[лучшие друзья девушек]

Не могу сказать, что муж не делал мне подарков на 8 марта, но в принципе у нас всегда жопа с деньгами была, и как-то не срасталось, ну максимум еды закажет, раз в 5 лет цветы сообразит. В принципе меня все устраивало, я особо не хандрила по этому поводу, да и 23 февраля мы тоже не празднуем.

А тут выяснилось, что он заказал мне подарок, который приедет только 10, и поэтому ему пришлось мне сказать. Ну и ещё потому, что он не мог сделать заказ, не спалившись, и поэтому курьер привезёт 3 экземпляра, а мне предстоит выбрать свой размер.

Это кольцо. Серебряное. С бриллиантом. Он маленький, ясное дело, но не фианит.

Чтоб вы понимали, это буквально первый раз за все наши отношения (кроме того раза когда он делал предложение), когда он сам взял и купил кольцо. Помня, что я не люблю золото.

После его высказываний на немецком языке, я задаюсь вопросом, кто и куда дел моего мужа

---

[извините]

Наконец, мой наблюдатель, погладив меня но голове, крикнул: «Поздравляю! Он падает».

Хороший мальчик и an idiot sandwich в одном лице, сочетание бомбическое, конечно.

---

[.]

Решила перечитать одну книжицу, чтобы побороть свои заскоки, и стиль автора меня просто убивает.

Я сломал ключицу, упав с лошади.
А потом ещё раз, прикольно было.
Ещё в реку ебнулся через голову коня, потому что проигнорировал предупреждения.

Правда я крутой кавалерист?

Нет, солнце, это не так работает

---

 La maitresse du roi, добро пожаловать

---

[поговори хоть ты со мной]

Мой муж удивительный человек. Иногда я об этом забываю, но он тут же выкидывает что-то такое, что напоминает мне об этом. Помню в начале наших отношений он мне устраивал грозу по заказу и молнии по щелчку, это был невероятный опыт. Но сейчас ситуация менее экстравагантная, конечно.

Иногда мой муж говорит во сне. Когда устаёт сильно. Однажды он мне всю ночь твердил, что меня вообще нет, убеждал, что я должна покинуть кабину трамвая, но это все лирика, потому что сегодня ночью он заговорил по-немецки.

Вообще он знает пару фраз, конечно, то есть это не было что-то из разряда разговоров на латыни, как несколько лет назад, но я все равно подорвалась.

Лежит, смотрит на меня, улыбается и несёт какую-то чушь вроде того, что так бы и смотрел и смотрел, как я сплю, причём несёт так легко, речь льётся ручейком просто. От неожиданности я его стукнула, и он проснулся, очень злой, потому что на работу ему вставать в 2.50.

Ситуэйшн

---

[шутки самосмейки]

Это Яхве нашёл кощееву смерть и тащит её домой.



Это все волшебное сообщество наблюдает за финальной битвой титанов.

---

Клубок тринадцатый, в котором Кощей получает все, что хочет.

Автобус был старым. Настолько старым, что Василиса успела проехаться в таком же всего лишь раз, в глубоком детстве, но поездку ту запомнила на всю жизнь. Тогда за окном автобуса ярко светило солнце, цвели сады, от запаха сирени голова кружилась, а тело становилось таким легким, что казалось - вот-вот взлетишь. Удобно устроившись на заднем сидении, которое на кочках и ямках весело пружинило, Василиса ехала с мамой и бабушкой на дачу, которая в ту пору еще оставалась самым любимым ее местом во всем мире. Теперь нет уже ни бабушки, ни дачи, ни тех садов, ни запаха сирени. Ее время прошло, мир готовится уйти в длительную спячку, а самой Василисе некого ухватить за руку на очередном ухабе...

Василиса не могла точно вспомнить, когда они с книгой поменялись местами. Казалось - вот только что она решилась подниматься наверх, как вдруг ее отражение решительно покинуло зеркало, и планы изменились. Ее сознание будто раздвоилось. С одной стороны, она все еще оставалась собой, но с другой стороны... Все это было слишком сложно, слишком волшебно, чтобы Василиса могла объяснить самой себе, как это все случилось. Конечно, если бы Книга все объяснила ей, обмануть никого бы не удалось, но Василиса ощущала обманутой и себя. Будто ее просто выбросили за ненадобностью, не оставив ей ни единого шанса принять решение самостоятельно. Вот, что такое - когда Книга пишет тебя. Ты ничего не можешь сделать: только покориться ее воле и плыть по течению, пока связь между вами не ослабнет. Такое чувство бывало хоть раз в жизни у каждого человека, и вовсе не обязательно в поворотные моменты. В Книге описано абсолютно все, что когда-либо было, есть или будет, поэтому в разные промежутки времени Книга писала каждое живое существо. Если задуматься, открытие довольно жуткое, поэтому Василиса запретила себе слишком уж серьезно размышлять на эту тему.

