[свиток двадцатый]

[admiralsgold]

Тут кровь и оторванные конечности, и девиации на тему секса. Я не знаю, что со мной сегодня. Наверное, это последний свиток на ближайшее время.

Утро выдалось холодным почти по-зимнему. Лошади то и дело оскальзывались, норовя растянуться на мерзлой земле, из широких ноздрей их валил пар. Всхрапывая и мотая головами, шли они медленным шагом по чужой земле. Мстислав находился, несмотря на морозь, в приподнятом настроении. Холод не был ему страшен, и совсем не отвлекал его. Конь ему достался послушный и сильный, иной не смог бы выдержать его веса, львиная доля которого приходилась на молот, притороченный к седлу. На долгие версты позади него растянулась конница, от которой будет немного проку в бою. За нею медленно брела пехота, время от времени затягивающая походные песни не очень-то веселого содержания. Небеса в это утро поражали своей чистотой. Единственное облако плыло далеко в вышине, Мстислав следил за ним взглядом, зная, что именно за ним скрывается Королевство, из которого за ним наблюдают так же. За маленькой точкой, ползущей по тверди. Воевода усмехнулся, думая про себя, что с этого дня его будут воспринимать иначе. Как только ему доведется познакомиться с крылатыми поближе.
Даждьбог привык к нему, и не хотел отпускать, когда Олимп попросил подмоги. Пресветлый напоминал Мстиславу капризного отрока, но временами в нем проглядывали всполохи мудрости, ради которых за ним следовало идти. Бессмертному хозяину Черной Башни, в общем-то, было все равно, уйдет Мстислав или останется. И он ушел, как только прибыла очередная партия раненых, половина из которых до Башни не дотянула. Если бы командование поручили ему, Мстислав не позволил бы растащить армию на бесполезные отряды. Для чего, спрашивается, было вообще собирать ее, если какие-то части, пусть и не очень большие, все равно вернулись в города? Если уж выбрали Черную Башню, то следовало оставаться в ней до конца, и отбивать бессмысленные атаки с неба сколько возможно. Башня хорошо укреплена, ее подземные ходы, Мстислав был уверен в этом, могли бы стать надежным укрытием. Держать осаду, множить свои силы в кузнях, создавая крепких и сильных солдат вроде него. Затем подняться до самого шпиля Башни и разгромить королевство, пока небожители будут рыскать в подземельях, уходя все глубже и глубже в горы и не находя дороги обратно. Нет, не было в его хозяевах единства, и быть не могло. Каждый пытался выиграть эту войну для себя, и каждый затыкал уши и закрывал глаза, чтобы не слышать и не видеть того, что так дело не пойдет. Первым получил Олимп, что закономерно, учитывая то, что с Асгардом у Королевства уже случилась накладка, а Ирий находился аккурат напротив Башни, и воевать с ним под носом у Кащея, не зная его истинной силы, было глупо. Мстислав ударил бы по Нилу, это было бы, по крайней мере, неожиданно, тем более, что у небожителей имелся Анубис, куда как лучше олимпийского Посейдона знающий все потайные ходы. Но в этом и заключалась разница между ним и Михаилом. Последний имел титул главнокомандующего и чудесное копье, которое, по слухам, могло убить кого угодно, а он, Мстислав, был простым воеводой, который вел за собой некий сброд, призванный защитить Олимп, лишь потому, что никто из королей оказался на это не способен. Его ковали для войны. Для чего ковали Михаила, Мстислав не знал, но собирался узнать это в самом скором времени.
