[4]

[[Золотце Колчака]]

Возвращаемся к нашим баранам небожителям.

Гавриил проснулся молча. Зажал рот рукой, чтобы не закричать и не издать даже едва слышного стона. Отдышался и сел на кровати. В Небесном Королевстве не существовало темного времени суток, поэтому окна его комнаты были плотно занавешены тяжелыми темно-синими шторами. Встав, принц пригладил волосы рукой, не добившись, однако, ощутимого результата. Поискал глазами что-нибудь попить, обнаружил на комоде полупустую чашу с водой, осушил ее одним глотком и глубоко вздохнул, успокаиваясь окончательно. С тех пор, как они с отцом и старшим братом вернулись с их родной планеты, ему всегда снились кошмары. Оставалось радоваться лишь тому, что он не испытывал необходимости спать каждую ночь, как демиурги, и испытывать сомнительное удовольствие сна ему приходилось лишь раз в неделю. Это все равно было слишком часто, и теперь Гавриил всерьез задумался над тем, чтобы рассказать обо всем отцу. Это не могло продолжаться дольше.
Он плохо помнил, что произошло с ним. Отец говорил, что на них напали, он получил тяжелый удар по голове, и потому ничего не помнит. Но кошмары приходили исправно, и Гавриил сильно подозревал, что отец ему лжет. Он не мог вспомнить ничего из того, что происходило с ним и незадолго до их отправления, а теперь прошло слишком много времени, чтобы пытаться это узнать. Люцифер держался рядом, но говорить с ним об этом значило признать свою слабость, а этого Гавриил допустить не мог. Он и так оказался самым слабым из своих братьев, из-за чего испытывал смущение и стыд перед каждым из них, и всячески старался если не догнать их, то хотя бы не напоминать об этом слишком часто. Усевшись в захламленное кресло и откинувшись на ворох одежды, Гавриил закрыл глаза и попытался вспомнить, что снилось ему сегодня.
Он снова погружался под воду, это помнилось особенно четко. Кто-то ждал его там, под водой, кто-то, кому он должен был помочь. Его друг. Гавриил опускался все глубже и глубже, открывалась какая-то дверь, он успевал порадоваться встрече, прежде чем начиналось невообразимое, кошмарное, липкое и страшное. Прежде чем все, что ему удавалось увидеть – это полные страдания и ужаса глаза, вырванные затем из глазниц. И чвакающие удары обо что-то, и кровь повсюду, тошнотворный запах, его собственный крик, разрывающий горло и чувство потери чего-то важного. Словно суть его вытряхнули из хрупкой материи. Затем он вспоминал высокого мужчину с твердым взглядом и плотно сжатыми губами. Вспоминал этот несгибаемый взгляд, направленный прямо на себя, и внутренне сжимался, боясь всего на свете. И дикий, ни с чем не сравнимый крик этого удивительно сильного существа, от которого он и просыпался каждый раз, затыкая свой собственный рот, потому что от этого крика ему становилось больно почти физически. Понять, к чему относились эти кошмары, и как они могли быть связаны с его прошлым, Гавриил не мог. Не мог сделать этого один, потому что на родину он возвращался с отцом и Люцифером. Отец в последнее время отдалился от него, и старался не оставаться с ним наедине, а Люцифер слишком явно изображал участие, отчего говорить с ним совершенно не хотелось. Принц вырос, и внезапно понял, что остался совершенно один. Тяжело вздохнув, он распахнул шторы и открыл окно, впуская в комнату свежий воздух. Ветер перевернул все вверх дном, и Гавриил против воли рассмеялся. Он успел заметить, как два или три невидимых солдата облетели его покои по кругу, удостоверились, что с ним все хорошо, и вылетели в открытое окно.
