маленький принц
18:06
2
- Ешки-матрешки, я нашел ребенка! – воскликнул Кащей однажды утром, высунув голову из зарослей малины и таращась на Дажьбога глубоко ошарашенными синими глазами.
- Это первый в истории случай, когда ты нашел что-то действительно полезное, - сообщил Дажьбог, не отвлекаясь от чтения. – Что теперь прикажешь с ним делать?
- Понятия не имею, - честно ответил демиург, выпутываясь из зарослей со смеющимся малышом на руках. – Узнаешь?
Дажьбог вздохнул и отложил книгу, чтобы перевести взгляд на своего лучшего врага и самого близкого друга, но взгляд зацепился за ребенка, да так там и остался. Глаза демиурга расширились, пухлые губы приоткрылись, явив миру жемчужные зубы и синий от ежевики язык, и Дажьбог подскочил на месте так, что едва не ударился головой о нижнюю ветку древнего дуба.
- Поставь его немедленно! – зашипел он, не рискуя, однако, подходить к Кащею. – Посмотри на него внимательно, ничего не замечаешь?
- Нет, - Бессмертный повертел чадо и так и этак, но от этого оно еще только сильнее расхохоталось, и даже ухватило демиурга за крючковатый нос, сломанный еще в драке с Перуном.
- Черные волосы, - назидательно произнес Дажьбог. – Синие глаза.
- У многих черные волосы и синие глаза, - язвительно заметил Кащей, являвшийся счастливым обладателем и того, и другого.
- Хочешь сказать, это твой? – в тон ему ответил Дажьбог.
- Нет, - Кащей мотнул головой и взглянул на ребенка с интересом. – Ты чей, маленький?
- Папин, - неожиданно серьезно ответил малыш. – А ты?
- Понятия не имею, - честно ответил Бессмертный, и Дажьбог фыркнул, сложив руки на груди.
Погрузиться в воспоминания и боль.Диалог зашел в тупик, это было совершенно ясно всем его участникам. Оставалось надеяться лишь на третью сторону, и вспышка молнии, неожиданная для совершенно ясного дня, сообщила о ее прибытии. Дажьбог против воли вздрогнул и инстинктивно шагнул поближе к Кащею, затем метнулся прочь от ребенка, запутался в длинном одеянии и едва не упал. Не успел Бессмертный отпустить колкое замечание по этому поводу, как взору демиургов предстал разъяренный небожитель. Который из – оставалось только догадываться, никто из присутствующих правителей тверди не знал их по именам, и теперь оставалось лишь надеяться, что они не развязали ненароком войну, которую всеми силами старались отсрочить. Прибывший небожитель обладал поистине выдающейся внешностью. На три головы выше присутствующих демиургов, широкоплечий, и все равно стройный, с отдающими сталью серыми глазами, он стоял, скрестив на груди изящные руки, и ветер трепал его черные волосы, чей цвет навевал мысли о черноте чрева Вселенной, потому что такого черного цвета в природе быть просто не могло. Тонкий нос с едва заметной горбинкой, плотно сжатые губы, волевой подбородок, глубоко залегшие тени под глазами, свидетельствовавшие о напряженном ежедневном и еженощном труде – все это четко указывало на личность прибывшего. Дажьбог моментально выпрямился и напустил на себя самый официальный из всех возможных видов.
- Яхве, - Пресветлый демиург слегка поклонился, не прерывая зрительного контакта. – Полагаю, ты явился за этим.
- За своим сыном, - Яхве изогнул бровь в ответ на «это», и по спине Дажьбога пробежал холодок. – Я против любого контакта.
- Уверяю тебя, малиновый куст – лучший из всех контактов, на какие он мог рассчитывать, оказавшись здесь, - неожиданно глухо и почти угрожающе заметил Кащей. – Если ты так дорожишь своим сыном, мог бы повнимательнее за ним наблюдать.