Между тем, ее автобус медленно подкатывался к границе Санкт-Петербурга. То и дело встревая в утренние пробки, он трясся в эпилептических припадках, жалобно взвзякивал, дребезжа своими древними потрохами, а его пассажиры стучали зубами от тряски на своих мягких пружинистых сидениях. В автобус Василиса попала не сразу: сначала ей пришлось доехать до волшебной остановки на трамвае, причем самом обыкновенном, ходившем прямо от ее дома. А вот волшебного транспорта пришлось подождать. Впрочем, связь с Книгой превратила ее саму в самое что ни на есть волшебное существо, наделив призраками собственных качеств, поэтому скучать Василисе не пришлось. Со сдержанным любопытством глядела она, как к остановке подтягиваются ведьмы, яги и другие представители трудового волшебного населения, включая водяных и леших. В результате автобус оказался набит битком, но это обстоятельство отошло для Василисы на второй план.

Она уже готовилась подняться в салон, как вдруг краем глаза заметила человека, лицо которого показалось ей смутно знакомым. Такое случалось с ней и раньше, но в результате оказывалось, что ей просто показалось, поэтому Василиса не придала бы этой встрече никакого значения, если бы не несколько весьма интригующих обстоятельств. Заметив человека, нечисть расступилась и даже будто бы почтительно заткнулась, а ведь гвалт стоял неимоверный. Впрочем, человек не обратил на это вовсе никакого внимания, так как прилагал недюжинные усилия, чтобы остаться на ногах: ветер, и без того буйствовавший в это утро, словно дал себе зарок свалить человека с ног, и желательно отфутболить подальше от остановки. Выражение лица этого отчасти знакомого незнакомца выражало крайнюю степень раздражения и усталости. Сжалившись над ним, Василиса протянула ему руку, не особо понимая, что вообще она делает, раз уж больше никто из присутствующих не додумался.

- Давайте-давайте, - подбодрила она. - Не задерживайте отправление.

Человек взглянул на нее, временно прекратив сражаться с ветром, и едва не упал, но, каким-то невероятным образом уцепившись буквально за воздух, устоял и коротко мотнул головой, мол - обойдусь и без твоей помощи. Пожав плечами, Василиса все же влезла в салон автобуса, бросила водителю две монетки, откуда-то зная, что должна сделать это, и прошла в самый конец салона, радуясь, что никто не занял ее любимое место. Нечисть вспомнила, зачем собралась, и автобус быстро наполнился волшебными существами всех мастей. Человека Василиса потеряла из виду, но знала, что он тоже вошел. Чувствовала его присутствие каким-то непостижимым образом, и ломала голову над тем, где же она могла видеть его лицо. В Книге иллюстраций не было, разве что в учебнике, что ли... Впрочем, какой учебник: в человеческих школах и университетах историю волшебного мира не преподают. Хихикнув над собственной глупостью и в очередной раз решив, что ей примерещилось, Василиса нащупала в кармане плеер и включила случайное воспроизведение.

Она любила путешествовать так, глядя в окно на бешено сменяющие друг друга виды и слушая музыку в случайном порядке. Конечно, у нее был и смартфон с кучей приложений, но почему-то именно старый плеер выдавал именно ту музыку, которая идеально подходила к ситуации. Иногда Василиса даже гадала таким образом: задавала вопрос и ждала, пока мелодия сменится. Как правило, гадание не лгало. А почему бы не развлечься таким образом сейчас? Закусив губу, чтобы не хихикать слишком уж явно (на нее и так неодобрительно косилась престарелая ведьма с костяной ногой), Василиса загадала узнать, что за странный человек дрался с ветром на остановке. Плеер непривычно замолчал. Василиса решила, было, что случайно нажала на паузу, но под взглядом старухи шерудить в кармане и привлекать лишнее внимание не очень-то хотелось. Впрочем, плеер быстро справился с нестандартным вопросом и воспроизвел песню, которой в его памяти до этого момента не было.

Почему я не вижу здесь кораблей
С парусами из дальних, из южных морей?
Почему здесь нет ветра, не слышен прибой?
Я хотел бы уехать и быть просто с тобой.

Ведь мой дом как могила, как каменный склеп,
Потому что я глух, потому что я слеп,
И в глазах моих видно лишь зимнюю ночь,
Этот страх подворотен, где ты идёшь прочь.

Я искал своё место по следам на снегу,
Но я понял, что больше так жить не могу.
И я видел полмира, мне две тысячи лет,
И на стыках путей - не один километр.

Я не знаю, зачем я приехал сюда,
Мне казалось, что здесь загоралась звезда.
Я не знаю, откуда на щеке моей кровь.
Здесь, похоже, война за любовь.

И в этом бою - как из крана вино,
И я пьян и убит под звездою давно.
Дай мне выйти из этой войны с мечом,
И чтоб было потом ещё продолженье...

