Сердце ее сжалось от жалости к нему. Потерявшему руку, раздетому, уставшему, но все равно стоявшему на ногах и зубами вырывавшему куски плоти из обступивших их демиургов. Она слышала, как рвалась их плоть, как изрыгали они проклятия, падая. И видела внутренним своим зрением, как он танцевал между ними, с легкостью уворачиваясь от смертоносных атак. Бриэль закричала и бросилась вперед, размахивая копьем. Она не знала, как им пользоваться. Скопировать виденные ею приемы Михаила не представлялось возможным. Казалось, что копье было продолжением его самого, она же ощущала лишь тяжелую палку в собственных непослушных руках, словно одеревеневших от страха. Копье оттягивало руки, норовило уткнуться в землю. Раненая Афина лежала неподалеку лицом вниз, изредка подавая признаки жизни, пытаясь подняться. Пальцы ее рыли землю, она рычала страшно, низко, и принцессе хотелось только поскорее покинуть это место, пока она не пришла в себя и не поднялась на ноги. ПАПОЧКА!!! – кричала она в пустоту, размахивая копьем, как знаменем, изредка попадая по головам и ногам, когда древко выскальзывало из рук, а наконечник клонился к земле. Папочка, пожалуйста, возвращайся! Она не знала, слышит ли ее отец, все вокруг слилось в сплошной водоворот лиц и деревьев, пока офицер не вскрикнул за ее спиной, и по лопаткам не потекло что-то горячее, липкое. Бриэль замерла.
- Принцесса, пожалуйста, - донесся до нее по-прежнему спокойный, но будто уставший голос Мефодаила. – Летите отсюда. Я больше ничем не могу вам помочь.
- Не смей умирать!
Черты лица принцессы заострились, плечи расправились, рубашка села на теле как влитая. Трусливой и нежной девушке нечего было делать на этой поляне, следовало исправить это сразу же, не доводя до слишком опасной ситуации.
- Не смей умирать, кобылий потрох! – рявкнул Гавриил, насаживая на копье сразу трех демиургов. – После всего, что мне пришлось сделать сегодня, только попробуй сдохнуть!
ЯХВЕ! ЖИВО КО МНЕ!
У одного из поверженных противников оказался славный меч, принц не мог отказать себе в удовольствии приласкать его рукоять. У второго обнаружился короткий клинок, которым удобно было работать в паре с первым. Неудобное копье полетело в сторону, прихватив по дороге зазевавшегося демиурга. Гавриил не мог заставить себя обернуться, но чувствовал, что офицер жив. Он слышал, как бьется его сердце, чувствовал его эмоции, как свои собственные. На секунду ему показалось, что он сам стал офицером, что видит себя со стороны, и чувствует… печаль? Словно пелена спала с глаз, словно вода промыла глаза. Гавриил остановился и медленно опустил руки. Поляна не была пустой, но демиургов оказалось в несколько раз меньше, чем казалось вначале. Все они стояли намного дальше, чем те, с которыми принц сражался до сих пор, и со всеми он вполне мог справиться сам.
- Я вижу, - губы его растянулись в неприятной, кровожадной усмешке. – Я вижу вас всех.
И прянул с места, в один прыжок настигая олимпийца, уверенного в том, что принц станет прорываться через толпу иллюзорных воинов и устанет прежде, чем доберется до него. Славный клинок нежно коснулся шеи демиурга. Гавриил почувствовал, как открывается второе дыхание. Приблизительно так же, как раскрывалось второе горло у олимпийца, стоявшего перед ним. Следующему он отсек ступни, кувыркнувшись вперед и проехав по сладко пахнущей траве на коленях. Третий лишился руки и принялся орать, глядя на кровоточащую культю. Гавриил отстраненно подумал о том, что офицер не кричал, когда потерял руку. Только когда принц прижигал ему рану. Наверное, демиург потерял бы сознание от боли, если бы с ним пришлось произвести те же действия. Трое или четверо асгардцев попытались окружить Гавриила, но он крутанулся на месте, вспарывая им животы. Они не были плохими воинами. Просто он был быстрее. Обежав поляну по кругу и покончив со всеми, кто встретился ему на пути, Гавриил остановился рядом с Афиной, тяжело дыша и чувствуя, как накатывает волнами дурнота. Он не любил убивать, и не хотел быть втянутым в бессмысленную войну, но теперь отступать было поздно. Богине удалось перевернуться на живот, и теперь она глядела на него с ненавистью, губы кривились от боли, подбирая наиболее жестокие проклятия.
- Между нами на самом деле не так уж много различий, - проговорил принц, опускаясь рядом с ней на колени и помогая богине сесть. – Понравилось тебе смотреть на себя со стороны?
Афина не ответила, молча сжигая его взглядом. Гавриил поискал взглядом копье и обнаружил его на другом конце поляны.
- Что ж, - он встал и отряхнул колени. – Полагаю, через пару часов ты доберешься до своей палки. Желаю тебе с ее помощью добраться до своих, если они еще остались. Но на этот раз наконечник будет направлен в землю, женщина, а не в сердца моих братьев.
Афина не ответила и на этот раз. Принц повернулся к офицеру и тяжело вздохнул. Как он и предполагал, дела были очень и очень плохи. Но надо было двигаться, нельзя было терять ни минуты. Теперь, когда Гавриил снова мог видеть, его глаза могли существенно изменить ход сражения. Ход всех сражений. Теперь принц не сомневался, что их великое множество в разных местах королевства. Гавриил опустился на траву рядом с офицером. Грудь Мефодаила вздымалась тяжело и часто, лицо казалось бледнее листа бумаги. Оставшаяся кисть его алела на изумрудной траве, испачканная кровью демиургов. Офицер не успел раздобыть себе оружия, и ему пришлось работать ладонью. Принц осторожно провел ладонью по его груди, пытаясь подушечками пальцев определить температуру. Коленям было мокро и жарко от сочившейся из раненой спины офицера крови, черной и густой. Офицер перехватил изучающую ладонь принца, но глаз не открыл.
- Сейчас мы полетим, - сказал Гавриил, как мог спокойно. – Я возьму тебя на руки, и мы полетим. Быстрее ветра.
Мефодаил молча улыбнулся и окончательно впал в забытье. Гавриил закрыл лицо руками и тихонько завыл, ничуть не смущаясь присутствия богини. Офицер не долетит. Не успеет. Как бы быстро Гавриил ни передвигался, к цитадели он доставит труп.