Небесное Королевство продолжало расти. Состоявшее изначально из одного Яхве, теперь оно представляло собой плавучий город, с тенистыми парками и сетью прудов, принадлежавших Рафаилу и способных излечить любые раны. Само их существование напоминало о предстоящей войне, но Гавриил старался не акцентировать на них внимание. Пока они плескались без дела, он любил присесть у одного из них и опустить ноги на плотную, не пропускающую внутрь себя поверхность. Почти сразу после возвращения, состоявшегося около тысячи лет назад, Яхве создал невидимых. Он соткал их буквально из воздуха, добавив лишь по горстке земли, чтобы они могли по желанию овеществиться, и послал изучать твердь, не желая допускать своих сыновей до нее. Первоначального отряда оказалось слишком мало, чтобы покрыть все расстояние и внимательно следить за каждым из демиургов, и Яхве сотворил еще. Теперь невидимых было около трех тысяч, но и этого оказалось недостаточно, и король занимался пополнением их рядов. Помимо невидимых существовали еще и обычные солдаты, так называемые регулярные войска. Многие из них росли вместе с детьми Яхве, и теперь с удовольствием тренировались под командованием возмужавшего Михаила. Другие творились по макету невидимых, только с большим процентом земли, что позволяло им удерживать видимый и плотный облик постоянно. Их количество постепенно росло, и достигало теперь десятков тысяч. Для них были выстроены отдельные жилые дома, похожие на дома ирийцев, со всеми удобствами и большими окнами. Гавриил любил наведываться к ним, а солдаты любили, когда он это делал. Несмотря на то, что он не имел и не хотел иметь к армии никакого отношения, между ними установились приятельские отношения, не переходящие, однако, за грань почтительного обожания со стороны солдат и веселой заинтересованности со стороны принца. Михаил же с возрастом изменился совершенно, и вовсю готовился к предстоящей войне с демиургами. Стоило Гавриилу заговорить с ним об этом, как у старшего брата загорались глаза, и его уже нельзя было остановить. Он раскладывал перед братом карты тверди, начертанные невидимыми, и с жаром рассказывал о том, как именно планирует захватить ту или иную область, и что подарит ему. С каждым днем количество предполагаемых подарков все увеличивалось, как и пыл старшего брата, огорчавший Гавриила. Демиурги казались ему безобидными созданиями, и он не видел причин для того, чтобы избавляться от них. Яхве был в этом вопросе совершенно категоричен, что только укрепляло решимость Гавриила сойти на твердь как можно скорее.
Он с успехом миновал переходный возраст, но еще не вырос окончательно, и это было заметно во всем. В непропорционально больших и наивных глазах, в мальчишеской еще улыбке, в особенной подростковой угловатости и даже неуклюжести. Гавриил обладал уникальным даром падать на ровном месте и сносить с полок даже то, что было к ним прибито. Поэтому рядом с ним постоянно находились невидимые, готовые поддержать особу королевской крови, когда та будет в очередной раз падать с лестницы, или спасти особенно ценные легко бьющиеся вещи из коллекции его отца. С каждым днем принц менялся все больше, что незамедлительно фиксировалось зеркалом, и взгляд отца становился все темнее. Это продолжалось до тех пор, пока Гавриил не проснулся с глухим стоном после очередного кошмара, разметав простыни, сбросив с себя одеяла и разбросав подушки, и не встретился взглядом с почти черными от неизвестного чувства глазами отца. Яхве вылетел из его спальни со стремительностью, которой позавидовал бы самый быстрый из невидимых, и Гавриил не видел его почти год, за который волосы его отросли до поясницы, глаза приобрели ни с чем не сравнимый морской оттенок, а на носу появилась едва заметная горбинка, придававшая его лицу едва уловимое сходство с отцом. Теперь отец позволял ему приходить, но никак не комментировал произошедшее. Казалось, он забыл об этом, но Гавриил знал, что отец никогда ничего не забывает, и про себя решил, что непременно узнает, чем так его рассердил. А пока все шло своим чередом, Яхве творил, братья занимались своими делами, и лишь он один оказался предоставленным самому себе.
