Свиток небольшой, да и дневник специальный, так что теперь без ката. Домашнее насилие, муки юности и прочие прелести.

Здесь, на тверди, тьма была куда заметнее, чем в королевстве. Гавриил стоял на балконе, напряженно вглядываясь вдаль, где для Кащея виднелась, а для него была отлично видна цитадель Ирия, сияющая во мраке ночи мягким белым светом. Сад поражал воображение и приковывал к себе взгляд. Принц не был удивлен тем обстоятельством, что единственная жилая башня, в которой и обитал хозяин цитадели, была направлена окнами именно на него. Окруженный плотным кольцом жуткого леса, Ирий в ночи блистал ярче самого солнца, распространяя свое успокаивающее свечение не только на окружавший его лес, но и на горы, у подножия которых стояла цитадель Бессмертного, и даже на саму его душу, это чувствовалось особенно остро. Гавриил не знал всех подробностей, но Меф снабдил его ценными сведениями относительно личности Кащея и его пристрастий, а Люцифер добавил несколько пикантных сцен, проливавших свет на темные уголки его души, так что принц чувствовал себя вполне уверенно перед неизбежным разговором, который нельзя было долго откладывать. Пока Кащей терпеливо ждал, устроившись в кресле с небольшим бокалом вина, но вскоре его терпение должно было иссякнуть, Гавриил чувствовал это спиной, в которую вперились темные глаза Бессмертного. Он еще не решил, что именно будет говорить, и ждал, что разговор начнет не он. Так было бы намного проще. Отвечать легче, чем задавать вопросы.
- Итак, - пришел ему на помощь Кащей. – Ты пришел ко мне. Из всех демиургов ты выбрал именно меня. Я не стану спрашивать, почему, потому что ты соврешь, но я запишу этот вопрос, чтобы задать его, когда буду доверять тебе чуть больше.
- Я пришел именно к тебе, - мягко ответил Гавриил, не отводя взгляда от Ирия, - Потому что ты не демиург.
Воцарилось тяжелое молчание. Кащей медленно поднялся с кресла, положив ладонь на рукоять меча, но Гавриил не испытывал страха или хотя бы неловкости. Он ожидал такой реакции, и тем сильнее будет облегчение Бессмертного, когда он удостоверится в том, что принц не разделяет мнения своего отца относительно него. Принц позволил Кащею ощутить свое превосходство, положив руки на поручень балкона, и показав таким образом, что оружия у него нет. За кольцом жуткого леса, на самой высокой и узкой башне Ирия, в этот же самый момент стоял Дажьбог. Гавриил видел его так же четко, как увидел бы Кащея, если бы вздумал обернуться. Пресветлый стоял так же, как он сейчас, положив руки на поручень и внимательно вглядываясь в темноту ночи. Только, в отличие от него, ириец не мог видеть башен цитадели Кащея. Не мог, но хотел. Хотел, и это непременно следовало Бессмертному сказать. Но не сейчас. Гавриил улыбнулся.
- Я узнал от шпионов, что Дажьбог вытащил тебя из реки, когда ты готовился отдать душу творцу. Я узнал от братьев, что мой отец виновен в том, что с тобой произошло. Я узнал от отца, что ты солдат, что ты служил под командованием моего деда, и что ты был отправлен сюда вместе с группой таких же как ты, чтобы что-то здесь найти. Из чего я сделал вывод, что мой отец не хочет, чтобы это нашел кто-то, кроме него. Что вы нашли здесь? Что ты увидел?
- Почему я должен тебе говорить?
- Ты видел меня еще ребенком, - напомнил Гавриил, и Кащей не ответил, пораженный тем, что принц помнит этот краткий эпизод. – И должен помнить, что отец запрещает кому-либо из нас покидать пределы королевства. То, что я здесь, доказывает, что я твой друг. Я не знаю, что он сделает со мной, если узнает.
- Зачем ты здесь? Только ради того, чтобы узнать, что я искал?