Анубис несся по мощеной булыжником дороге, не глядя по сторонам. Нос вел его, и, судя по тому, что запах становился все ощутимее, вел правильно. Посейдон отправился в другую сторону, едва они ступили на твердую землю. Черная Башня казалась пустой. Лунная дорога сияла алмазным блеском, уходя высоко в небо, соединяясь с пылающими садами. Окно башни было широко раскрыто, вероятно, именно через него переправлялись объединенные силы Терры. Кащея в комнате не оказалось. Непонятно было, что же в таком случае удерживает дорогу, не давая ей растаять под лучами солнца, но времени на размышления у демиургов не было. Посейдон вырвался далеко вперед, угрожающе размахивая трезубцем, и первые крики достигли ушей Анубиса задолго до того, как он полностью преодолел расстояние, разделявшее Черную Башню и королевство. Он остановился лишь на мгновение, чтобы запомнить направление, в котором двигался Посейдон. Казалось, его тоже вело что-то. Не запах и не звук, что-то более тонкое, недоступное Анубису. Демиург ловко увернулся от летящей в него стрелы, рявкнул на ветер, пахнущий небожителем, кинулся в горящий лес. Ему казалось, что он не касается лапами земли, а дух его далеко опережает тело. Он видел носом, и видение, открывшееся ему, было пугающим. Он видел тьму, и в центре ее видел знакомого небожителя, и еще ветер у него на руках, пахнущий кровью и смертью. Небожитель держал голову ветра в ладонях и плакал, а сзади к нему подбиралась смерть, но ему, кажется, было уже все равно. Анубис вырвался на поляну, не сразу сообразив, что видит теперь и глазами тоже, вытянулся в прыжке и повис на визжащей богине, вгрызаясь ей в шею, вырывая клочки волос, углубляя тычками рану в спине. Небожитель никак не отреагировал на происходящее. Анубис вцепился Афине в бедро, откусил значительную часть и выплюнул, демонстрируя свое к ней отношения. Он знал, видел еще в лесу, что она хотела убить безоружного и калеку. Что она подбиралась к ним, чтобы пронзить своим мерзким копьем. О том, как она вообще оказалась в таком месте и в таком виде, Анубис предпочитал не задумываться. Пинком откатив бесчувственное тело в сторону, демиург медленно приблизился к принцу и сунул голову под его ладонь. Пальцы Гавриила рассеянно погладили шакалью голову, словно принц не понимал, что произошло, что Анубис здесь, что он преодолел огромное расстояние только чтобы спасти его, и быть с ним, и остаться с ним навсегда.
- Ты чуешь? – спросил принц, показывая, что понял, кто находится рядом с ним. – Ты чуешь то же, что и я?
- Он умирает, - констатировал Анубис. – Жизнь уходит из него.
- С каждой секундой промедления все больше. Но я не успею, я не могу еще лететь так быстро. Я убиваю его своим несовершенством.
- Я могу отнести его. Хочешь?
Гавриил впервые взглянул на Анубиса, взгляд его был цепок и горяч, словно принц сам находился на грани лихорадки. Да, от него пахло безумием. Слабо, но достаточно ощутимо, чтобы предположить худшее. Анубис не умел читать по лицам, зато умел понимать запахи, и запах, исходящий от принца, ему не нравился.
- Если ты не успеешь донести его, я не стану винить тебя, - принц заставил себя улыбнуться, чтобы подбодрить демиурга. – Но если донесешь… Проси, что хочешь. Я сделаю все, что угодно.
- Если донесу, позволишь мне остаться? – Анубис ткнулся носом в горячую ладонь.
- Не я ли приглашал тебя? – Гавриил неожиданно рассмеялся и уткнулся носом в шакалью голову, вдыхая запах мокрой шерсти. – Не так я рассчитывал встретить тебя, друг мой, но от судьбы не уйдешь. Донеси его, умоляю тебя. Донеси его до цитадели, там спустись в подвал. Скорее всего, Рафаил там. Но, прежде чем рваться туда, заскочи к пруду, что за садом с яблонями. Там растут лилии. Сорви одну, неси ее в зубах, и ни один воин, ни один из моих братьев не тронет тебя.
Анубис молча лизнул принца в щеку, заставив его рассмеяться снова. Дождался, пока принц погрузит офицера на его спину, нарвет клочков из одежды и хорошенько привяжет. Офицер застонал, не приходя в сознание. Запах смерти ударил по носу, словно Анубис с размаху врезался в стену. Демиург фыркнул и прянул с места, рванулся так, словно офицер уже умер, и ему предстояло теперь убежать от гнева принца. Слишком многое стояло на кону. С трудом прорвавшись через горящий сад, почти все яблони в котором обратились в пепел, он вырвался к воде, вокруг которой росли белоснежные пахучие цветы, чей запах носил принц. Сорвав один и зажав его в пасти, Анубис круто развернулся и бросился к развалинам цитадели. Многие встретились ему по пути. Видел он и Посейдона, стоявшего спиной к спине с главнокомандующим силами небесного королевства. Демиург пронесся мимо них, шевельнув ушами в знак приветствия. Посейдон поднял трезубец, задумчиво улыбаясь, Михаил проводил его удивленным взглядом.
- Об этом я говорил, - пояснил Посейдон, жестом воздвигая между ними и олимпийцами стену из соленой воды. – Не один ты желал мира для наших народов.
- Вижу цель!
Михаил запрокинул голову и весело рассмеялся. Гавриил приближался со стороны леса, внимательно разглядывая демиургов под собой. Главнокомандующий перехватил копье поудобнее и двинулся вперед, следуя указаниям младшего брата. Посейдон воздвигал непробиваемые стены соленой воды, отсекая наиболее прытких демиургов. Дело пошло намного быстрее, и вскоре они соединились с Уриилом, едва стоявшим на ногах. Гавриил сообщал местонахождение реальных асгардцев и олимпийцев, Самаил заканчивал дезавуирование иллюзии Локи. Рафаил сидел на холодном мокром полу и смотрел на собственные дрожащие руки. Анубис лежал неподалеку, тяжело дыша после долгого бега. Бледное лицо Мефодаила резко контрастировало с общей темнотой и серостью подвала. Но он дышал. Это было невероятно, учитывая все его повреждения, но так было. Пальцы на пришитой с трудом руке медленно шевельнулись, и Рафаил поздравил себя с очередной успешной операцией.
- Ты успел вовремя, - сообщил он Анубису, к которому почему-то сразу проникся симпатией.
Демиург не ответил, но глаза его улыбались.