- У меня достаточно других забот, - отрывисто бросил Яхве. – В ваших интересах в них не вмешиваться. Отдай.
Бессмертный колебался с минуту, и терпение небожителя явно подходило к концу, когда Дажьбог мягко коснулся грубой руки друга, и тот, наконец, опустил ребенка на землю. Тот радостно помчался к отцу, взгляд которого тут же потеплел, и принялся скакать вокруг него. Так они и взмыли в небеса яркой солнечной вспышкой: суровый творец и его беспечный ребенок. Сколько их там у него, шесть, кажется? Дажьбог осторожно поднял взгляд, но не увидел ничего, кроме чистого неба, как обычно. Небесное королевство, скорее всего, скрывалось где-то в атмосфере, но никто до сих пор так и не смог его обнаружить.
- Это запретная территория, - Пресветлый покачал головой, глядя на расстроенного Кащея. – Мы не вмешиваемся в их дела, они не вмешиваются в наши.
- И тебя это устраивает? – спросил Бессмертный, усаживаясь за стол и разливая чай по чашкам.
- Нет, - красивое лицо Дажьбога помрачнело. – Но пока это лучшее, что мы можем сделать. Мы понятия не имеем, откуда они взялись, и что собираются делать.
Яхве страдал. Окруженный непосильным для себя количеством собственных творений, он чувствовал, как пульсирует внутри черепной коробки мигрень. Люцифер, вошедший в пору переходного возраста, с удовольствием играл с младшими братьями, однако сие занятие быстро ему надоедало, и он легко выпускал из виду кого-нибудь из них. Михаил, второй по старшинству сын, только приближался к возрасту юношеских прыщей и томных вздохов, но был уже не по-детски серьезен и собран, пропадая в основном на плацу и занимаясь с болванчиками. Ему предстояло стать защитником королевства и возглавить армию Яхве, создание которой откладывалось на неопределенный срок ввиду некоего подобия декретного отпуска. Остальные его сыновья резвились под изредка чутким руководством самого старшего сына. Самаил то и дело наводил на братьев веселые иллюзии, и те терялись в пространстве, что ничуть не облегчало задачу Люцифера углядеть сразу за всеми. Уриил то и дело поджигал что-нибудь, не в силах справиться с собственными уникальными способностями. Рафаил был самым спокойным из всех. Обладая даром исцеления, он значительно упростил задачу всем сразу, и уж за него-то Яхве мог быть совершенно спокоен. Главная его проблема теперь карабкалась по отцовскому бедру, цепляясь пухлыми пальчиками за многочисленные застежки и ремни.
- Ну и что мне с тобой делать? – устало поинтересовался творец, подхватывая малыша под мягкую попку и подсаживая. – Сколько раз я должен повторить тебе, что нельзя спускаться вниз? Представь, что они могли с тобой сделать. Необузданные, жестокие, злые личности.
- Братик не хотел со мной играть, - младший сын надул губки и нахмурился. – Братик злится, потому что думает, что ты меня любишь больше, чем его.
Яхве тяжело вздохнул и запрокинул голову, мысленно вознося молитву далекой звезде, давшей ему жизнь многие тысячи лет назад. Он надеялся, что Люцифер стал достаточно взрослым, чтобы постичь его замысел, однако оказалось, что это не так. Вместе они проделали долгий путь до животворящей звезды, скрываясь от любых жизненных форм, потому что его дражайшие родственники ни за что не упустили бы возможности помешать ему закончить свой самый серьезный проект. Возможно, Люцифер был прав, и Яхве любил своего младшего сына намного больше. Потому ли, что тот уже в столь юном возрасте удивительно походил на своего деда, или потому, что должен был выполнить задачу, куда более важную, чем задачи остальных сыновей – Яхве не знал. Но чувствовал, как замирает сердце, когда сталь его собственных глаз встречалась с глубокой синью глаз ребенка, так напоминавших ему о своем собственном отце. Что-то где-то взорвалось, Люцифер разразился неприличной бранью, Михаил бросился наводить порядок, и Яхве закатил глаза, мысленно сочувствуя каждому существу, так или иначе дошедшему до мысли сотворить себе подобного.