- Ради того, чтобы узнать, кто я такой, - Гавриил резко обернулся, преодолел расстояние, разделявшее его с Бессмертным, в два шага и положил руки ему на плечи, с мольбой взглянув в темные глаза собеседника. – Я не знаю ничего, кроме того, что говорит мне отец, но я знаю, я чувствую, что он лжет. Я хочу, чтобы ты помог мне вспомнить то, что я забыл. А взамен я помогу тебе. Я защищу этот мир, защищу то, что тебе дорого.
Кащей молча опустился обратно в кресло. Гавриил видел, что он колеблется, не зная, можно ли верить сыну Яхве, и вполне мог его понять. Но сам принц питал особую приязнь к Бессмертному хотя бы потому, что тот был частью мира, в котором он побывал лишь раз, и не вынес из этого посещения ничего, кроме кошмаров. Эта часть того мира оказалась слишком доброй, слишком честной и отзывчивой, чтобы весь мир оказался таким уж плохим местом.
- Он ждет тебя, - сказал принц, чтобы прервать тягостное молчание. – Я видел его. Он стоит там, наверное, каждую ночь, и смотрит в темноту. Почему ты не вернешься?
Кащей вскинул голову и взглянул на Гавриила с выражением, от которого на глаза принца навернулись слезы.
- Я не могу, - хрипло ответил Бессмертный. – Он не понимает, во что ввязался. Во что мы все влипли. Не понимает, что из себя представляет твой отец. Если он придет за мной, то сравняет с землей весь Ирий. Я не могу этого допустить.
- Без тебя ему лучше не станет, - Гавриил присел на подлокотник кресла. – Но я понимаю твои мотивы. Так же, как я понимаю, что мой отец чудовищен. Я здесь, в том числе, из-за этого.
Небо начинало светлеть. Магия ночи уходила, но тьма, клубящаяся у ног принца, не собиралась исчезать. Гавриил давно привык к ней, и теперь едва заметно качал ногой, чтобы почувствовать ее прикосновение. Тьма всегда придавала ему уверенности.
- Иногда он смотрит на меня, а видит кого-то другого. С каждым днем это становится все более очевидно.
- Ничего удивительного, - Кащей впервые улыбнулся. – Ты точная копия его отца.
Гавриил зажмурился так, словно ему сделали больно, и Бессмертный с удивлением заметил, как принц побледнел, как закусил губу и сжал кулаки, и мучительно пытается не разреветься, или не разразиться бранью – с его генетикой это было бы не удивительно, и Кащей с интересом ждал развития событий. Однако принц только выдохнул и взглянул на него умоляющими, потерянными глазами, перед которыми Бессмертный оказался абсолютно беззащитен.
- Пожалуйста, - прошептал принц. – Пожалуйста, спаси меня. Спаси меня… от него. Он хочет… он делает такие вещи… однажды…
Гавриил все-таки разрыдался, уткнувшись носом в широкую грудь обескураженного Кащея, и тот замер, не в состоянии решить, что же ему теперь делать. Принц говорил и говорил, и с каждым его словом и всхлипом Бессмертный чувствовал, как ярость закипает в нем и поднимается все выше. На последних словах затихающего Гавриила она уже жгла глаза, и Кащей едва удерживался, чтобы не отправиться в королевство сейчас же.
- Я убью его, - пообещал он тихонько всхлипывающему на его груди принцу. – Я убью его.
Гавриил обнимал его за плечи, спрятав лицо на твердой груди, и мягко улыбался тьме, ликующей у его ног.
С рассветом Гавриил покинул цитадель Бессмертного, пообещав вернуться, как только сможет. За это время Кащей должен был связаться со всеми знакомыми демиургами и выяснить, кто, в случае чего, встанет на его сторону, кто будет готов помочь ему, а кто хотя бы просто промолчит. Ветер, как всегда, помог ему подняться, аккуратно поддерживая под ступни. Михаил, дежуривший у врат, тепло поприветствовал брата и сообщил ему, где можно найти отца. Гавриил рысцой припустил в королевские покои, чтобы обнаружить Яхве лежащим на просторной кровати с какой-то книгой. С трудом оторвавшись от интересовавшего его чтива, отец поднял на сына взгляд, который тут же потяжелел, наполнившись чувством, которому Гавриил теперь знал название, и с которым, без сомнения, теперь мог справиться. Все это рассказала ему ярость Кащея, все это рассказал ему тот его взгляд, когда Гавриил заговорил о Дажьбоге. Все это теперь было яснее ясного, и принц чувствовал небывалый эмоциональный подъем, ощущая себя в полной безопасности и совершенным хозяином положения.