Отыскать виновника произошедшего так и не удалось. Один, скорее всего, вообще не участвовал в операции, а Локи испарился, едва затеял заварушку, как делал всегда. Уставшие, потрепанные братья сидели на развалинах цитадели, изредка обмениваясь короткими репликами, когда две ослепительные звезды вспыхнули над их головами и аккуратно приземлились чуть позади, складывая крылья за спиной.
- Напоминает мне старые добрые времена, - неожиданно мечтательно произнес Яхве, окидывая разрушенное королевство взглядом. – Так бывало каждый раз, как я отлучался, оставив вас одних.
Михаил глядел пустым взглядом прямо перед собой. Прекрасные леса догорали, оставляя после себя черную землю с культями пней. Часть озер высохла, часть покрылась пеплом и грязью. Казармы исчезли, оставив после себя остовы кроватей и полок. Сама цитадель обратилась в груду камней, из которой гордо торчали куски занавесок, да сверкала на солнце разноцветная мозаика в той части развалин, что когда-то были потолком. Значительная часть регулярных войск погибла, еще большая часть не скоро встанет с больничной койки. Но почему-то смех поднимался из глубины его естества, и скоро он уже хохотал в голос, хлопая себя по колену и утирая выступившие от смеха слезы.
- Да, - довольно протянул Яхве. – Всегда так было. Стоит отвернуться от вас – разнесете все, что я для вас построил. Помнишь, сынок, как однажды ты ударил маленького коленом с разворота?
Михаил хохотал, запрокинув голову. Гавриил слабо улыбнулся, припоминая этот болезненный эпизод. Кажется, в тот день он пролетел несколько метров, пока не врезался в дерево, и долго потом плакал в отцовские колени. Они сидели, думая каждый о своем, и улыбки понемногу расцветали на их лицах. Рафаил хихикнул, привалившись к плечу Уриила, и тот ответил ему сдержанным хмыканием. Самаил расхохотался громче Михаила, и Люцифер последовал его примеру. Иллюзионист кратко пересказывал брату, что произошло здесь в его отсутствие, изредка перемежая рассказ заливистым смехом. Темнота отступала понемногу, но Гавриил чувствовал, что все равно увязает в ней, что липкий страх не отступает. Да, сегодня они победили, но бой происходил на их территории, и они оказались уязвимы. Неужели братья не понимают этого, неужели не понимает отец?
- Сегодня ты был большим молодцом, сынок, - Яхве потрепал Михаила по волосам, и тот смутился от неожиданной ласки. – Вы все были большими молодцами. Ночь придется провести в подвале, ничего не попишешь. Сумеешь организовать нам ночь, Сэмми? Не слишком устал? Хорошо, потому что я вымотался. Завтра с приходом рассвета выстрою вам новый дом. А теперь – всем спать, всем спать!
Творец хлопнул в ладоши, как делал, когда братья были совсем еще малышами, и Гавриил поймал недоуменные взгляды остальных. Люцифер выглядел несколько сконфуженным, словно он знал, в чем дело, и стыдился за отца.
- Я все объясню, - шепнул он, когда Гавриил проходил мимо, увлекаемый твердой рукой Яхве. – Выруби его, умоляю тебя.
- Что?! – шепот младшего принца едва не перешел в крик.
- Что слышал, - буркнул старший брат. – Выруби его, вот что.
Отец требовательно потянул его вперед, и Люцифер исчез из поля зрения, как и остальные братья, все еще сидевшие на ступенях главного входа. Темные коридоры подземелий цитадели слились в один длинный коридор. Яхве шел, весело насвистывая какую-то песенку и глуповато улыбаясь. Гавриилу было страшно и неуютно находиться рядом с ним. Он устал и хотел спать, еще больше он хотел увидеть офицера, узнать, скоро ли он поправиться. О том, что Меф выжил, Рафаил сообщил ему в первую очередь.
- Папочка, куда ты ведешь меня? – осторожно поинтересовался Гавриил.
- Прекрати так меня называть, - весело откликнулся Яхве. – Тебе не нравится, что у меня получилась семья, вот и все. Признайся, что тебе бы этого не хотелось.
- Что? Я не понимаю тебя, па…
- Хватит, я сказал! – в голосе отца послышалось раздражение. – Уже не смешно. Ты завидуешь мне? Завидуешь, что у меня пятеро сыновей, а у тебя всего один, и тот – позор всего рода?
- У тебя шестеро сыновей! – Гавриил вырвал руку из ладони Яхве и отступил, прижав ладонь к груди. – Шестеро! Я твой сын! Очнись, Бездна тебя забери!
- Хорошая идея, - неожиданно согласился творец. – Но сначала нам надо поговорить. Нам о многом надо поговорить. Ты все еще злишься на меня за то, как я поступил с тобой? Ничего, я смогу загладить свою вину. Уверен, что смогу. Я видел Бога. Представляешь? Я видел Бога!
Гавриил закрыл глаза, медленно вдохнул и выдохнул. Из путешествия отец вернулся немного свихнувшимся. Это ничего, ему просто надо отдохнуть. Ему просто надо… Выруби его, быстрее! Ты что, не помнишь, что он сделал с дедом?! Гавриил резко распахнул глаза, как раз вовремя, чтобы увидеть, как отец наклоняется к нему, чтобы… Чтобы что сделать?
- Яхве, - Гавриил добавил в голос столько металла, сколько смог. – Что это ты себе позволяешь?
- Что это ты себе позволяешь, отец, - возразил Яхве с пугающей ясностью во взгляде. – Что ты позволяешь себе? Тебя не должно здесь быть. Что ты сделал с моим сыном? Что ты сделал с моим мальчиком?!
Гавриил ударил сильно, вложив в удар весь страх, охвативший его при последних словах отца, при взгляде в его ясные, но безумные глаза. Голова творца мотнулась в сторону и назад, Яхве потерял равновесие и рухнул на холодный пол. Потерял ли он сознание сразу или от удара о камень, Гавриил не знал, и не хотел выяснять. С трудом подхватив бесчувственное тело отца на руки, он понес его по коридору, надеясь, что доберется до ближайшей комнаты прежде, чем тот очнется. Ему повезло. Он запер отца в кладовой, запер дверь ровно настолько, чтобы Яхве смог выбраться, если бы ум его прояснился, и рванул прочь от этого места. От двери, за которой лежал его сумасшедший отец. Что он должен был увидеть, чтобы сойти с ума так быстро? Что он должен был узнать? Как это все не вовремя, как это все… Принц остановился у входа в подвал. Сразу за последней ступенью лестницы начинались длинные ряды раненых, между которыми медленно ходил полусонный Рафаил, следящий за тем, чтобы никто не умер без его ведома. Братья улеглись на общую кучу тряпья в углу подвала. Гавриил помялся немного на пороге, затем быстро сбежал с лестницы и тихо пробрался к куче тряпья, на которой лежал офицер. В сознание он, кажется, так и не приходил. С правого его бока спал Анубис, положив шакалью голову на живот Мефа. Гавриил пристроился с левого бока, пристроив голову на офицерском плече. Он долго еще не мог заснуть, заново переживая все события этого долгого дня, но вскоре сон одолел и его, и только Рафаил оставался бодрствующим, бродя между рядами и напряженно вслушиваясь в проклятия, изрыгаемые очнувшимся Яхве намного дальше по коридору. К утру затих и он, и Рафаил смог вздохнуть спокойно. Эту ночь пережили все его подопечные. Принц медленно поднялся по лестнице, устало отер вспотевший лоб и прислонился к остаткам стены, встречая рассвет, сотворенный Самаилом.

