[про Яхве]

[admiralsgold]

Не могу заставить себя удалить этот кусок, несмотря на то, что он пока никуда не вписывается. Много лет назад меня настигло вдохновение, и больше про Яхве так подробно я не писала.


Когда Яхве, носивший прежде совершенно другое имя, очнулся от долгого липкого сна, в Небесном Королевстве снова был полдень. Выглянув из окна, он узнал сразу несколько вещей. Во-первых, сейчас его небесный материк находился над какой-то горой, чья снежная шапка кокетливо подчеркивала вулканическое жерло. Гора спала, над ней курился легкий дымок, говорящий о том, что сегодня вулкан в хорошем настроении и не стоит ждать от него извержения. Во всяком случае, в ближайшее время. Во-вторых, часть казарм была уже достроена, и можно было приступать к пополнению рядов его великолепной армии. В том, что она будет великолепна, Яхве не сомневался, потому что доминирующая раса наблюдаемой тверди пыталась себя истребить достаточно часто и достаточно рьяно, чтобы изучить все ее слабости и исключить их из списка. В-третьих, на плацу уже тренировался кто-то из его сыновей, и Яхве испытал гордость за маленькое существо. И страх за себя. Впрочем, это чувство не покидало его уже очень и очень давно. С тех пор, как ему пришлось забыть свое имя и свой дом.

Тяжело вздохнув, творец сполз с подоконника, широко зевнул, протер глаза и отправился в смежное помещение, служащее одновременно лабораторией и кухней, чтобы сварить себе что-нибудь горячее и бодрящее, и проснуться окончательно. В лаборатории царил беспорядок. Яхве не мог припомнить, чтобы в чьей-нибудь лаборатории все было аккуратно и чинно расставлено по своим местам. Даже его старший брат, славящийся своей аккуратностью, умудрялся перепутать все таким образом, что впоследствии редко мог сказать, задумывалось все именно так с самого начала или в определенный момент он ошибся пробиркой, что и привело к очередному прорыву в науке. А ведь его старший брат в основном интересовался физикой, и в генетику старался не вмешиваться. А сколько бы открытий он совершил, если б вмешивался! Яхве тяжело вздохнул и плеснул себе кипятка прямо из воздуха. Для того чтобы извлечь из него жидкость и согреть ее до нужной температуры, много ума не надо, этому еще в детских садах учат.

Усевшись на относительно чистый участок рабочего стола, Яхве осторожно хлебнул горячей черной жидкости, поморщился и сотворил себе сахарницу. Подумав, добавил в нее парочку кислотного цвета конфет и три кубика сахара. Этих вещей он, конечно, не создавал (хотя мог бы), а попросту переместил из смежной комнаты, чтобы не тратить время. Сладости заканчивались, как и вся остальная еда, а это значило, что скоро придет время спуститься и обследовать твердь на предмет пригодной для его вида пищи. Яхве знал, что она найдется, сканирование показало это еще на подлете, но очень уж не хотелось ему прибегать к этому способу пропитания. Вопреки мнению его отца, глупым он не был, и знал, чем это все закончится. Рано или поздно кто-нибудь его увидит, и все начнется сначала. А из солдат у него только пятеро детей, один другого меньше, да десяток невидимых слуг, для которых не было пока формы. Вспомнив о детях, он мысленно перебрал их имена, как жемчужины, сопроводив это легким телепатическим пинком для каждого, и вскоре услышал топот их маленьких ножек в коридоре. Сыновья неслись к нему, отталкивая друг друга и весело смеясь, и на сухих потрескавшихся губах творца возникла по-настоящему теплая улыбка. И она не исчезла, когда дети выстроились перед ним в неровную линию. Строгим Яхве быть не умел, и не хотел этому учиться. Окинув сыновей внимательным взглядом, творец сделал еще один глоток обжигающей горькой жижи, скривился и отставил чашку в сторону. Кивком отправил детей восвояси, и они убежали так же быстро, как явились, и так же громко, с топаньем и криками. После их ухода он долго еще сидел на краю стола, подогнув под себя ногу. Жижа уже остыла, небесный материк переместился на несколько тысяч километров южнее, а он все сидел, погруженный в напряженную мысленную работу. Требовалось выстроить защиту вокруг строящегося дома, чтобы его не было видно с тверди. Необходимо было выстроить защиту вокруг недостроенных частей, чтобы в прорехи не свалились дети. Надо было еще прикрыть полем всю атмосферу планеты, чтобы никому не пришло в голову искать его здесь. Этого, конечно, будет мало, и надо срочно что-нибудь придумать, потому что отец не успокоится, пока не найдет его и не предаст суду. Изгнания для него явно недостаточно.