Пользуясь неожиданно появившейся свободой, Гавриил прогуливался по королевству, исследуя самые отдаленные его уголки и помогая каждому, кто в этом нуждался. Рафаилу он помогал ухаживать за озерами, Самаилу – следить за иллюзией, скрывающей королевство от взгляда демиургов (изредка Гавриил замечал, что трава под ногами просвечивает, и видны селения ирийцев или восточных демиургов, о чем сразу же сообщал брату, и тот быстро исправлял ситуацию), Уриилу он помогал закалять сталь, держа будущие мечи на вытянутых руках и жмурясь от страха. Только двум его братьям помощь, кажется, не была нужна. Михаил и так прекрасно справлялся с подготовкой войск, а Люцифер ничем особенным вообще не занимался, предпочитая наслаждаться жизнью или пропадать в покоях отца, помогая ему в неизвестных Гавриилу делах. Так случилось, что именно в этот день помощь не требовалась никому. Это Гавриил понял, едва выглянув из окна. Ничто нигде не просвечивало, Рафаил сладко потягивался в гамаке, попивая ягодный морс на пару с Уриилом, Михаил как всегда носился по плацу, Люцифера и Яхве не было видно. Легко взобравшись на подоконник, принц грациозно шагнул из окна, и невидимые руки подхватили его под ступни, плавно опуская на землю с немыслимой высоты в сотню этажей, заполненных тысячами комнат, в которых принц никогда не был.
- Ты всегда помогаешь мне, когда нужно, - заметил Гавриил офицеру, осуществлявшему его спуск. – Но я не видел тебя несколько дней. Где ты был?
- Выполнял задание вашего отца, - коротко ответил офицер, недовольный тем, что принц с его уникальными глазами, способными увидеть абсолютно все и на любом расстоянии, видит его таким, какой он есть.
- Далеко? – Гавриил улыбнулся, подавая невидимому руку, и тот нехотя принял ее, уложив на сгиб своего локтя. – Ты слишком часто выглядишь недовольным, когда я гуляю с тобой. Почему?
- Прогуливаться с вами, когда вы позволяете мне принять вашу руку – великая честь для меня, - искренне признался офицер. – Но я не могу делать это вечно, у меня много дел, и я надеюсь на вашу снисходительность в этом вопросе.
- Тебе снова нужно куда-то лететь? – Гавриил расстроено взглянул на красивое лицо офицера, принявшего для удобства плотность.
Офицер кивнул, и на некоторое время между ними воцарилось молчание, необременительное, тем не менее, ни для кого из них. Они шли по вымощенной булыжником дороге, уводящей к озерам, над их головами мягко перешептывались листья деревьев, и каждый из них наслаждался каждой минутой прогулки. Гавриил снова взглянул на офицера и остановился, поймав его задумчивый взгляд.
- Вы по-прежнему не хотите знать моего имени, - несколько грустно заметил невидимый. – Я чем-то не угодил вам?
Гавриил прижал ладонь к губам и густо покраснел. Все это время ему было так хорошо, что как-то не приходило в голову узнать, как зовут его спутника, приходящего без приказа и зова в любую минуту, словно он чувствовал, что нужен ему, так что необходимости в том, чтобы позвать его, никогда не возникало. Он хотел сказать это все, хотел как-то оправдать свою грубость, но вместо этого стушевался и просто помотал головой, отрицая волновавшее офицера предположение. Еще несколько минут он потратил на то, чтобы восстановить дар речи и не сказать при этом глупость. Офицер терпеливо ждал, не отпуская его руки, и было в его прикосновении что-то такое, что делало любую попытку ответить совершенно невозможной.
- Меня зовут Мефодаил, - пришел на помощь офицер, и Гавриил неожиданно для самого себя прыснул.
- Мефодаил? – уточнил он, трясясь от зарождающегося смеха. – Мефодаил? Серьезно?