---

[вдохновения пост]

Иногда я медитирую на арты. Иногда я делюсь ими с вами. Сегодня именно такой день.


Прослушать или скачать Солнечный день бесплатно на Простоплеер

---

[вам что-нибудь известно о Шибальбе? (с)]

Если Летопись все-таки продолжится, если я не смогу удержать своих рук, Кукулькан, он же мой любимый Кецалькоатль, взлетит, разбрасывая вокруг себя перья и радугу. Ну и Чак, конечно же, куда же без него. Нельзя забывать о таких богах. А то все мейнстрим да мейнстрим.

---

[о муках творчества]

Я мучаюсь. О, как я мучаюсь! Как правильно заметил мужебрат вчера: "Не обижайся, но ты думаешь постоянно. Ты пьяная в говно, еле стоишь на ногах, и все равно что-то бормочешь". Да, именно такой я и есть. Даже пьяный в туман я не могу выкинуть мыслей из головы, потому что они живут там отдельно от меня самого. Иногда я ощущаю себя пустым. Некой оболочкой, пустым системным блоком. Затем все во мне начинает гудеть, я чувствую, как подсоединяется провод, а затем - как закачивается информация, как она бурлит во мне, и я пытаюсь разложить ее по полочкам, но не могу, потому что ее слишком много. Я мучаюсь без нее, и мучаюсь с ней. Я мучаюсь с пустой головой и с головой гудящей, руки мои работают отдельно от меня, я не контролирую их, лишь изредка задумываясь над тем, что написать, отвлеченный посторонними звуками. Если бы звуков не было, я бы так и не остановился, вероятно.
Меня гнетет мысль о том, что моего куцего человеческого языка недостаточно для того, чтобы описать то, что я вижу. Если бы я взялся описывать точно, то это было бы как у Фрая: как будто стремительный, морской, соленый, как будто яростный, ветреный, серый, как будто взорвавшийся, нежный, потерянный, как будто пушистый, влажный, безумный. Иногда мне становится стыдно за мое косноязычие. В такие моменты я хочу прекратить писать вообще. Но - волна накатывает, голова раскалывается, пальцы играют на клавиатуре затейливую мелодию того, что я вижу, но не могу описать.
Это - настоящее мучение. И еще то, что я не понимаю, для чего это нужно. Для кого это нужно. Я не понимаю, зачем мне делать это, почему мои пальцы хотят делать это. Я знаю только, что для этого живу. И все. Больше я ничего не знаю.

---

[свиток тринадцатый]

Я не знаю, свиток это или прощание с Летописью... Я вроде как решил уже, что не могу больше писать, потому что... Потому что я говно, как же иначе. Но и не писать я тоже не могу. Поэтому... Поэтому позвольте мне оставить хоть что-нибудь, что я действительно хотел вам показать.

