Ввожу новый тег - горе побеждённым, по которому можно будет найти все главы этой истории. Будет ли это рассказ или крипи-повесть я пока сказать не могу, но по прологу уже понятно, что размер будет не таким маленьким, как я думала изначально. Ссылка на предыдущую часть всегда будет в начале следующего поста, чтобы не приходилось каждый раз делать поиск по тегу. Под список закрывать не буду, всегда есть кат, хотите - читайте, не хотите - проматывайте, у нас свободная страна.
Единственное предупреждение - повествование не линейно, но это в принципе не станет проблемой. Крипи, мифология.
1.Тоору-сан с детства обитал в этой лавке. Сначала приходил к деду. Играл с вещами, которые еще не успели выставить. Любовался тенями, пляшущими на стенах. Прислушивался к разговорам покупателей. Затем приходил к отцу, когда деда не стало, а после - сам встал за прилавок. Все, что происходило за пределами лавки, мало его волновало, поскольку вся его жизнь прошла именно в ней. Тоору-сан не интересовался политикой, не следил за жизнью своего государства, не имел семьи и знал точно, что с его смертью погибнет и род его. Но эта мысль не причиняла ему боли. Напротив, Тоору-сан гордился этим. Гордился тем, что именно он выполнит то, что возложено было на его предков богами.
Оставь надежду, всяк сюда входящий.Тоору-сан не понял, как гайдзин возник в лавке. Не зазвенели колокольчики, не ворвался в помещение ветер, бушевавший снаружи, не проникли голоса прохожих. В какой-то момент тьма, нарушаемая лишь небольшими лампадами, сгустилась, и в центре ее возник гайдзин, лицо которого не сразу удалось рассмотреть.
- Я ищу меч, изготовленный прославленными мастерами из рода Миочин, - сказал гайдзин по-японски, и Тоору-сан понял, что его предназначение сбылось.
- Прошу покорнейше меня простить, - Тоору-сан согнулся в поклоне, - но у нас нет такого оружия. Возможно, вас заинтересует работа другого прославленного мастера, Го-но-Исихиро. Этот меч повидал немало битв и, бесспорно, удовлетворит такого ценителя, как вы.
Тоору-сан ответил в точности так, как учил дед, но гайдзин ответил не сразу. Не было ясно, удовлетворил ли его ответ, ожидал ли он его, или же разочарован им и ожидал чего-то другого. Инструкции деда на этом оканчивались, Тоору-сан знал только, что он должен будет отдать меч, хранившийся в лавке с момента ее основания. Теперь Тоору-сан был старше, чем его дед в день своей кончины, но, когда гайдзин приблизился, ему показалось, что он снова стал маленьким мальчиком в окружении древностей, видевших, быть может, зарождение его народа.
Перед прилавком тьма отступила, и лицо гайдзина осветилось будто бы изнутри. Национальность его определить было невозможно. В нем словно бы сошлись черты всех народов мира, и это, конечно же, было вполне естественно. Единственное, что мог Тоору-сан сказать о нем - гайдзин совершенно точно был гайдзином. И страны, из которой он произошел на самом деле, скорее всего, давно уже не было на картах. Или не было ее изначально на картах этой земли.
Гайдзин улыбнулся.
- Я посмотрю, пожалуй, на эту достойную работу.
- Сию секунду, господин, - и Тоору-сан исчез в помещении, служившем одновременно и складом, и его скромным жилищем.
Желание услужить казалось ему совершенно естественным, хотя обычно он не выслуживался перед покупателями. Сейчас перед ним стояло вовсе не человеческое существо, если верить рассказам деда. Признаться, Тоору-сан не всегда относился к ним с должным вниманием, и теперь едва ли мог вспомнить, почему именно он должен отдать этот меч. Впрочем, после того как он выполнит свой долг, все это перестанет иметь значение.
Вернувшись, он нашел гайдзина на прежнем месте. Изменился лишь наклон головы: теперь он с ленивым любопытством рассматривал безделушки, выставленные на видное место. Тонкие губы его презрительно скривились, и Тоору-сану внезапно стало стыдно, что он оскорбил его чувство прекрасного. Впрочем, эти вещи ведь предназначались для простых смертных, не разбиравшихся в действительных артефактах. Для девушек, которых требовалось завоевать, или для стариков, которых хотелось порадовать давно утерянными вещами. Утешая себя этим, Тоору-сан перехватил меч как положено и склонился перед божеством, держа оружие на вытянутых руках, как учил дед.
И дед, и отец упреждали, что смотреть на божество, когда оно будет извлекать меч из ножен, ни в коем случае нельзя, но Тоору-сан не смог удержаться. Лишь краткий взгляд бросил он из-под бровей, почти не поднимая головы, но и этого было достаточно, чтобы его сердце сжала ледяная рука. Лицо гайдзина потемнело. Глаза, и без того темные, стали совсем черными, скулы запали, превратив его лицо в маску смерти и ужаса. Тонкие губы шептали что-то на наречии, которое Тоору-сан слышал впервые, и потому не мог разобрать ни слова. Божество не смотрело на него, но знало, что он нарушил священнодействие, и за это теперь будет наказан. Насколько сурово - это Тоору-сан должен был узнать в самое ближайшее время.
- Это, бесспорно, достойная работа великого мастера, я принимаю ее, - заключил гайдзин, со щелчком укрывая лезвие ножнами. - Вот плата, достойная этой работы.
Тоору-сан не успел понять, когда клинок вновь вышел из ножен. Это произошло быстро и тихо. Ни один гайдзин, ни один человек не смог бы извлечь кленок так быстро и бесшумно. Значит, все-таки это произошло на самом деле. Тоору-сан не уснул, а дед не обманывал его. В таком случае - отстраненно подумалось Тоору-сану - горе миру, в который пришло это божество, и горе тем, кто будет призывать его в защиту. Прозрение смерти открыло Тоору-сану истинное лицо божества, и он закричал бы в ужасе, но захлебнулся кровью и больше уже ничего не видел.
Гайдзин посмотрел на лавочника, безучастно уставившегося в единственное замызганное окно. Тело его доживет до еще более глубоких седин, ежедневно обслуживая гостей лавки, и перестанет жить на грязном матрасе здесь же. А вот душа его, о бессмертии которой лавочник, видимо, не задумывался, жить уже перестала. Она не удостоилась даже того, чтобы быть заключенной в клинок этого меча, созданного, конечно же, вовсе не Го-но-Исихиро, хотя мастерство этого человека достойно всяческих похвал. Был еще второй меч, хранившийся в другом городе.
Гайдзин качнулся с пятки на носок и неожиданно улыбнулся. Настроение его улучшилось, бездействие и ожидание больше не тяготило его. Напротив, он чувствовал теперь, что скоро дело сдвинется с мертвой точки, а оставшееся время следовало употребить на то, чтобы вернуть себе второй меч. Оба этих меча он должен был преподнести Той, кому служил всем своим существом, и от того, примет ли Она их так, как должно, зависела не только Ее судьба, но и судьба всего мира, который, следовало признать, слишком долго дремал сыто и сравнительно спокойно. Если же он ошибся, и Она - не та, за кого предпочла выдавать себя... Ее ждет судьба лавочника. Ее, и всех, кто попадется ему под руку.