И рассмеялся уже по-настоящему, уткнувшись лбом в крепкое плечо офицера и трясясь всем телом. Утерев выступившие от смеха слезы, Гавриил внезапно осознал, что это должно было выглядеть очень грубо, но в глазах офицера он увидел отражение собственного смеха, и уголки его строгих губ тоже оказались тронуты улыбкой, и принц не стал извиняться за свой смех, предположив, что этим только спугнет возникшее между ними настроение.
- Могу я звать тебя Меф? – уточнил принц на всякий случай. – Я не выговорю без смеха, честное слово.
- Вы можете называть меня, как вам угодно, - офицер склонился в вежливом поклоне. – Лишь бы называли.
Гавриил снова покраснел по непонятной для себя причине, но его спас Михаил, явившийся для того, чтобы отправить Мефодаила на твердь с очень секретной миссией. Проводив офицера внимательным взглядом, старший брат сложил руки на груди и уставился на младшего брата строгими стальными глазами.
- Прохлаждаешься, - заметил он с улыбкой, изменившей его лицо до неузнаваемости. – Ладно бы бездельничал один, но ты расхолаживаешь ценные кадры, а это очень и очень плохо.
- Значит, он ценный? – Гавриил пошел рядом с братом, уводившим его прочь от озер, к цитадели, где уже слышался голос Яхве, искавшего его.
- Очень. Меф хороший парень, - Михаил не глядел на брата, ступая уверенно и быстро. – Из него выйдет толк. Многие сведения я получил именно от него. Будет обидно, если ты приучишь его шататься с тобой целыми днями, и он обленится.
- Не думаю, что кто-то из твоих подчиненных выбрал бы это сомнительное удовольствие. По мне так исследовать твердь куда интереснее.
- Поверь, - Михаил взъерошил и без того всклокоченные волосы брата. – Прогулка с тобой – лучшее, на что может рассчитывать любой из нас.
Михаил ушел, хлопнув брата по плечу и сдержанно кивнув отцу. Гавриил встретился с Яхве взглядом, пытаясь угадать, в каком он настроении. Лицо отца не выражало гнева, но это было обманчивое настроение, Гавриил знал это лучше других. Поэтому он опасливо подошел к нему и взял его за руку, рассчитывая прикосновением выяснить его настрой. Отец, казалось, напрягся, но тут же расслабился, пожимая ладошку сына и улыбаясь ему почти открыто. Однако в его серых глазах все еще читалось то самое выражение, и с каждой минутой оно становилось все более и более явным, и Гавриилу уже хотелось уйти, остаться в одиночестве, пусть даже навсегда запертым в собственной комнате, только не с отцом и не теперь, когда день начинался так хорошо. Яхве вел его по длинным коридорам, не отпуская руки, и Гавриил ловил себя на мысли, что ему совсем не хочется идти за отцом. В конечном пункте их путешествия обнаружился сидящий на столе Люцифер, и Гавриил расслабленно выдохнул. Он не остался с отцом наедине, а значит, ничего не будет. Не будет этого взгляда, не будет странного, хриплого голоса, не будет прикосновений и попытки отца разглядеть в нем кого-то другого, кого в Гаврииле никогда не было и не будет.
- Сегодня для тебя большой день, братец, - заявил Люцифер, спрыгивая со стола и заключая принца в крепкие объятия. – Ты уже сказал ему?
- Еще нет, - Яхве улыбался отстраненно и несколько напряженно. – Хотел, чтобы его обрадовал ты.
- Тебе разрешают спуститься! – воскликнул Люцифер, подбрасывая брата в воздух. – Понял, малыш? Ты можешь пойти вниз!
- Правда? – Гавриил обернулся к отцу, и успел заметить его восхищенный взгляд, но так и не понял, почему он вдруг таким стал. – Я могу спуститься?