Яхве взглянул на старшего сына. Люцифер спал, закинув ноги на приборную панель. Голова свесилась на грудь, длинная черная прядь выбилась из аккуратной прически и теперь разделяла его лицо на две половины, одна из которых освещалась уютно мигающими огоньками панели, а другая тонула во тьме окружающего мироздания. Творец улыбнулся уголком рта и сверил показания приборов. Судя по ним, они приближались к точке назначения, но ничего стоящего пока заметно не было. Ничего, время у него еще было, времени было много. Теперь Яхве очень полагался на Михаила. От того, сможет ли его сын справиться с временным управлением королевством, зависело многое. Творец не сомневался, что демиурги предпримут что-нибудь в его отсутствие, даже надеялся на это. Люцифер шевельнулся во сне, отбрасывая мешающую прядь с лица. Творец оперся локтями на панель и положил подбородок на скрещенные пальцы рук, позволив себе задуматься.
Крылья не годились для столь длительного перелета. Полагаясь лишь на них, он провел бы в пути несколько лет, это в его положении казалось непозволительной роскошью. Пришлось задействовать старые каналы связи, едва не раскрыв свое местоположение. Яхве оставалось лишь гадать о том, остались ли прежние друзья верны ему, не вычислят ли они источник полученного сигнала с точностью, необходимой для обнаружения и уничтожения. Конечно же, уничтожения. Не стоило тешить себя иллюзиями. По иронии судьбы небольшой летательный аппарат дожидался его на той же безжизненной планете, где он встречался с отцом незадолго до поворотного пункта своей жизни. В этом месте ему пришлось провести несколько дней, чтобы удостовериться в том, что слежки за ним нет. Лишь после этого удалось отправиться к великой аномалии. Загорелся огонек коммуникатора. Яхве тяжело вздохнул и принял вызов.
- Долетел? – коротко поинтересовался голос, идентифицировать который представлялось невозможным из-за помех, вызванных приближением к точке.
- Почти. Судя по приборам, осталось не больше… Немного.
- Боишься, что я пойму, где ты? – голос хрюкнул, что должно было означать смех. – Не бойся, я никому не сказал, что связывался с тобой. Но на твоем месте я был бы осторожен.
- Спасибо.
- Нет, серьезно. Ты не представляешь, какой переполох устроил. Я думал, за тобой пошлют как минимум роту.
- Они и послали.
- Шутишь?!
- Нет.
- И?..
- Я все еще жив, как слышишь.
- Хочешь сказать, ты их всех…
- Не будем об этом. Я больше не тот, кого ты помнишь.
- Пафосные речи. В твоем стиле, впрочем.
- Ты удерживаешь связь намеренно?
- Я просто хочу поговорить с тобой. Я не слышал тебя… сколько?
- И не услышишь. Послушай, я не вернусь. Не знаю, что ты решил, но я просил тебя одолжить мне «Генерала» не для того, чтобы вернуться домой.
- Я не прошу тебя вернуться, я всего лишь хочу поддерживать с тобой связь. Это возможно?
- Через тебя меня могут засечь, - руки Яхве начинали дрожать от гнева. – Неужели это так трудно понять? Я не хочу тащить за собой весь имперский флот. У меня семья, Ифремиэль. У меня шестеро сыновей. И целый мир. Целый мир.
Коммуникатор защелкал и отключился. Яхве потянулся, чтобы разбудить Люцифера, но почему-то не смог этого сделать. Рука застыла в воздухе, все тело словно покрылось льдом. ПАПОЧКА!!! Яхве рванулся, но тело осталось недвижимым. ПАПОЧКА, ПОМОГИ МНЕ!!! Люцифер нахмурился, веки его задрожали, но не раскрылись. ПАПОЧКА, ПОЖАЛУЙСТА, ВОЗВРАЩАЙСЯ!!! С большим трудом творец скосил взгляд к лобовому стеклу. Все мироздание словно превратилось в сверкающий спиралеобразный тоннель. Он не мог вернуться, даже если бы захотел. Я люблю тебя, папочка. Я очень, очень тебя люблю. Ответный крик ударил колоколом в собственной голове, разбившись о невидимый щит. Судя по всему, они вошли в зону, блокирующую любой вид связи. В зону необнаружения. Яхве успел подумать, что теперь, во всяком случае, Ифремиэль не сможет сдать его военному совету, прежде чем мироздание взорвалось миллиардами сверкающих вселенных и обратилось во тьму.
Падая в темноту, словно в колодец, Яхве чувствовал рядом присутствие Люцифера. «Генерал», скорее всего, перестал существовать, с честью исполнив свой долг. Он не мог слышать и видеть, но мог ощущать теплое прикосновение тьмы. Наверное, это же каждый день ощущает его младший сын. Прикосновение смерти? Или пульсация жизни, сердцебиение мироздания? Яхве не знал, но чувствовал, что скоро узнает.
Когда он перешагнул собственный призрачный рубеж? Или не было никогда никакого рубежа? Всегда ли он был способен на то, что совершил? Воспоминания вспыхивали в угасающем сознании ярче, чем свет тысячи солнц. Казалось, что все это происходит заново, единовременно. Это не пугало, но завораживало. Даже теперь Яхве мог пережить это заново. Значит, рубеж был перейден именно в этот день. В тот день, когда они вошли в убежище безымянного отпрыска короля дракона. Или раньше, в тот день, когда его младший сын смог связаться с ним? С ней. Это была девочка. Казалось невозможным, что наследником короля будет принцесса. В обществе, взрастившем Яхве, женщин никогда не было, и подобное решение казалось кощунственным и глупым. Разве может женщина адекватно воспринимать реальность, видеть нити, оплетающие вселенную? Конечно, нет. Была здесь какая-то загвоздка, какой-то замысел, которого Яхве не мог понять. Он изучал, он зарывался в книги, которые ему удалось увезти с собой. Информации было мало, но достаточно, для того, чтобы представить себе общую картину.
Наследником дракона должен был стать его первый солдат. От него не осталось ничего, кроме имени, но это имя Яхве часто слышал от собственного отца. Варфоломей. Отец восхищался им, хоть и вполголоса, поскольку на это имя табу было наложено еще драконом. Вероятно, между ними произошла какая-то размолвка, после чего Варфоломей пропал, а дракон запретил говорить о нем. Еще одна загадка, которую следовало разрешить. Отбросив ненужные воспоминания прочь, творец вернулся к интересовавшей его теме. Способности к телепатическому общению раскрылись в Гаврииле очень рано. Он только планировал обучать своих сыновей общепринятому виду коммуникации, а младший сын уже преподнес ему сюрприз, приняв сообщение от собственного деда, искавшего Яхве по всему мирозданию. Помнится, творец очень перепугался в тот день. Если бы генерал обнаружил Терру, всему замыслу пришел бы конец. Пришлось встретиться с ним на нейтральной территории и нагородить горы лжи, лишь бы только он не заинтересовался Террой. На этой мертвой земле Яхве открылось удивительное видение. Генерал стоял, держа на руках свою маленькую копию, напросившуюся на встречу, и улыбался. В точности так, как Яхве помнил, тихо напевая что-то себе под нос. Неугомонный Гавриил уснул почти сразу, обхватив ладошкой большой палец генерала. В тот день Яхве хотелось вернуться. Хотелось умолять отца забрать его домой, пообещать что угодно, лишь бы только видеть это каждый день. Но он знал, что так не будет. Что эта ласковость отца призрачна, мимолетна. Что он исчезнет, едва подвернется возможность, и Яхве снова останется один, и Гавриил будет плакать, если позволить ему полюбить деда. Генерал ушел, удовлетворившись объяснениями сына. Гавриил плакал все равно.