Воспоминаний о детстве почти не осталось. Гавриил лежит на животе, пока ласковые руки Рафаила превращают кровоточащие полосы в рубцы.
- Я не могу убрать их полностью, - с сожалением говорит брат. – Но хотя бы не будет болеть.
- Спасибо, Раф, - глухо откликается Гавриил.
Подумать только. Когда-то давно было время, когда отец был готов уничтожить каждого, кто прикоснулся бы к нему, а теперь…
- Сколько еще я должен повторять? – обманчиво спокойно спрашивает Яхве.
- Папочка, я…
- Не смей называть меня так, - дрожащие пальцы творца прикасаются к бледной щеке сына. – Ты должен называть меня только по имени. Итак, я, помнится, говорил тебе, что ты не должен спускаться, пока я не разрешу. Я разрешал?
- Нет, - Гавриил чувствует, как горлу подкатывает тошнотворный страх. – Нет, Яхве, ты не разрешал.
- Верно, - губы творца растягиваются в улыбке, безумной улыбке, уродующей его красивое лицо. – Ты знаешь, что я должен сделать?
- Ты должен наказать меня, - упавшим голосом говорит Гавриил. – Чтобы я запомнил, что мне нельзя спускаться вниз.
- Хороший мальчик, - Яхве гладит его по щеке. – Повернись.
Гавриил смутно помнит, что он кричал, но никто его не услышал. Тугие, хлесткие удары по спине, по плечам, по бедрам, по всему телу, кроме лица. Яхве никогда не трогает его лицо. Потому что…
- Как же ты на него похож, - шепчет творец, запрокинув голову сына и внимательно глядя ему в глаза. – Как же…
Он целует слезы, бегущие по щекам Гавриила черными речками крови.
На кого? На кого он похож? Гавриил должен вспомнить. Рафаил накрывает его легким шелковым покрывалом и уходит, оставляя брата наедине со своими мыслями. Был кто-то еще? Кто-то, кого Гавриил забыл?
Гавриилу нравилось наблюдать за одним из его старшим братьев. Тем из них, кто носил каштановые волосы и звался Михаилом. Гавриил всегда приходил к нему, когда ему требовалось побыть вдали от опеки отца, щекотаний Люцифера, иллюзий Самаила (далеко не всегда безобидных) и прочих пакостей. Михаил казался собранным, но Гавриил знал, что этот его брат вполне может веселиться.
- Снова прячешься? – Михаил наклонился над братом, сидящим у пруда и озадаченно глядящим в воду.
Гавриил поднял голову, не вполне понимая, где он находится, и открыто улыбнулся брату, отчего и без того пухлые щеки округлились еще больше, а лучистые синие глаза обратились в озорные щелочки. Малыш кивнул, и непослушные черные волосы закрыли смеющееся лицо. Михаил аккуратно перехватил их лентой, приведя шевелюру младшего брата в относительный порядок, и уселся рядом, не касаясь холодной воды.
- А у тебя снова все коленки в синяках, - радостно заметил Гавриил.
- Я считаю, что без падений добиться ничего невозможно, - философски заметил юноша. – Без падений, Гавриил, а не без постоянных вылазок вниз.
- Ладно тебе, - Гавриил выглядел сконфуженным. – Папа и так отругал меня за это, теперь еще и ты будешь?
- Не буду, - Михаил приобнял брата за плечи и прижался щекой к его нагревшимся на солнце волосам. – Чем займемся?
- Я хочу, чтобы ты научил меня драться. Тогда, наверное, папочка не будет так злиться. Если я смогу сам за себя постоять.
Михаил нахмурился, отчего его юное лицо стало почти взрослым, и Гавриил внутренне съежился от его взглядом. Брат молча покачал головой и закрыл глаза, наслаждаясь близостью теплого существа, всегда приносящего ему успокоение.