Ночью, предшествовавшей этому морозному утру, ему довелось увидеть атаку на Олимп. Он остановил войска у подножия вечной горы, уютно расположившись на горячей земле и разведя огонь. Ближе к полуночи грянул гром буквально посреди ясного неба. Яркая вспышка осветила внезапно все вокруг, и гора затряслась, словно в макушку ее ударила самая сокрушительная из всех молний. Но то был не Зевс. Мстислав вскочил, возбужденный, схватился за молот, но подножие горы и расположившаяся на ночлег армия не волновали Михаила. Он схватился с правителем Олимпа в небесах, и зрелище это оказалось столь завораживающим, что Мстислав забыл, как дышать. Главнокомандующий был один. Олимпийцы накинулись на него всей сворой, не разобрать было, кто из них с какой стороны, но им не удалось до него дотянуться. Михаил завертелся вокруг своей оси с потрясающей скоростью, разбросав противников белоснежными крыльями, окрасившимися после этого алым. «Он забавляется», - подумалось Мстиславу, и воевода захохотал, не в силах сдержаться. Кто-то упал рядом с ним, но то была нижняя часть олимпийца, так что понять, кто именно, было невозможно. Зато Мстиславу выпал шанс оценить разрез и восхититься его идеальностью. Словно верхней половины никогда и не было. Более того, благодаря этому неожиданному дару небес, ему удалось узнать, что крылья Михаила действительно пылают, и это не преувеличение восхищенных наблюдателей. Иначе с чего бы мясцу олимпийца запечься лучше, чем в любой печи? Ночь воевода не спал. Причитания вокруг мало его заботили. Фигура, сияющая в небесах, и вознесшаяся так же величественно и ярко, как появилась, будоражила его воображение. Он не мог дождаться мгновения, когда его молот встретится с чудесным копьем. Ох, посмотрел бы он на то, как какая-то палка, пусть даже волшебная, устоит против его молота в триста пудов, пожалованного ему лично Сварогом!
Восхождение на Олимп давалось тяжело из-за не нужной никому ирийской конницы. Нильская пехота буксовала, часть ее оказалась передавлена упавшими конями и всадниками. Асгардские воины в самом конце колонны ругались на чем свет стоит, перешагивая через изуродованные трупы тех, кто погиб, так и не дождавшись боя. Мстислав ощущал, как растет раздражение. Все поражения демиургов казались ему теперь обоснованными и понятными. У небожителей нет ни конниц, ни лучников. У них есть только крылья и мастерство, и они побеждают великое разнообразие Терры. Побеждают потому, что разнообразие хорошо не везде и не всегда. На Олимп должна была подниматься только пехота, на кой ляд Даждьбогу взбрело в голову послать туда конницу? Что конные будут делать в ограниченном пространстве высокогорного дворца? Лучники Асгарда были куда как более кстати, мудрость Одина, как всегда, превосходила желание Даждьбога покрасоваться. Намного проще снять небожителя издалека, не попадая под горячую руку и крылья, пехота тоже пригодилась бы. Но конные… Мстислав сплюнул и коротко выругался, спешиваясь. Даже его конь не мог больше подниматься. Животное хрипело и исходило потом.
- Так, - обратился воевода к войску громовым голосом. – Конные, едрить вас! Разворачиваетесь и шлепаете обратно. Будете ждать нас у подножия. Мы вернемся с раненными и, возможно, с пленными. Ваши лошади потребуются нам живыми. Возможно, нам захочется жрать.
Перегруппировка заняла многие часы. Солнце клонилось к закату, и Афина спустилась, чтобы встретить опаздывающую подмогу. Мстислав в очередной раз подивился неразумности демиургов. Красивая, крепкая баба, а все туда же. Не удивительно, почему об олимпийцах ходят грязноватые слухи.
- Видел ее, воевода? – спросила Афина вместо приветствия. – Видел эту суку?
Талия ее была туго перевязана шелком, богиня держала осанку, но видно было, что делает она это вынужденно, из-за боли. Мстислав слышал о том, в какой переплет она попала, когда асгардцы с олимпийцами вместе решили покончить с королевством одной предательской атакой. Слышал и жалел ее, потому что нет ничего хуже для воина, чем такой позор.
- Видел, - не стал отрицать Мстислав. – Но тебе с того ничего не будет. Тебе в Башню ходу нет, и, скажу я, с таким мнением согласны все.