Шло время, безмолвный диалог младшего сына и генерала веселил обоих. Яхве не доставалось ничего из их слов, ни одной из их улыбок. В один из дней Гавриил по малолетству ошибся, связавшись не с тем. Так он узнал о Безымянной, так она узнала о нем. Так мироздание поставило точку в ее судьбе. Люцифер, взявший воспитание Гавриила в свои руки, заставил его выяснить о Безымянной все. И пришел к опечаленному отцу с предложением. Что, если они высвободят ее из укрытия, в которое ее оттащил дракон перед тем, как сгинуть, и привезут домой? Не возьмут ли их тогда обратно, да еще и с почестями? Конечно, согласился Яхве. Еще как возьмут, пусть только попробуют не взять! Люцифер не мог знать того, что знал творец. Империи не нужна была дочь дракона, ей нужно было только ее сердце. Оставалось придумать, как быть с генералом. Единственно его существование уберегало Безымянную до сих пор. Последующие события разворачивались слишком быстро, слились в один обжигающий кадр. Яхве помнил, как легко убедил Гавриила познакомить папочку со своей подругой. Как радовался его сын, когда узнал, что папочка знает, как освободить ее, и они смогут увидеться, и играть, сколько угодно. И, конечно, она сможет жить с ними. Люцифер радовался не меньше. Он хотел домой, Терра ему не нравилась. Помнил Яхве и то, как собственная рука с размаху опустила тяжелый булыжник на затылок собственного сына, едва они вошли. Как ошалело смотрел на него Люцифер, стоявший чуть позади. Гавриил должен был отключиться, должен был никогда не вспомнить о том, что произошло. Но он не отключился. Он лежал, оглушенный, и смотрел. Смотрел широко раскрытыми синими глазами на то, как старший брат рыдает, скорчившись, в углу, а отец разрывает на части маленького красивого дракона. Глаза Безымянной и Гавриила встретились лишь на одно мгновение, но этого было достаточно. Яхве не мог быть уверен, в тот момент он был слишком занят, и без вскрытия ничего нельзя было сказать наверняка, но он подозревал, что главная часть Безымянной все-таки перешла в его сына. Оставалось лишь заставить его использовать ее. В этом должны были помочь демиурги.
Генерал был обвинен в государственной измене и закован в цепи на главной площади. Поскольку дракон наделил его бессмертием, о том, чтобы казнить его там же, нечего было и думать. Поэтому изворотливые умы военного совета изобрели новый вид наказания. В этот самый момент его отец висел на цепях в изолированной башне, ежесекундно страдая от боли, пожираемый насекомыми, вживленными под кожу. Съеденное восстанавливалось почти моментально, но от боли избавиться было нельзя. Своей рукой он обрек отца на вечные страдания. И не мог понять, жалеет ли об этом. Военный совет распахнул перед ним двери, но войти мог только он один. Отдай нам сердце, говорили они. Убей своих сыновей, говорили они. И можешь возвращаться. Яхве посмотрел в изумрудные глаза Люцифера, все еще не сообразившего, что произошло. Посмотрел в бледное лицо Гавриила, вцепившегося в старшего брата так, словно мир рушился прямо под его ногами. Потом взял их за руки и рванул из этого проклятого места, стащив как можно больше нужных вещей. Включая уникальные глаза одного из разведчиков короля дракона. Теперь ими пользовался Гавриил. Яхве надеялся, что с их помощью им удастся разыскать самого короля. Он не питал иллюзий на счет того, что с ним удастся расправиться так же легко, как с принцессой. Не верил он и в то, что его освобождение станет достаточным искуплением за смерть его дочери. Но ему нужны были ответы, которые мог дать только создатель всего, что Яхве знал. Интересно, Гавриил простил его? Сможет ли когда-нибудь? Когда он все-таки вспомнит все, что только что вспыхнуло перед ослепшими глазами творца, сможет ли он понять его? Или Яхве ждет та же судьба, что и генерала?
Тьма сменилась ослепительным светом. Яхве зажмурился, нащупал холодную руку Люцифера.
- Что это? – прошептал его сын, отвечая на прикосновение отца легким пожатием. – Ты видишь то же, что и я?
- По-видимому, великий аттрактор на деле – своеобразный портал. Осталось выяснить, куда. Соединяет ли он параллельные вселенные, или же…
Люцифер не услышал продолжения мысли и требовательно потряс отца за руку. Тот не отреагировал. Он висел в пространстве, глядя широко раскрытыми глазами на огромный светящийся шар, который Люцифер изначально принял за отдаленное солнце. Глазные яблоки творца двигались в глазницах хаотично, словно он пытался ухватить как можно больше текста на огромном листке бумаги. Зрачки расширились так, что радужка почти скрылась. Светящийся шар пульсировал, Люцифер физически ощущал исходившую от него угрозу. Яхве до боли сжал его ладонь и прохрипел что-то невразумительное. Шар раздулся до невероятных размеров, заполнив собой все. Закрыто для вас, - словно отголосок основной мысли. Это закрыто для вас. Ты знаешь все.
- Нет! – внезапно заорал Яхве. – Я ничего не знаю!
Прочь.
- Нет!!!
Но видение шара пропало. Не было даже ощущения, что им довелось испытать, падая в великий аттрактор. В одно мгновение они просто оказались там же, откуда начали свой путь, всего в нескольких днях пути от Терры. Яхве не удержался на ногах, упал на колени. Его трясло и, кажется, мутило. Люцифер обнял его за плечи, всем своим видом выражая готовность помочь и мучаясь от любопытства. Что отец услышал, что он видел, недоступное ему? Яхве медленно повернулся к сыну. На лице его застыла маска абсолютного безумия.
- Ты не понимаешь, звезда моя? Ты ничего не понимаешь?
Губы его дрожали, по лицу градом струился пот. Люцифер присел рядом и медленно покачал головой, позволив себе улыбнуться. Отец не называл его так с детства.
- Ничего не понимаешь, - сокрушенно пробормотал творец. – Ничего не понимаю и я. Ничего не знаю!
И, когда Люцифер уже решил, что отец окончательно свихнулся, внезапно добавил совершенно спокойным, уверенным голосом:
- Смирре. Король дракон. Он не создавал этот мир, малыш.
- Что? – Люцифер рассмеялся. – Что ты такое говоришь, как это возможно?
- Эту вселенную ему подарили. Забавно, правда? Я скажу тебе больше. Таких вселенных, таких миров… триллионы. Я видел Создателя, и я… Не узнал ничего.
Яхве замолчал и надолго ушел в размышления. ПАПОЧКА!!! Наверняка, этот шар не был первым. Наверняка, он сам ничего не знает. Но полученной информации… ПАПА!!! … должно хватить, чтобы добраться до первопричины всего. Начать, конечно, следует со Смирре, он будет разговорчивее, когда… Яхве. …учует свою дочь неподалеку. Конечно, не следует рассказывать ему о том, что он всего лишь… Помоги мне. Яхве. …положит ее сердце неподалеку, чтобы был ощутим запах. ЯХВЕ! НЕМЕДЛЕННО КО МНЕ!
- Нам пора, звезда моя, - творец расправил крылья и протянул сыну руку, приглашая его следовать за собой. – Терра зовет нас.