- Я был у Бессмертного, - сообщил принц, укладываясь рядом с отцом и устраивая голову на его плече. – Он сказал, что убьет тебя.
- Поздравляю, если именно этого ты и добивался, - ответил Яхве, рассеянно накручивая на палец прядь волос принца.
- Он жалеет меня, считает меня твоей очередной жертвой, а потому сделает для меня все, что я скажу. К тому же, я, наконец, выяснил, почему ты так на меня смотришь. Для него моя внешность, похоже, имеет куда большее значение. Для него я святыня, он приучен подчиняться мне без промедления. Это лучшее, на что мы могли рассчитывать. Думаю, через несколько дней он сведет меня со своими друзьями, которые уже будут им настроены так, как мне нужно.
- Молодец, - Яхве улыбнулся, повернувшись к принцу, но не говоря и не делая ничего более, от чего Гавриил почувствовал себя уязвленным.
- Ты ни о чем не спросишь? Не дашь мне никаких указаний?
- Сейчас ты действуешь сам, и я хочу посмотреть, что из этого выйдет. И что же за историю ты ему рассказал? Я что же, бью тебя, морю голодом, пытаю?
- Нет, - Гавриил приподнялся на локте, от чего его волосы тяжелым черным водопадом опустились на обнаженную грудь Яхве. – Но будешь. Потому что ты хочешь меня, но не вложил в меня ни подчинения, ни взаимного чувства. Ты держал меня здесь, чтобы я не видел ничего, кроме братьев и солдат. Чтобы я не знал, как это называется, плохо это или хорошо, и не смог воспротивиться тебе, когда ты наберешься смелости перейти к более решительным действиям. Я наслаждался твоим вниманием, я думал, что ты любишь меня, но ты никогда меня не видел, никогда меня не замечал. Может быть, только в глубоком детстве… Когда я еще мог без стеснения сидеть у тебя на коленях и засыпать рядом с тобой.
- Как ты смеешь говорить мне такое? – Яхве хотел встать, но не смог, удерживаемый тонкой ладонью принца, с неожиданной силой вдавившейся в его живот. – Я не только твой отец, но еще и твой король, твой повелитель, твой хозяин, в конце концов!
- Нет, - Гавриил мягко покачал головой и наклонился так, что кончик его носа коснулся лба Яхве. – Я не зависим от тебя, напротив. А значит, это я твой отец, и я буду твоим королем.
Тугие черные волосы скрыли их лица, но слышно было, как Яхве глухо застонал, вцепившись в шелковые простыни побелевшими пальцами. Гавриил не издал ни звука. Тьма торжествовала, переливаясь различными оттенками синевы космоса, перемещаясь по комнате, подсказывая и направляя. Когда принц вышел, на лице его не отразилось ни тени перемены. Напротив, лицо его все еще оставалось по-детски округлым, глаза – все такими же ярко-синими, а плечи – такими же хрупкими. Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить тень, залегшую в глубине его глаз, а под идеально сидящей одеждой, на плечах, темные полукружия от ногтей. Гавриил шел, улыбаясь встречным солдатам так же открыто и весело, как раньше, но при встрече с Михаилом губы его внезапно дрогнули, и он отвел взгляд, опасаясь, что старший брат узнает, какая перемена с ним произошла, что он задумал, и как сильно он подавлен, как уничтожен и разбит. Гавриил боялся, что не сможет сдержать слов, рвущихся с языка, не сможет осуществить свой едва рождающийся замысел. Тьма снова пришла на помощь, скрыв на мгновение Михаила от его глаз, и Гавриил спокойно покинул коридор, поприветствовав место, скрытое тьмой, кивком головы, что нравилось Михаилу больше всего. Скрывшись в своих покоях, принц закрыл дверь и опустился на кровать. Затем закрыл лицо руками и беззвучно заплакал. Когда ветер принес ему известия от Бессмертного, плечи его все еще тряслись.