Василиса уже слышала эту песню, но не решилась добавить ее в плейлист. Все песни Сургановой были слишком настроеннечными, слишком сложными для повседневного прослушивания, а эта песня и вовсе однажды заставила ее заплакать, а Василиса никогда не слушала дважды песню, оставившую пустоту в ее сердце. Однако в этот раз она дослушала ее до конца, зная, что вслед за ней начнется другая, повеселее, и еще зная, что больше она не будет спрашивать плеер об этом человеке. Глядя на собственные сжатые на коленях кулачки сквозь пелену слез, Василиса злилась на саму себя. За то, что позволила Книге крутить собой и бросить ее на произвол судьбы, которая, скорее всего, не будет к ней благосклонна. За то, что не отличила вовремя чувства и желания Книги от своих собственных. За то, что поступила как идиотка, не подготовившись к путешествию, отправившись черт знает куда в легкой одежде, с одним плеером и горсткой старых монет... От былого прекрасного настроения не осталось и следа: автобус покинул пределы города, и связь с Книгой ослабла. Ослабла и ее уверенность в себе, своих силах, своем предназначении и исходе ее путешествия. Нащупав под плеером блокнот, Василиса едва не вышвырнула его в окно, осознав в похмельном прозрении, что влюбленность в его обладателя была влюбленностью Книги, отчаянным желанием этого фолианта обрести собственную жизнь. Ну и что, что для этого пришлось пожертвовать жизнью Василисы? Всего лишь очередной поворот сюжета. Впрочем, остатки логики пока не покинули ее, и Василиса не избавилась от блокнота, решив напоследок проверить, что там может быть написано. Точно такой же блокнот оставался и у Книги, интересно, какой из них настоящий, а какой - морок? Подождем, увидим...

На желтоватой странице красовалась надпись "Ничего не бойся, я с тобой", и, как и следовало ожидать, именно эта песня и пришла на смену грустной и пугающей песне Сургановой. Василиса слабо улыбнулась. Конечно, небожитель с самого начала раскусил Книгу, и уж точно прекрасно понимал все ее ближайшие ходы. Хорошо, что маленький слабый человечек все еще входил в зону его ответственности: можно было рассчитывать на поддержку в случае чего. А вот насколько оперативную - это еще вопрос...

Василиса выглянула в окно и обомлела. Автобус едва перевалил за пределы города, а за окном уже раскинулся лес, да такой непроходимый, что за первыми стволами деревьев сразу же начинала клубиться тьма.

- Это называется Междумирье, - подал голос человек, которого Василиса в толпе не могла найти взглядом. - На границе города транспорт выходит на изнанку, и путешествует уже по ней. Это позволяет существенно сократить расстояние и, следовательно, время в пути. Или вы думали, что добираться до Черной Башни вам придется на общественном транспорте? Она, знаете ли, находится в Сибири. И уж точно не открыта для всех желающих.

- Где ж еще ей находиться, конечно... - проворчала Василиса себе под нос. - Как раз для самых отъявленных преступников.

- У Черной Башни только один узник, - поправил ее человек, отличавшийся, очевидно, прекрасным слухом. - Что до его преступлений... Все зависит от точки зрения.

Автобус дернулся и замедлил ход, после чего остановился вовсе. Костеногая ведьма бросила на Василису неприязненный взгляд, гордо сграбастала свой скарб и удалилась восвояси. В салоне стало посвободнее, будто она занимала значительную его часть, и Василиса увидела, что человек сидит вполоборота и смотрит на нее со странной полуулыбкой, будто не решил до конца, стоит ли вообще улыбаться. Улыбка, надо сказать, здорово изменила его лицо. Ясное дело: предназначение ее неразрывно было связано с этим человеком. Василиса попыталась понять, что она чувствует по этому поводу. Одна, в автобусе, который едет даже не в привычном ей мире, без какой-либо защиты, без вещей, без какого-либо плана... Когда Книга отправляла ее в путь, все казалось таким простым и понятным, но теперь Василиса поняла, что вполне может и не доехать до точки назначения. Ее попросту могут сожрать: вон как какой-то дед, похожий на трухлявый пень, облизывается, глядя на нее... Даже если бы она стала писать в блокноте прямо сейчас (ага, как будто она догадалась взять с собой ручку!), небожитель вряд ли успел бы помочь ей. Словно ощутив ее сомнения и страх, человек поднялся со своего места и подошел к ней.

- Вы не возражаете? Одной путешествовать действительно небезопасно.

Ветер как бешеный ломился во все автобусные окна, но они не поддавались. Видимо, в этом отдельно взятом транспортном средстве извечный спор между теми, кому душно, и теми, кому дует, был раз и навсегда разрешен в пользу последних. Василиса молча подвинулась, глядя на человека с недоверием и опаской, готовая в случае чего дорого отдать свою жизнь.

- Вам не следует меня бояться, - неожиданно мягко проговорил он, усаживаясь и разглаживая складки пальто. - У меня к вам деловой интерес, и я полагаю, вы догадываетесь, в чем именно он заключается.

- Чего вы хотите? - Василиса хотела бы, чтобы ее голос звучал посолиднее, но послышался испуганный писк.

- Одна часть меня, весьма значительная, смею отметить, хочет свободы, - обстоятельно ответил человек, внимательно глядя на нее темными непроницаемыми глазами. - Другая же, та, что перед вами, хочет того же, чего хотите вы. Жить. Как думаете, сможем мы совместить эти желания или придется ограничиться только одним?