Генеалогическое древо Яхве уходило корнями в глубину веков и насчитывало тысячи имен. Тысячи – потому что все сыны Альдебарана жили невероятно долго, превосходя длительностью своей жизни почти любую другую расу известной вселенной. Мир, в котором они жили, вся остальная вселенная называла идеальным, и со стороны он выглядел именно так. Но, как и в любом другом мире, в идеальной империи далеко не все было спокойно и гладко. В ней тоже существовали тюрьмы, а значит, совершались и преступления. Причем были они настолько жестокими, что ни один преступник, попавший в тюрьму, не мог рассчитывать на освобождение. Смертной казни в империи не существовало, зато существовали иные способы наказания, и в сравнении с ними смерть была бы предпочтительнее.

Дети в империи создавались из энергии звезды и материи, содержащей генетический код отца. Матерей сыны Альдебарана не имели и полагали это величайшим счастьем, поскольку ни один мир с дуальной системой воспроизводства за миллиарды лет не достиг такого прогресса, какого империя достигала за сотню. Соответственно, института брака там так же не существовало, как и института семьи как таковой. Отец давал империи нового подданного, и империя почти сразу его забирала. Отпрыск начинал свой путь, меняя одно обучающее учреждение на другое, пока, в конце концов, не оказывался пристроенным в той части общества, в которой чувствовал себя наиболее уверенно. Таким образом, Яхве однажды оказался в одном из ведущих НИИ генетики и моделирования вероятностного воспроизводства, а его старший брат… Его старший брат был гением, и оказывался, в силу этого, в разных местах. Почти во всех, и странно, что не сразу.

Родитель их занимал в империи пост столь ответственный и важный, что его дети могли не беспокоиться о своем будущем, а также о будущем своих детей и внуков, если таковые появятся. Успешный дипломат межвселенского масштаба в прошлом, в настоящем отец Яхве являлся единственным генералом армии короля дракона, которого многие полагали родоначальником известной вселенной. Те, кто относился к нему хорошо, утверждали, что он добился этого трудом и выдающимся интеллектом. Те же, кто ему завидовал, недвусмысленно намекали на то, что дракон позарился на хорошенькое личико, что нельзя было назвать откровенной ложью, поскольку все сыны Альдебарана этой ветви отличались чрезвычайной красотой, а Михаэль, кажется, превзошел по этому параметру сразу всех своих предков. Неудивительно, что сыновья его в сравнении с генералом казались совершенно обыкновенными, и вынуждены были с головой уйти в естественные науки, чтобы хоть как-то оправдать отцовские ожидания.

Старший, Туомаз, уродился абсолютным гением. Не было ничего, что могло бы его смутить, ни одной вершины, которую он не мог бы покорить, и вскоре империя расцвела, как никогда прежде, и все благодаря ему. Яхве же, которого отец назвал совершенно другим именем, ничего не оставалось, кроме как выбрать для себя единственную нишу, до которой его гениальный брат еще не успел добраться: генетику, в которой, впрочем, его усилиями тут же произошел весьма значительный прорыв. Во многом это произошло потому, что до его появления генетика оставалась не самой востребованной отраслью науки. Процесс создания жизни был отлажен и, казалось бы, изучен полностью, однако Яхве подошел к самой сути проблемы совершенно с иной стороны, и увел эту отрасль науки в сторону воспроизведения вымерших видов и познания прогресса вселенной с их помощью. Это показалось пресыщенным открытиями коллегам весьма забавным и занятным, и они с радостью предложили Яхве свою помощь. Таким образом, генерал армии короля дракона мог гордиться своими сыновьями, а сыновья могли гордиться тем, что родились в таком замечательном мире. Но никто из них не делал того, что мог бы. Король дракон пропал, а вслед за ним Яхве потерял все, что у него было, и в конечном итоге оказался так далеко от дома, что не мог даже увидеть его без необходимых приспособлений.

Единственное, что Яхве смог увезти с собой – свое величайшее творение, ставшее ему опорой и поддержкой в долгих скитаниях и подарившее ему свет в беспроглядной темноте окружающего вакуума. Яхве удалось забрать с собой своего единственного сына, которого он назвал в прозрении отчаяния Люцифером, и который не раз уже оправдал данное ему имя, став надежным помощником и хорошим другом для сыновей, появившихся уже из другой звезды. Глядя на них, Яхве каждый раз удивлялся. Думал ли кто-нибудь из сынов Альдебарана, что один из них уродится настолько наглым, что воспользуется светом другой звезды, чтобы создать жизнь?