---

[℉℉]

Это не надо никому, кроме меня. Отсутствие собеседника, с которым можно было бы это обсудить, удручает. Был бы собеседник, если бы летопись могла волновать.

Я застрял, увяз. Я понял, что на самом деле это никому не нужно, кроме, может быть, двух человек. Но в таком случае придавать летописи глобальное значение глупо. Ее никогда не издадут, ее никогда не будут читать.

Если так, нет никакого смысла. Я устал обсуждать идеи сам с собой, потому что это ни на что не ягодные идеи.

Мастер умер, потому что не было Маргариты.

---

[поддаться порыву]

А может быть, просто поддаться порыву?.. (с) Что я и сделал.

18+, ничем не обоснованная зарисовка, всего лишь фантазия автора, порабощенного недотрахом.

Ровное дыхание офицера должно было успокоить, но не успокаивало. Гавриил лежал с закрытыми глазами, обратившись в слух. Спокойное дыхание спящего. Как это ему удается? Как ему удается спокойно спать после всего, что случилось? Как ему вообще удалось заснуть? Принц осторожно приоткрыл один глаз и взглянул на офицера. Бледное лицо с бисеринками пота над верхней губой, темные болезненные круги под глазами, влажные от пота волосы прилипли ко лбу. Их бегство из леса встало перед глазами так ярко, словно они все еще находились там, в бушующем пламени, словно Гавриил все еще держал его руку... Отделившуюся от тела так легко, словно отец схалтурил при его создании. Принц осторожно прикоснулся к ладони офицера, лежащей поверх одеяла. Рафаил сумел прирастить ее к телу, но хотелось бы знать, сколько сил потребовалось ему для этого, сколько выдержки. Вид покалеченного офицера был ужасен, еще более ужасен был вид Гавриила, тащившего его на себе через смерть и ужас. Память услужливо подкинула неоднозначный эпизод через который ему пришлось пройти. Можно ли было считать это поцелуем? Принц еще не дал себе ответа на этот вопрос. Одной рукой он прижигал рану, другой крепко держал руку, чтобы офицер не дернулся и не испортил все дело. Чем еще было зажать ему рот, кроме своего собственного рта? Коленом? Гавриил мотнул головой, отгоняя от себя видение позы, в которой они должны были в таком случае оказаться, и неожиданно для самого себя почувствовал, что краснеет. Дыхание офицера не изменилось, когда он проснулся. Ни на секунду не задержалось, не сбилось. Он не вздохнул, не выдохнул, как бывает обычно, когда просыпаешься. Он просто открыл глаза и повернулся к принцу, обжигая его своим обыкновенным спокойным и уверенным взглядом.
- Вы волновались? - хрипло спросил он, но не закашлялся, против ожидания.
- Ты спрашиваешь об этом уже второй раз.
- Я хочу знать, не изменилось ли что-нибудь в вашем отношении.
- Я устал волноваться, - признался принц. - Устал бояться, что кто-нибудь умрет.
Офицер не ответил, медленно повернувшись в другую сторону. Гавриил следил за тем, как бьется жилка на его шее, как медленно сжимаются пальцы еще недавно оторванной от тела руки.
- Я хотел бы, чтобы вы дали мне умереть, - сказал Мефодаил, не поворачивая головы. - Это было бы честнее с вашей стороны. И в то же время мне сильнее, чем когда бы то ни было хочется жить.
- Послушай, - принц решился расставить все по своим местам. - Я не ответил тебе, потому что не хотел тебя расстраивать, но теперь...
Офицер жестом заставил принца замолчать. Гавриил задохнулся от возмущения, но быстро взял себя в руки. Конечно, он имел право расстроиться. И все понимал сам, если не дал ему договорить. Офицер лежал молча, отвернувшись от него. Гавриил не мог оторвать взгляда от его шеи. От плавного изгиба ключиц, от сильных плеч, от обнаженной, тяжело вздымающейся груди, блестящей от пота.
- Отец сотворил тебя очень красивым, ты знаешь это?
Офицер резко повернулся в его сторону, и Гавриил успел увидеть удивление в его глазах, прежде чем в них снова поселилось знакомое отстраненное выражение.
- Я нравлюсь вам?
- Мне нравится, как ты выглядишь, это немного другое. Я понятия не имею, какой ты...
Принц запнулся и замолчал. Вообще-то, имел. Он прекрасно знал, какой офицер. И, конечно, офицер ему нравился. Понимание его красоты пришло потом.
- Вы всегда можете это узнать, - офицер слабо улыбнулся. - Я весь в вашем распоряжении.
- Ты позволишь?