- Я всегда буду тебя защищать, - неожиданно заявил Михаил. – Когда вырасту, буду защищать вас всех, но тебя в особенности. Тебе совершенно не за чем учиться постоять за себя. Кто в здравом уме захочет сделать тебе больно?
Они сидят вместе до заката, потому что Михаил не хочет возвращаться домой, а Гавриил все еще ощущает на себе гнев отца. И тогда приходит голос, словно шелест листвы, почти не разборчивый, далекий, смутно знакомый. Яхве, - говорит голос. – Яхве, это ты?
Гавриил стоит на балконе, глядя на строящиеся войска. Когда это все началось, почему он не может вспомнить? Тьма клубится у его ног, ластится, но он не отвечает ей. Он не знает, откуда она пришла, и почему выбрала его. Не знает, почему отец стал таким странным, почему ведет себя с ним так… необычно. Дверь надежно заперта, но принц все равно ощущает чье-то присутствие. Так значит, это случилось тогда, у пруда, когда он увидел в отражении… что-то, не похожее на самого себя. Что-то другое. Тогда он и услышал этот голос впервые. Кто-то просил его… о чем? Гавриил кусает нижнюю губу и зажмуривается, пытаясь вспомнить больше. Михаил внизу отдает отрывистые приказы. Кажется, скоро начнется первый официальный спуск на твердь. Без него? Гавриил смотрит на брата с нежностью и любовью. Из всех его братьев только Михаил всегда понимал его и никогда не давал в обиду. Если бы он знал… Если бы Гавриил позволил ему знать, смог бы Михаил спасти его от отца? Главнокомандующий поднимает голову, почувствовав взгляд принца, и улыбается ему широко, открыто, как не улыбается больше никому. Отцу это не понравится. Очень не понравится. Отец, конечно, будет очень зол. Если только…
- Яхве, это ты? – повторил голос, когда Гавриил сидел на коленях отца и играл с разноцветными камешками.
- Нет, - ответил Гавриил вслух, потому что не знал, где находится источник голоса.
Яхве удивленно взглянул на сына, но от комментариев воздержался. В его бокале плескалась янтарная жидкость, дети были предоставлены сами себе, из сада не доносилось криков о помощи, а значит, он мог расслабиться хотя бы немного.
- Яхве, - повторил голос чуть настойчивее. – Яхве, это ты?
- Да нет же! – воскликнул маленький принц, от досады разбросав камешки по полу. – Я не Яхве, я его сын!
- Который? – с интересом уточнил голос.
- Малыш, что ты делаешь? – ласково спросил отец, отставляя бокал в сторону, но Гавриил не обратил на него никакого внимания.
- Младший! – обиженно заявил маленький принц голосу. – Младший сын!
- Скажи папе, что его ищет его папа, - мягко попросил голос. – И если твой папа не ответит…
- Папин папа! – воскликнул Гавриил, отчего Яхве разом побледнел и сполз с резного стула.
Никогда еще маленький принц не видел своего отца настолько испуганным. Ладонью он зажал сыну рот, и лицо его приобрело отстраненное выражение, какое бывало иногда, когда он оставался один и размышлял о чем-то. Гавриил послушно молчал, да и голос не подавал больше признаков жизни, но лицо отца мрачнело все больше и больше, и наконец он выкрикнул вслух:
- Да знаю я, чертов старый пердун!
И тут же сконфуженно взглянул на сына, восхищенно глядящего на него большими синими глазами. Гавриил никогда еще не слышал от отца таких слов, только иногда от Люцифера, да и то шепотом и в чулане.
- Малыш, папе нужно ненадолго уйти, - Яхве пригладил непослушные волосы сына и встал, аккуратно поставив ребенка на ноги. – Я вернусь очень скоро, а ты сиди, пожалуйста, тихо, и постарайся ничего не разбить.