Василиса нерешительно улыбнулась. Человек, видимо, все еще принимал ее за Книгу. Значит, связь не утеряна до конца, просто она к ней привыкла и справилась с побочными эффектами. Значит, ей можно не бояться ничего: Книгу он никому не отдаст. Кроме Кощея, конечно, к которому она и так собиралась. Проговорив мысленно ответ человека еще раз, Василиса улыбнулась немного теплее. Видимо, Кощей каким-то образом отправил к ней какую-то свою часть, а это значит, что опасной для нее силой этот человек не обладает. Можно было немного расслабиться и постараться не запороть увлекательную игру.

- Я думаю, мы можем попробовать, - сказала Василиса, и на этот раз голос ее прозвучал так, как надо.

А еще она вспомнила, где видела это лицо. Действительно в учебнике. Впрочем, удивляться нечему. За свое краткое знакомство с волшебным миром она уже успела уяснить, что человеческий мир никогда не принадлежал только людям.

***

Как гласит народная мудрость – в историю нельзя войти, в нее можно только вляпаться. Какому именно народу эта мудрость принадлежит – неизвестно, поскольку люди в общности своей пользуются одним полем идей и мыслей вообще, что, однако, лишь придает этой мудрости больший вес. Все, даже самые выдающиеся личности, желавшие именно войти в историю, а еще лучше – въехать в нее на белом коне или танке, в итоге все-таки в нее вляпывались. И, если пятна от кофе или земли легко смываются стиральным порошком, то пятна от истории остаются навсегда. Давно истлеет тело и прекратит свое существование душа, а пятна все еще живут, и только их помнят и видят люди, далекие потомки того, вляпавшегося в историю индивида. Люцифер непременно знал бы об этом, если бы интересовался человеческой историей в несколько большей степени. Однако затворнический образ жизни и богатая разнообразным зверьем природа мало тому способствовали, в результате чего он оказался совершенно не подготовлен к тому, что история засосала его, не спросив, хочет ли он этого, и, более того, совершенно вопреки его намерениям. Удивления, впрочем, подобное обстоятельство у него не вызвало.

Люцифер часто вляпывался в истории: большие и не очень, веселые и опасные – словом, в подобных делах он был докой, и потому сориентировался куда быстрее любого другого. Уходя в лес, он знал уже, что отбрехаться ему не удастся. Раз уж история позвала его с помощью Рафаила, путь у него теперь только один, и благоразумнее будет смириться с этим, чем отбиваться всеми доступными частями тела. Много лет назад с ним произошло приблизительно то же самое. Тогда он уперся, и его несогласие с Книгой привело к тому, что он оказался на тверди против своей воли, покалеченный и едва живой, а женщина, которую он любил, никогда больше не являлась ему. Даже во сне. Теперь он, конечно, был благодарен Книге за то, что она переписала его судьбу по-своему. Но тогда… Тогда ему казалось, что мир рушится, и только он в состоянии его удержать. Не сдюжил. Поэтому и теперь, несмотря на то, что ему не хотелось вмешиваться и покидать уютный дом, он заранее смирился с тем, что сделать это придется. Не сегодня так завтра, поэтому нет смысла тянуть время. Однако его смирение и согласие еще не означало, что он знает, что делать. Люцифер был растерян, и ушел в лес, чтобы подумать и решить, что следует предпринять в первую очередь. Вариантов было очень много. Он мог остаться и дождаться, пока Гавриил сам придет к нему, но не было никакой гарантии, что он пойдет именно этим путем. Отсюда проистекал второй вариант: можно было собраться и пойти навстречу, надеясь, что к развилке он успеет раньше. Либо оставить Гавриила на попечение Баюна и отправиться сразу к Бессмертному. Но этот вариант, который Люцифер уже выбрал задним числом, грозил серьезными неприятностями. В том числе и для него самого.

Усевшись на огромный покрытый мхом пень, крючковатые корни которого вздыбливались над влажной землей, он вытянул ноги и запрокинул голову. Далекие верхушки вековых сосен медленно качались на ветру. Небо было затянуто темными тучами, обещавшими дождь. Со стороны болот доносились привычные, но все равно пробиравшие до костей звуки. Люцифер вздохнул, набирая в легкие побольше лесного воздуха, закрыл глаза и замер так, не выдыхая по меньшей мере минут пятнадцать. Когда воздух покинул его тело, то был уже совершенно другим. Изо рта Люцифера медленно выходил свет, который тут же разлетался по лесу, принимая причудливые формы. Были и маленькие шарики – болотные огоньки, и миниатюрные кролики, и птички-невелички, одна крупная лисица и целая россыпь букашек, лягушек и даже бабочек, которые порхали вокруг лица своего создателя, освещая его мерцающим желтоватым светом. В компании этого овеществленного света Люцифер, на лице которого появилась нерешительная улыбка, задумался о том, по каким причинам должен теперь вмешаться.

Для этого требовалось вспомнить многое. И большую часть воспоминаний он благополучно запер в надежном сейфе своей памяти, к которому намеревался не возвращаться больше никогда. Однако же… Теперь это было необходимо. Книга не позволяла забывать. Потому что для нее все было важно и нужно. Протянув ладонь, он несколько раз согнул и разогнул пальцы, приглашая одно из созданий приземлиться. Покружив вокруг, опустилась на руку маленькая птичка. Люцифер накрыл ее второй ладонью, и получился домик, в котором птица сидела, вертя головой и глядя на создателя любопытным маленьким глазом. Люцифер поднес руки к губам и почувствовал, как птица клюет его. Наверное, так же ощущает себя мироздание, когда человек тщится оставить на нем зарубку. Щекотно. Он рассмеялся, вдохнул птицу, сотворенную из света, и позволил ей клюнуть себя в сердце. Теперь уже щекотно не было. Зато он понял, почему оказался замешан в этой истории.