- Можешь, малыш. Даже должен. Я хочу, чтобы ты привлек к себе внимание, чтобы они захотели с тобой заговорить. А там уж решай сам, что будешь делать. Если тебе удастся завоевать их доверие, сделать так, чтобы они поверили всему, что ты скажешь, я подарю тебе кое-что.
- А если нет? – Гавриил вдруг испугался.
- Ты сможешь это сделать, малыш, - Яхве неожиданно привлек сына к себе и поцеловал в шею под ухом. – Навыки дипломатии у тебя в крови, и я хочу посмотреть, как ты будешь это делать.
- О, это должно быть очень весело, - Гавриил обнял отца в ответ и улыбнулся.

Самая высокая башня кащеевой цитадели уходила далеко за облака, но даже с этого наблюдательного пункта Небесное Королевство не просматривалось. Бессмертный простаивал на ней целыми днями, обдуваемый всеми ветрами и обливаемый ливнями, но так и не добился ничего, кроме устойчивости к ветру и холоду. Он уже хотел бросить свое занятие, когда облака внезапно приобрели плотность, и он с удивлением прикоснулся к деревянной лестнице, уходящей еще выше и словно приглашавшей его ступить на нее. Бессмертный, конечно, не был дураком, и знал, что лестница вполне может исчезнуть так же, как появилась, так что не стал пользоваться случаем и проверять свое собственное бессмертие. Он продолжал стоять на балконе башни, сложив руки на груди и глядя на лестницу, ожидая чего-то, что должно было произойти, он точно знал, что должно было. И оно произошло. Явилось, ослепив его своей красотой, заставив его сердце биться как сумасшедшее, от чего кровь прилила к бледным щекам, а глаза распахнулись так, что ему стало почти больно от света, залившего, казалось, все вокруг.
- Этого… этого просто не может быть, - прошептал он, вскакивая на поручень балкона и протягивая руки к существу, спускавшемуся к нему. – Этого не может быть, я сошел с ума, этого…
- Успокойся, - строго молвило существо, сдвинув брови так, что красивое, нежное лицо вмиг стало холодным и угрожающим. – Успокойся и дай мне сойти.
Вопреки приказу Бессмертный подхватил существо на руки, и спустился сам, не торопясь отпускать свою добычу, глядя на нее восхищенными глазами, в которых читался одновременно восторг и недоверие, счастье и печаль, преданность и страсть.
- Мой генерал, - хрипло проговорил Кащей, совладав с собой и опуская существо на белую плитку балкона. – Мой генерал, вы пришли за мой, вы услышали… услышали мой зов?
- Бедный ты, бедный, - вздохнул гость, проводя ладонью по кащеевой щеке. – Я не твой генерал. Почему вы всегда видите во мне что-то, чего во мне вовсе и нет?
Бессмертный отступил на шаг, вмиг теряя все очарование, что возникло в нем, когда он почти поверил в свое счастье. И правда, теперь он видел, что его гость намного моложе генерала, что, вследствие этого, его лицо круглее, губы пухлее, плечи уже и вообще весь он намного воздушнее и слабее того, кому он привык доверять, и чьи приказы клялся исполнять безоговорочно.
- Если ты не мой генерал, то кто тогда? – спросил Кащей, медленно извлекая меч из ножен.
- Твой друг, конечно, - гость улыбнулся и накрыл руку Бессмертного, достающую меч, ладонью. – Меня зовут Гавриил. У тебя найдется минутка? Я думаю, нам обоим есть что рассказать друг другу.
Бессмертный с минуту изучал такое знакомое и такое чужое лицо, затем молча убрал меч в ножны и открыл дверь, пропуская Гавриила внутрь башни. Оглянувшись, он заметил, что лестница предсказуемо исчезла, как исчезла для него возможность отступить и не бросаться головой в омут только потому, что потомок его смертельного врага, несомненно, потомок и генерала тоже. Оставалось лишь верить в то, что от последнего он унаследовал больше положительных качеств.