- Ты возьмешь меня с собой? – просительно протянул малыш.
- Нет, радость моя.
- Но я хочу посмотреть на папиного папу! Ну пожалуйста, ну пожалуйста, ну пожа-алуйста!
На тридцатом «пожалуйста» Яхве со вздохом согласился, подхватил сына на руки и вышел в сад. Оглядев окрестности внимательным взглядом и придя к выводу, что дети вполне способны справиться и без него (Михаил как раз заламывал Люциферу руку, а Самаил спорил с Уриилом относительно крутости иллюзорного огня), он взмыл в небеса прямо с ребенком на руках, отчего тот довольно заверещал. Все вокруг менялось с такой удивительной быстротой, что у маленького принца закружилась голова, и он вцепился в отца, опасаясь упасть. Летели долго, проносясь мимо безжизненных планет и облаков газа, и остановились, наконец, в какой-то скалистой местности. Яхве огляделся, не выпуская сына из рук, и тут голос вернулся опять.
- Яхве, - сказал голос откуда-то из-за спины отца. – Ты заставляешь меня нервничать.
- Папин папа! – Гавриил проворно вырвался из цепких рук отца, соскочил на землю и бросился в удивленные объятия деда.
Яхве нахмурился и отступил. Его отец держал внука на руках с отстраненно-удивленным выражением, быстро сменившимся теплотой, которой сам Яхве не видел на его лице никогда. Настроение творца от этого, ясное дело, нисколько не улучшилось.
- Ты не рассказывал мне о том, что сделал еще сыновей, - укоризненно заявил «папин папа», нежно покачивая чрезмерно активное существо. – Ты вообще много о чем мне не рассказывал.
- У меня были на то причины, - Яхве поморщился так, словно в рот ему попало что-то кислое. – Было бы глупо рассказывать генералу драконьей армии все, что я задумал.
- Вот как, - лицо генерала потемнело, но в этот момент маленький принц схватил его за нос, и момент был испорчен веселым смехом. – Мне кажется, ты зря взял его с собой. Или ты рассчитывал таким образом меня отвлечь? Спи.
Глаза ребенка удивленно расширились, а потом закрылись, и все, что он после этого слышал – лишь успокаивающе монотонный голос деда, говоривший о чем-то, чего ребенок не мог еще понять. Изредка слышались возмущенные крики отца, но тут же спокойный, властный голос деда заставлял его умолкнуть, а большие ладони ни на секунду не прекращали гладить непослушные вихры. Гавриил думал во сне о том, что хотел бы стать таким же красивым, как папин папа, и таким же сильным. Он еще успел проснуться, чтобы взглянуть на деда в последний раз, и дед ответил ему немного грустной улыбкой.
- Ну что ж, малыш, я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - сказал он отцу, отступая в тень. – Мне жаль, что все так закончится.
- Да, мне тоже, - бросил Яхве, но по его тону было совершенно ясно, что уж ему-то ни капельки не жаль.
- Увидимся.
- Да, наверное.
Отец оторвался от поверхности незнакомой планеты, и Гавриил снова уснул, на этот раз по собственному почину.
Принц стоит напротив зеркала и внимательно смотрит на свое лицо, не тронутое карающей рукой отца. Вот, почему. Папин папа, точная его копия, повторяющая даже мельчайшие детали, даже едва заметную горбинку на носу, которую Гавриил считал фамильной, даже изгиб губ и бровей, даже форму зубов. Принц не знает, как на это реагировать, но удивлен тем, что вспомнил об этом только теперь, спустя столько времени. Дверь открывается, и в комнату заходит Люцифер.
- Он снова тебя бил? – сумрачно спрашивает он.
- Ты знаешь, что да, - отвечает Гавриил, обхватывая себя за плечи.
- Ну, ну, - Люцифер поспешно шагает к нему и накрывает его руки ладонями. – Не надо, пожалуйста. Я люблю тебя, когда ты улыбаешься, а не когда стоишь вот так. Ну?