Братья редко обращались к нему за помощью. Не потому, что перестали его любить. Невозможно перестать любить кого-то только потому, что он совершил ошибку и перестал общаться с отцом, это вам каждый скажет. Впрочем, они не обратились к нему и тогда, когда отец исчез. Люцифер не злился на них, поскольку и сам не стремился обратно. В лесах он нашел свое успокоение и понял, что в одиночестве ему живется намного легче и привольнее. Он так устал быть старшим братом, ответственным сразу за все и всех, что теперь просто наслаждался свободой. Ответственность, которую он нес за лес и людей, он взвалил на себя сам, и потому она не казалась такой тяжелой, как та, что навязал ему отец. В первые дни он не понимал еще, почему это произошло. Знал только, что Книга замешана в этом, поскольку именно из нее Гавриил узнал о чувствах Люцифера к Еве. И, конечно же, сразу рассказал отцу, с колен которого не слезал.

Был скандал, в котором участвовал и Самаил, отстаивавший сторону Люцифера, но в итоге все равно победил отец. Гавриил носился от отца к братьям, умоляя перестать ругаться, и Люцифер готов был отступить только из жалости к младшему брату, личико которого было полностью мокрым от слез. Но тут вступил Михаил, и отступать стало стыдно. Книга сама решала, что и кому показывать, поэтому Люцифер не сомневался в том, что оказался на тверди по ее воле. Поэтому он не винил никого, включая отца, который славился своим тяжелым характером. Он понимал даже Михаила, оставившего на его левом бедре шрам, который до сих пор начинал болеть к морозу. Потому что видел, как тот испугался, когда понял, что натворил, и помнил протянутую ладонь, от которой сам отказался. Книга сказала ему: не уйдешь сам – вынесут вперед ногами, и я не шучу. И он покорился. Ушел сам. Невзирая на плач младшего, мольбы Рафаила и потерянный взгляд Михаила, который он продолжал чувствовать спиной до тех пор, пока шапки сосен не скрыли его.

А потом отец пропал. Прошло совсем немного времени – и он просто исчез, не оставив распоряжений относительно трона. Для Королевства настали темные времена, но братья не обратились к нему, опасаясь, что он не придет на помощь, и им придется ощутить стыд еще раз. Люцифер не стал задерживаться на воспоминаниях о том времени, это не было важно теперь, был важен только факт исчезновения Яхве, который не должен был пропасть, не имел на это никакого права. Впрочем, пропал он только для Королевства. Люцифер прекрасно знал, где его искать. Более того: знал это и Гавриил. Знал всегда, но почему-то игнорировал этот факт. Наверное, ему было удобнее считать себя брошенным ребенком. Или он тоже наслаждался свободой, обрушившейся на него с уходом Яхве. Люцифер не знал точно, вполне возможно, имели место оба варианта. Однако Книге это надоело, и она решила расставить все по своим местам, раз никто больше до этого не додумался. И уж конечно, она не могла обойтись без него. Единственного, кто знал, где искать Яхве. Единственного, кто мог еще принести свет в его сердце. Без этого всякие попытки вернуть его были бы абсолютно бесполезны.

Инициатива Книги объясняла все. И то, что приключилось с Гавриилом, и невероятные совпадения и встречи. И тот факт, что Михаил оказался в плену, хотя никому раньше не доводилось победить его. А вот гляди ж ты, Кощею раз – и удалось. Неужели никому, кроме него, это не показалось странным? Неужели никто, кроме него, даже не задумался о том, почему и как это произошло? Если нет, то влияние Книги на разумы живых существ начинало пугать. Люцифер, крякнув, поднялся, и маленькие духи, созданные из его внутреннего света, стали танцевать вокруг него, привлекая к себе внимание. Он вспомнил вдруг, как любил Гавриил играть с ними, и как засыпал в их окружении. Люцифер очень хорошо помнил, как младший появился в Королевстве. Отец принес его из путешествия. Гавриил помещался тогда в его ладони и был окружен энергетическим коконом, по форме напоминающим яйцо. Яхве сказал всем, что это его ребенок, и ни у кого не возникло сомнений на этот счет. Только Люцифер знал, что отец принес его в кулаке, и многие недели провел, выхаживая этот кокон с маленьким существом внутри, похожим на тех существ, что получались из света. Кокон этот при первом прикосновении отвечал слабым электрическим импульсом, но последующие прикосновения уже не приносили никаких неприятных ощущений. Подобного Люцифер прежде не встречал, и не мог найти в книгах никакого упоминания о том, где водились такие существа и как за ними ухаживать. На все странности Яхве неизменно отвечал, что так, мол, надо, а подлинной истории Люцифер так и не услышал, хотя не раз задавал отцу этот вопрос. В хорошем настроении Яхве загадочно молчал и улыбался, в плохом – хмуро отмахивался от него, изредка добавляя пинка для большего уразумения. В конце концов Люцифер решил, что для него не имеет значения, откуда взялся Гавриил, потому что сердцем он уже принял его в семью, и вскоре стал для него большим отцом, чем Яхве. Доверие младшего к нему было настолько сильным, что он рассказал старшему брату свою историю, вычитанную в Книге. Раскрыв ее на нужной странице, он показал Люциферу абзацы, отвечающие на терзавшие его вопросы. Но своего настоящего лица так и не показал.