Поначалу Яхве боялся, что дети, рожденные из энергии звезды, дающей свет и тепло выбранной для убежища планете, выйдут непохожими на него самого, и придется их убить. Ему никогда еще не доводилось создавать детей из звезд, настолько противоположных по своим свойствам Альдебарану, да и никому до него еще не приходилось. Однако опасения его оказались ложными. Едва только он взглянул впервые на сонное личико своего второго сына, едва только это маленькое существо с золотыми шелковистыми волосиками схватило его маленькой ручкой за палец, Яхве понял, что полюбил его, и не сможет убить даже в том случае, если младенец сейчас кинется на него и попробует сожрать его лицо. Восторг и всепоглощающее чувство любви и привязанности не покинули его и при создании третьего, и четвертого, и даже пятого сына. Яхве с детства мечтал иметь большую семью, и теперь чувствовал себя совершенно счастливым, засыпая в окружении золотистых головок и с одной черненькой головкой на груди. Он целовал своих сыновей по очереди в лоб, разгибал и загибал их пухленькие пальчики и не мог нарадоваться на каждого из них. В каждого он вложил определенные склонности, и с нетерпением ждал, когда они повзрослеют достаточно, чтобы их осознать. Однажды, укладываясь с детьми спать в очередной раз, он осознал внезапно, что никогда не был бы так счастлив дома, и с тех пор тоска по родному миру перестала ему докучать. Однако появились новые проблемы, о которых он до поры не думал.

К таким проблемам следовало отнести и его семью. Наплодив детей, он не мог теперь покинуть выбранную им планету, пока они не вырастут. А, вырастая, они настолько явно стали проявлять заложенные при рождении таланты, что Яхве неожиданно для себя понял, для чего народил их в таком количестве. В них он видел помощников, которые должны были построить с ним собственное королевство, и в них он видел завоевателей, которые должны были покорить бескрайние поля и глубокие моря, проплывающие под небесным материком, наспех скроенным еще в самом начале его здесь пребывания. Следовало скорректировать свое поведение, и Яхве занялся этим с энтузиазмом, разбив лабораторию в центре материка, укрепив материю под ногами и начав строительство здания, которому суждено было стать их домом и их крепостью. Второго сына, в котором ярче всего проступал талант командующего и воина вообще, Яхве назвал Михаилом в честь собственного отца, надеясь, что его сын вырастет таким же талантливым полководцем. Третьего сына, в котором всегда ключом била энергия, и чей язык оказался острее меча, Яхве назвал Самаилом в момент величайшего отцовского раздражения, да так это имя за ним и закрепилось. Четвертого сына, который мог движением руки усмирить или сотворить пламя, Яхве назвал Уриилом, и радовался тому, что тот уродился спокойным и мечтательным, а значит, не будет поджогов и разрушений, а дар его будет использован только во благо. Последнего, самого младшего, Яхве назвал Рафаилом в честь знаменитого военного медика, о котором со слезами на глазах рассказывал отец в ту пору, когда они могли еще подолгу беседовать, не грозясь убить друг друга. Рафаил обладал удивительной способностью с одинаковой легкостью лечить как синяки и ссадины на братских коленях, так и душевную боль своего отца.

Яхве очень хотел создать еще одного, последнего сына, но чувствовал, что звезда, которой он пользовался прежде, на этот раз ему не подойдет. Последний ребенок должен был завершить его великий замысел, должен был стать заключительным аккордом, столь же великолепным, сколь неосуществимым. Яхве буквально не хватало мастерства для создания такого сына, и он мучился, не зная, что может предпринять в этой ситуации. Он подолгу сидел один, высчитывая вероятности и необходимые комбинации, и не находил ответа. Злился, ломал вещи, успокаивался, злился снова, и понимал, что в таком состоянии ничего хорошего добиться не сможет. Часто он звал сыновей, как в это утро, чтобы просто посмотреть на них и лишний раз осознать, что без последнего сына все это не имеет никакого смысла. Да, Яхве хотел построить дом и обосноваться здесь навсегда. Но какое место можно назвать домом, если в нем нет Туомаза? По отцу он не скучал, а вот с братом был очень дружен. Если бы только можно было как-то его найти! Для этого-то и нужен был ему сын, глаза которого могли бы разглядеть ткань мироздания. Это возможно, Яхве читал об этом, но воспроизвести так и не смог. Собственно, за эксперименты над вживлением глаз различного типа его и осудили. Правда, в то время он хотел вживить такие глаза себе, и найти брата самостоятельно… Ничего бы у него не вышло, как не выходит сейчас.

Яхве допил остывшую горькую жижу и подошел к окну, чтобы проверить, что происходит на плацу. Михаил возился с каким-то тысячеголовым монстром, который, впрочем, не мог причинить ему никакого вреда, потому что являлся искусной иллюзией, созданной Самаилом, у которого от напряжения текла из носа черная густая кровь. Рафаил стоял рядом и периодически вытирал ее, время от времени проводя кончиком пальца по переносице. Уриил наблюдал за происходящим с отсутствующим выражением, время от времени посылая в старшего брата огненные шарики, которые тот должен был отразить одновременно с атакой тысячеголового монстра. Люцифер активно жестикулировал и что-то рьяно доказывал Михаилу, который только посмеивался над ним, едва глядя на него через плечо.