Афина сплюнула и стала молча подниматься. Воевода не видел ее лица, но знал, что она морщится от боли. Долго ей еще кривить свое лицо, и однажды это войдет в привычку. Ее красивое лицо изменится навсегда, а бок будет ныть каждый раз, как станет меняться погода, и в такие дни она будет сплевывать сквозь жемчужные зубы и ругаться на чем свет стоит. И проклинать себя за то, что поверила женщине. И то хорошо, может, перестанет щупать своих служанок. Шум позади отвлек его от размышлений. Воевода медленно повернулся и едва успел пригнуться, чтобы не получить в лоб чьей-то головой.
- Быстро наверх! – истерично взвизгнула Афина. – Это невидимые!
- Так и будешь вечно бежать? – спокойно поинтересовался Мстислав. – А они будут убивать вас. А ведь достаточно только иметь размах.
В подтверждение своих слов воевода крутанулся вокруг своей оси, почти так же грациозно и быстро, как Михаил в его воспоминаниях. Молот в его ладонях загудел, соприкасаясь с легкими телами.
- Мимо меня не пройдут! – воевода рассмеялся и подмигнул ошарашенной Афине.
С каждым махом его молота лопался десяток невидимых голов, калечились руки, ломались ребра. Ветер усилился, Афина вынуждена была вцепиться в его ремень изо всех сил, чтобы особенно сильный порыв не унес ее на оскаленные камни подножия Олимпа. Но, как бы ни выл, как бы ни бросался на воеводу ветер, сломить его он не мог. Тела падали, изломанные, мертвые, и натиск начинал ослабевать. Сменилось направление ветра. Вместо побежденного южного взвыл холодный, колкий северный ветер. Мстислав крякнул, отправляя очередную порцию невидимых вниз. Афина с восхищением наблюдала за движениями его сильных рук. Молот плясал в них, окрашенный черной кровью. Богиня облизала пересохшие губы, глаза ее блестели от возбуждения. Воевода усмехнулся и взмахнул рукой, стряхивая кровь с оружия, капли ее попали на платье богини, и она зашипела, втягивая в себя воздух. «Хороша же баба», - подумалось Мстиславу. – «А все туда же». Неожиданный удар отрезвил его. Воевода качнулся, но не отступил. Напротив него возникло из ничего породистое, словно вытесанное из камня, лицо невидимого генерала. Мстислав не понимал знаков различия небожителей, но статус невидимого читался в его глазах и осанке. В расправленных плечах, в широкой груди, в парных клинках, лезвия которых чернели от крови, как и его собственный молот.
- Ты не нужен мне, - выплюнул Мстислав, отводя молот в сторону. – Мне нужен Михаил.
- Как же, жди, - невидимый гадко усмехнулся, поигрывая клинками. – Станет он возиться с кодлой типа тебя и твоей маленькой подружки. Ты помнишь меня, детка? Ты помнишь меня?
Афина зарычала за его спиной, рванулась, но воевода остановил ее. Если она умудрилась получить в прошлый раз, получит и в этот. Жестом приказав ей оставаться на месте, Мстислав двинулся вправо, невидимый последовал за ним, не пригибаясь, не отвлекая внимания воеводы играми с клинками. Спокойно и открыто он шел за ним и шел против него, ясно давая понять: это я твой противник. Я, а не Михаил, пока ты не докажешь, что достоин его. Мстислав улыбнулся почти сочувственно. Затем ударил, но молот встретил пустоту. Генерал оказался за его спиной и готовился нанести удар, рассчитывая на то, что воевода не успеет его отразить, так как молот слишком тяжел, и быстро поднять его не выйдет. Что ж, Мстислав оставил молот, и, к удивлению невидимого, вцепился в него голыми руками. Тот, кто создавался разведчиком, уступает воину во многом. Он быстр и ловок, но тело его тонко и слабо, его легко сокрушить, если только удастся поймать. Воеводе удалось, и он наслаждался теперь тем, как бьется невидимый в его огромных руках, вопя от боли, потому что запястья его уже сломаны, и клинки бесполезны. Чем же ты ударишь меня теперь, мальчик, когда у тебя больше нет рук? Невидимый взвыл и дернулся, выворачивая собственные кисти под немыслимым углом и оставляя их в руках Мстислава вместе с бесполезными теперь клинками. Окровавленная культя устремилась к лицу воеводы и встретилась с ним. Мстислав отступил на несколько шагов, потому что удар оказался внезапным и сильным. Уродливое кровавое пятно расползалось по скуле воеводы. Кровь не принадлежала ему и казалась огненной. Пользуясь замешательством воеводы, генерал легко взбежал по его торсу, обхватил ногами его шею и откинулся назад, рассчитывая, если не повалить воеводу, то сломать ему шею. Мстислав, оправившись от первого удивления, отбросил чужие мертвые кисти, схватил невидимого за ноги, но разомкнуть их не смог.