Со стороны болот снова послышались стоны и вой. Люцифер, нахмурившись, двинулся в ту сторону, сопровождаемый сияющей свитой огоньков и пташек. Он прошел через самую чащу, легко преодолевая заграждения из поваленных деревьев и переплетенных сучьев, вышел на поляну, за которой начинались болота с мертвой водой, и остановился. Весь его полк, лежавший до этого времени под толщей воды, теперь стоял ровным строем и смотрел на него. Огоньки, пташки и маленькие зайчики затрепетали в смятении, приблизившись к создателю так близко, как только было возможно. Люцифер глубоко вдохнул и задержал дыхание. На этот раз ему нужно было не дышать намного дольше. Полк двинулся на него, но не слышно было ни звука шагов, ни лязга доспехов. Они просто плыли над землей, не принадлежащие этому миру, но не принятые и обратной стороной мироздания. Не живые и не мертвые, вечно спокойные, вечно молодые, все – лунного цвета. Широко разведя руки в стороны в приглашающем жесте, Люцифер смотрел на солдат, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в их мертвых глазах. Время шло. Грудь распирало от невыносимого жара. Полк плыл к нему, не будучи воспоминанием, но и не став настоящей угрозой. Он видел двух офицеров, с которыми дружил когда-то. У одного из них отсутствовала половина лица, у другого – сразу обе руки. Люцифер смотрел на них и запрещал себе чувствовать печаль.

Он выдохнул. Яркий свет покинул его тело, вырвался стремительным потоком, окутал мертвых солдат и рассеял их, оставив в воздухе лунную пыль и вещи, принадлежавшие тверди. Замерли на секунду и упали на влажную траву амулеты, подаренные богинями, засушенные лилии, считавшиеся лучшим знаком отличия, писчие принадлежности, детские игрушки... Поток света сформировался в большое уютное облако и завис над болотами. Благодаря ему хорошо было видно, что вода в них из прозрачной стала абсолютно черной, и в ней ничего не было видно. Люцифер взмахнул рукой, рассеивая собственный свет, чтобы оказаться в полной темноте. Ему нужно было, чтобы тот, кто стал водой в этих болотах и поднял его бывших товарищей, вышел к нему. Им нужно было серьезно поговорить. За мгновение до того, как последний огонек погас, поляна перед болотами выглядела по-настоящему волшебно. Люцифер стоял на кочке, предшествующей мертвой воде, и последние атомы света кружились вокруг его головы подобно иконописному нимбу. Вокруг него клубилась, вытекая из-под кочек и скрюченных, покрытых мхом корней, тьма. Он знал, что, вдохнув ее, обречет себя на мучительную смерть, поэтому сделал последний глубокий вдох, пока она еще не достигла его лица. Любой, кто был бы отравлен ею, стал бы всего лишь ее вместилищем, временным пристанищем, жизнь в котором поддерживалась бы ровно до того момента, как Книга оказалась бы в руках тьмы. Это случилось с его отцом. Не по его ли вине?

Люцифер закрыл глаза и сделал шаг в мертвую воду. Миллиарды голосов заговорили с ним, пока он медленно опускался на илистое дно, но он ждал, пока к нему обратится единственный родной голос, который мог оказаться среди них. Дождавшись, он избрал направление и медленно двинулся к нему, врезаясь каблуками в ил и поднимая со дна водоросли и мельчайшие камни. Глаза его были закрыты, он ориентировался только на звук, и ему оставалось не более двух часов до того момента, как концентрация света в нем превысит допустимое значение, и он сгорит, вне зависимости от того, где находится. Следовало прибыть к месту сосредоточения тьмы как можно скорее. Если бы детонация произошла в болотах, оказались бы задеты и сообщающиеся с ними водоемы: озеро в лесах близ вулкана, где обитала тьма, и цепь озер Небесного Королевства. Таким образом, прогремело бы сразу три взрыва, по мощности превосходящих ядерный, и один из них – в тропосфере. Только его излучение намного опаснее. Трех точек будет достаточно, чтобы уничтожить Королевство и существенно снизить численность населения тверди, включая даже самых приспособленных к любым условиям существ в лице оставшихся демиургов.