Мефодаил молча закрыл глаза и запрокинул голову, отдаваясь на милость принца. Тьма клубилась у ног, игриво терлась о щиколотки. Гавриил слышал ее, слышал, что она говорила, и чувствовал, что сопротивляться ей не сможет. Пушистые черные щупальца оплели руки офицера, прошлись по его шее. Словно что-то почувствовав, Мефодаил судорожно сглотнул, но этим и ограничился. Гавриил не сразу понял, что бессознательно ласкает его широкую грудь кончиками пальцев, а, поняв, не смог остановить собственных рук, скользнувших к животу. Мышцы офицера напряглись под его ладонями, и принц ощутил непонятное возбуждение, граничащее с желанием причинить офицеру боль. Ему хотелось ласкать его, и хотелось мучить его, и все это одновременно. Этим он и занимается, - подсказала тьма. Именно этим. Сейчас, лежа на тряпичной куче, бывшей когда-то занавесками, в чудом уцелевшем подвале цитадели, офицер мучился под его ладонями, не в силах выбрать, что ему следует чувствовать сейчас: блаженство от прикосновений или боль от них. Руки принца приносили возбуждение и страх. Гавриил мог делать все, что придет ему в голову. Офицер не мог сделать ничего. Не мог прикоснуться к его лицу, которое, он знал, склонилось над его животом, и пухлые губы кривятся, не решаясь раскрыться и выпустить язык. Мефодаил глухо застонал от влажного прикосновения.
- На вкус как море, - резюмировал Гавриил. - Море с корицей.
Его губы двинулись ниже, одеяло сползло к коленям, послушное воле принца. Офицер окаменел от ужаса, почувствовав теплое дыхание принца на стратегически важном объекте собственного тела. Офицер выдохнул "нет", но прозвучало сдавленное "да", и принц улыбнулся, поднимаясь к губам Мефодаила, чтобы накрыть их своими, чтобы дыхание их смешалось, и чтобы остатки выдержки и субординации покинули разум офицера. Гавриил целовал осторожно и неумело, но под натиском жарких губ Мефа этого не было заметно. Сильные, жадные руки обхватили его тонкое, уставшее тело, сжали, рванули рубаху на груди, и принц задохнулся от неожиданности и жара. Офицер целовал его быстро и резко, словно не зная, на чем остановиться, чужая страсть туманила разум, и казалось, словно это он сам сминает в объятиях нежное черноволосое существо, не решившее, кем ему хочется быть больше сейчас: Идзанаги или Идзанами. Гавриил хихикнул, представив сурового супруга восточной богини на своем месте, но тут же вскрикнул, ощутив, как взлетают собственные ноги на чужие плечи.
- Прошу простить, - коротко извинился офицер, едва не отдав честь по привычке.
Смех принца перешел в приглушенный вскрик, сменившийся серией коротких болезненных вздохов и отборных ругательств. Собственная страсть пульсировала в низу живота, Гавриил не мог отвести взгляда от бесстрастного лица офицера, вколачивающегося в его тело. Ни один мускул не дрогнул, не сбилось дыхание, не вырвался стон. Офицер смотрел в затуманенные похотью синие глаза со свойственным ему отстраненно-спокойным выражением, только бедра ходили ходуном, выбивая из принца дух. Гавриил думал о том, что Меф должен был чувствовать сейчас. Удовлетворение? Превосходство? Разочарование?
- О, Яхве, - простонал принц, когда член офицера задел особенно чувствительное место внутри него.
- Не хочу слышать этого имени от вас, - спокойно проговорил офицер. - Во всяком случае, сейчас.
Гавриил молча закатил глаза то ли демонстрируя утомление, то ли отключаясь от действительности. Позже, утомленные, они долго лежали, не накрываясь, рассматривая наготу друг друга. Принц смущенно отводил взгляд, офицер оставался обезоруживающе прямолинеен. Гавриил отстраненно размышлял о том, что отец намеренно скрыл возможность подобных действий от сыновей, чтобы они не разбежались раньше времени по свободным спальням. В этой мудрости ему нельзя было отказать. И еще...
- Ты этого хотел? - спросил принц, прижимаясь лбом к горячей груди офицера.
- Об этом я никогда не мечтал, - ответил Меф. - Не имел права. Вы прикажете забыть об этом?
- Я прикажу тебе запомнить. И напоминать мне периодически.
- Насколько часто?
- Насколько тебе захочется, - Гавриил удивленно взглянул на серьезное лицо офицера. - Я... в некотором роде...
Он не закончил, но этого и не требовалось. Никому из них.

---

[.]

13 свиток. Несчастливое число. Чувствую только раздражение и усталость. Я не могу написать то, что хочу, и собственные слова кажутся мне мерзкими, излишне пафосными, ненужными здесь.
Мне кажется, что вообще все бессмысленно, и хочется сжечь или нажать на делит.

Мерзкое ощущение.