- Надеюсь, своих дружков ты так же обхватываешь, - прохрипел он, пытаясь подлезть ладонью под икру невидимого.
- Сейчас я делаю это с тобой, - невозмутимо сообщил генерал откуда-то снизу. – На твоем месте я сосредоточился бы на наших кратковременных отношениях.
Под его неожиданно тяжелым весом Мстислав стал прогибаться в спине и оседать на землю. Он не увидел, как генерал зубами поднял один из клинков прямо с кистью на рукояти, только удивился тому, как внезапно легко и свободно стало дышать. Выпрямился, хватаясь за молот, и замер, не в силах оторвать взгляда от противника. Невидимый генерал стоял, сжимая в зубах лезвие одного из своих клинков, и губы его истекали кровью. Он тяжело дышал, взгляд его начинал затуманиваться. Плотная, вязкая кровь капала с искалеченных рук. Его взгляд говорил о том, что, если воеводе вздумается продолжать, он вонзит этот клинок ему в горло. Извернется, разорвет себе рот, но Мстислава достанет. И воевода отступил. Молча отпустил он рукоять молота, отцепил мертвую кисть от лежащего на земле парного клинка и положил ее в набедренную сумку генерала.
- Не раздаривай свои конечности просто так, - усмехнулся воевода. – Пригодятся еще. О вашей медицине ходят легенды.
Генерал молча отступил в темноту, не отрывая от Мстислава взгляда, и воевода знал, что он расскажет Михаилу о нем. Разочарования больше не было, бой с невидимым понравился ему, хоть и не принес очевидной победы. С небожителями так не получится. Победой можно было считать хотя бы то, что сегодня атаки на Олимп больше не будет.
- Знаешь ли ты, чей это клинок? – отстраненно поинтересовалась Афина. – Это не его оружие. Это клинки той сучки. Этого мерзкого перевертыша.
- Вот, значит, как, - Мстислав поднял неожиданный подарок небес и внимательно его рассмотрел. – Надо будет вернуть при случае. Думаю, принцессе сейчас любая крылатая вещь понравится. Эх, надо было оставить ручку-то. Глядишь, помиловалась бы чутка. Жалко ее, все-таки.
- А нас тебе не жалко? Меня? – Афина встала перед ним, глаза ее метали молнии, но щеки раскраснелись от недавнего зрелища, а грудь тяжело вздымалась.
- Сегодняшняя ночь пройдет спокойно, - заверил ее Мстислав. – Если ты того желаешь.
Богиня молча продолжила восхождение, на этот раз чуть более плавно двигая крутыми бедрами под полупрозрачной, мокрой от пота тогой. Воевода усмехнулся и бросил прощальный взгляд на склоны Олимпа только для того, чтобы убедиться, что остался один. Об этом Михаилу наверняка расскажут тоже. Он поднимался за волнующими бедрами и тонкой талией, уверенный в том, что каждая секунда лишь приближает миг его встречи с главнокомандующим. И распалял себя этой мыслью.