Гавриил неуверенно смотрит на брата, но уголки его губ уже весело ползут вверх. Люцифер здесь, а значит, все будет замечательно, потому что его брат знает тысячи способов избавиться от боли и плохих воспоминаний.
- Идем, я покажу тебе кое-что.
Его глаза заговорщицки блестят, и Гавриил со смехом следует за братом, позабыв о своих проблемах до следующего раза.
Его, наверное, можно назвать счастливым ребенком. После разговора со своим отцом Яхве уделяет ему вдвое больше времени, и иногда берет с собой на твердь, не выпуская, впрочем, из рук. Маленький принц счастлив, его вполне устраивает такая веселая и беззаботная жизнь, полная смеха, любви и долгих разговоров с братьями ни о чем и обо всем. Ему интересно только, почему отец иногда бывает таким грустным, почему так часто пьет горькую воду, почему смотрит на ночное небо, словно стараясь разглядеть там что-то.
- Ты скучаешь по своему папе? – спросил Гавриил однажды, сидя у отца на коленях.
- Вряд ли, - Яхве качает головой. – Он не был таким уж хорошим отцом. Я скучаю по дому, малыш. Хочу вернуться. Там мне было намного лучше, чем здесь. Конечно, здесь я могу продолжить свои исследования, но там…
- Там у тебя были друзья, - заканчивает за него Люцифер, явившийся, чтобы узнать, не собирается ли его отец загнать орущих братьев в комнаты. – Любимая работа, неограниченный доступ к материалам и сказки, которые дед тебе рассказывал. Не говори, что ты по нему не скучаешь, - он почему-то указывает на Гавриила, и его губы кривятся в усмешке. – И еще ты назвал нашего будущего большого босса в его честь.
- Папиного папу зовут Михаил? – ахает маленький принц.
- Михаэль, - поправляет Яхве. – Впрочем, не велика разница. Никому из вас не дано постичь значений имен, так что не пытайтесь, пожалуйста, делать собственные выводы.
Отец явно злится, но выходить на открытый конфликт с Люцифером не собирается, поэтому последний придерживает колкий ответ при себе и только глядит на младшего брата в задумчивости и некоей рассеянности.
- Я знаю, как тебе помочь, - внезапно сказал он. – Но для этого нам придется вернуться.
Яхве взглянул на сына с удивлением и даже со страхом.
Гавриил больше не хочет помнить. Тщится пробить возведенную самим собой стену, но после этих слов не хочет помнить больше ничего.
- Что ты хотел мне показать? – спрашивает он у Люцифера, остановившегося перед ним с потемневшим взглядом и растрепанными волосами.
- Хочу показать, что отцу от тебя нужно. Может быть, тогда ты поймешь, как следует себя вести.
Гавриил доверяет брату. Поэтому он широко улыбается и позволяет ему положить руки на предплечья, наклониться, и…
Михаил с недоверием глядит на древко копья.
- Отец! – зовет он, поднимаясь по белым ступеням. – Отец, мое копье снова сломалось!
- Что ты будешь делать, - Яхве запрокидывает голову и тяжело вздыхает. – Кажется, настало время дать тебе другое. Да, ты достаточно подрос для этого. Пойдем, это будет мой тебе подарок.
Он проходит мимо запертой двери, и на мгновение ему кажется, что он слышит за ней какой-то шум. Михаил останавливается, колеблется, но отец скрывается за поворотом, и он спешит за ним, потому что понимает, что это самый важный день в его жизни.
- Не так уж и плохо, - говорит Гавриил, когда шаги Михаила стихают. – Наверное, все дело в тебе.
- Правда? – Люцифер почти краснеет, но вовремя берет себя в руки и прислоняется к стене с самодовольной улыбкой.
Гавриил весело кивает и смеется. Это его ответ на все. Но Люцифер знает, знает лучше других, что этот его смех – горький плач смертельно напуганного ребенка.