***

Баюн полагал себя не только самым честным жиганом на свете, но и, безусловно, порядочной сволочью. Как эти понятия уживались в его мировоззрении, не мог объяснить, пожалуй, даже он сам. Поэтому, когда события развернулись перед ним во всей своей ошеломляющей красе, Баюн принял вид мечтательный и расслабленный, заварил себе еще чаю на таежных травах, махнул хвостом и прищурился. О том, что Книга - организм живой и переменчивый, он уже слышал. Потому и кинулся за ней в числе первых, рассчитывая опередить Самаила, который, по его мнению, проявил величайшую глупость, уже только ввязавшись в это дело. Теперь Книга сидела перед ним на неудобном табурете, испытывая полную палитру обыкновенных человеческих чувств и прислушиваясь к ним с интересом новорожденного, впервые услышавшего голос матери. Успех следовало закрепить. Книга ни в коем случае не должна была вернуться в Королевство, и ход разговора между его невольными спутниками Баюну очень нравился, ибо они, пусть и нехотя, приходили к тем же выводам. В то же время, преображение принцессы, которое для Баюна также было вполне ожидаемым, повышало его шансы на получение награды, на которую он и рассчитывал. Следовательно, ему оставалось лишь избавиться от помех, которые могли бы испортить дело.

Решив пока не привлекать к себе внимания, чтобы усыпить бдительность небожителей, Баюн решил познакомиться с принцессой, которую до этого никто никогда не видел. Даже, вероятно, Яхве. Мысли его, скорее всего, не могли остаться для Книги незамеченными, а потому свои замыслы относительно ее судьбы он обдумывал как бы другим умом, параллельно основному курсу, не опасаясь, что его раскроют или заподозрят в чем бы то ни было. Образ принцессы оттенял любые мысли, ибо была она просто невероятно, головокружительно красива. Ничего удивительного, что Габриэль предпочитала скрывать свое настоящее лицо от семьи, да и от друзей тоже. Разве кто-то стал бы слушать такую красивую женщину? Разве кто-то услышал бы хоть слово, слетевшее с ее губ? Вряд ли. За прекрасным перезвоном колокольчиков слова потеряли бы любой смысл, и ответом ей были бы широкие улыбки идиотов, безусловно, готовых за нее умереть, но абсолютно бесполезных в хозяйстве. Баюн считал, что ему в этой ситуации знатно повезло: он-то к женским чарам имел устойчивый иммунитет благодаря своей кошачьей природе. Аналогичным иммунитетом обладал, к сожалению, и Уриил, что наводило на мысли, что и другие представители королевства вполне могли бы похвастаться подобной выдержкой. А вот Балтийский, к счастью, совершенно смешался и перестал претендовать на командование операцией, предпочитая на принцессу даже не глядеть. Остальные ветра присмирели, не зная, что им теперь делать, и это Баюн также собирался обернуть себе на пользу.

- Итак, - Габриэль застенчиво поправила выбившуюся прядку антрацитовых волос, после преображения снова вернувших себе былую длину и пышность. - Нам нужно решить, что делать дальше. Мы не можем сидеть тут и ждать, пока все само собой разрешится, Василисе нужна наша помощь.

- Это ее приключение, - возразила Книга почти безэмоциональным голосом, но Баюн-то знал, какая буря разыгрывалась сейчас в ней. - Мы не можем вмешиваться. Я не могу вмешиваться, иначе весь маскарад теряет смысл.

- Логично, - похвалил Баюн. - Когда в одном помещении соберутся сразу три прекрасных дамы, одна из которых Прекрасная, вторая Премудрая, а третья... Даже слова подобрать не могу, чтобы описать... В общем, если в одном помещении соберутся три прекрасных дамы, Кощея разорвет на куски, надо полагать. Если бы мне пришлось выбирать, я бы застрелился, честное слово.

- Ценю твое мнение, - ядовито откликнулась принцесса, - но сейчас оно не требовалось. Мы не будем вмешиваться, но оставлять ее совсем одну нельзя. Она не справится.

- Это ее приключение, - снова напомнила Книга.

- В любом приключении у героя есть друзья, которые помогают ему справиться с непосильной ношей, - Баюн уже составил план, и теперь надеялся, что, если ненавязчиво подтолкнуть...

Книга на этот раз не ответила, и Баюн счел это добрым знаком. Некоторое время помолчали. Ветра, очевидно, готовы были сделать все, что им прикажут. Книга металась между желанием сразу же отправиться на поиски собственных приключений и необходимостью дописать уже начатый сюжет. Габриэль ждала, пока кто-нибудь решит все за нее, а Уриил просто наслаждался ситуацией, легкомысленно болтая ногами и играя с шарфом.

- Я считаю, что нам надо разделиться, - сказала, наконец, принцесса. - Идея не очень хорошая, в любой истории с этого и начинаются неприятности, но...

- Неприятности с этого начинаются только в ужастиках, - добродушно заметил Баюн. - Во "Властелине Колец" так называемое Братство Кольца распалось чуть ли не сразу, и каждый кусок отхватил себе по значительной порции головокружительных приключений, которых не было бы, если б они шли все вместе.

Услышав про приключения, Книга оживилась, и Баюн усмехнулся в усы.

- Итак, нам надо разделиться. Кощей не знает, что происходит здесь. По словам Уриила он занят тем, что пытается пробить щит Королевства. Значит, мы должны вернуться к тому, с чего начали. Баюн ведет меня к Черной Башне. Ветра страхуют нас: их нельзя увидеть и нельзя почувствовать, но в нужный момент они окажут нам поддержку. Уриил и... Василиса, я буду называть ее так, догоняют настоящую Василису и следуют за ней. Кощей не сразу сообразит, какая из них настоящая, и это нам на руку, мы выиграем время, кто бы ни пришел первым.

- Идея хороша, - сыто улыбнулся Баюн, допивая чай, - но я бы предложил другой вариант.

Габриэль взглянула на него прекрасными синими глазами, в которых надежда каким-то непостижимым образом соединялась с сомнением и печалью. Сердце Баюна споткнулось, он ощутил, как ее воля проникает в его разум, аккуратно и нежно, почти ласкаясь, но времени на удивление или ярость у него не было. Принцесса знала, что он задумал, а это значит, что нужно было действовать мгновенно. Пинком перевернув стол, он схватил Книгу за руку и притянул к себе. Одним прыжком настиг принцессу и мощным ударом ног опрокинул ее на спину, устроив настоящую свалку посреди кухни, оставив, между тем, невидимых и Уриила на достаточном удалении. Решил обойтись без последнего слова: обычно именно на пространных речах книжных злодеев и ловили. Лихо щелкнул когтями, вываливаясь сначала в пустоту промежуточного среза, а затем, по сияющим путеводным нитям, прямо в светлое и теплое нутро автобуса, летящего по Междумирью.

- Я же сказал, что продам тебя, когда придет срок, - ласково проговорил Баюн, помогая принцессе подняться и одновременно сковывая руки Книги цепями, которые он успел подцепить с изящного и весьма аппетитного бедра Габриэль в процессе перемещения из кухни в автобус. - Принимайте товар, Кощей Виевич.

Настоящая Василиса от шока даже не взвизгнула. Кощей, сидевший на одном с ней сидении и выглядевший как только что воскресший мертвец, окинул компанию долгим оценивающим взглядом. Этого взгляда ему хватило, чтобы отделить Книгу от Василисы. Вот честная компания удивилась бы, если б все пошло по их плану!

- Чего ты хочешь? - Бессмертный склонил голову набок и взглянул на Баюна неожиданно тяжелым взглядом. - Не я заказывал у тебя эти дары, но, коль уж ты изволил выполнить мои скромные желания, пожалуй, отплачу. Но думай хорошо. Меня можно просить лишь раз, а расплачиваться - вечность. Однажды небесный король попросил меня об одной маленькой услуге. Тогда он еще не был королем. Что ж, теперь у него есть корона, которую он желал. Вот только рад ли он этому? Не думаю. Ноша моей короны тяжела, мне ли не знать.

Кощей улыбнулся. И, хоть улыбка его была вполне дружелюбной, Баюн ощутил липкий сосущий под ложечкой страх. Он считал себя поистине честным жиганом и, безусловно, фартовым котом. Но сейчас ему казалось, будто это он, а не его "дары" попали в клетку, выхода из которой нет и никогда не было.

- Проси свободы, дурень! - неожиданно воскликнула принцесса, пребольно пиная Баюна голой пяткой в щиколотку. - Катись на свой остров Буян с полными кладовыми, ни в чем не зная отказа! Свободы проси у него!

Но Баюн распорядился своей судьбой иначе. Взглянув снова в наполненные болью и сожалением синие глаза принцессы, он развязно опустился на ближайшее сидение, закинул ноги на спинку, сложил руки на груди и оскалился.

- Хочу посмотреть, чем закончится эта прелюбопытнейшая история, темнейший, - мурлыкнул он. - У тебя в руках фолиант, с которым ты можешь сделать все, что угодно, да хоть новый мир создать и укатить туда царствовать. У тебя в руках твоя смерть. И твоя удача, если мне будет позволено так себя называть. Ну, и прекрасная дама в придачу, о чем еще можно мечтать? И вот мне очень любопытно, что ты со всем своим богатством теперь делать будешь. Страсть как хочется увидеть.

- Хорошее желание, - оценил Бессмертный. - Что ж, смотри, да не говори потом, что Кощей тебя обманул. Если, конечно, сможешь говорить-то.

На это Баюну ответить было нечего, поэтому он отвернулся к окну и подпер щеку кулаком. За окном предсказуемо тянулись темные дремучие леса. Междумирье, в отличие от человеческого мира, все еще сохранило свой зеленый запас, и практически все дороги проходили в самых непроходимых чащах. Василиса молчала, очевидно, смирившись со своей судьбой или продумывая варианты побега. Книга после встречи с цепями снова приняла свой естественный вид и покоилась теперь у ног Бессмертного, как и Габриэль, которая все еще не находила в себе сил, чтобы подняться.

- Да вы устраивайтесь поудобнее, - обратился к ней Кощей. - Дорога нам предстоит длинная. Простудитесь еще.

Баюн фыркнул. Как он и предполагал, Бессмертный не собирался убивать свою смерть. Видимо, предыдущего опыта ему хватило с лихвой. Вот на это-то Баюн и хотел полюбоваться. Как, интересно, Кощей собирается справиться со своей смертью на этот раз, и собирается ли вообще?

Автобус затрясся в очередном старческом припадке и остановился. Баюн запрокинул голову и прищурился, пытаясь разглядеть, что делается за дверью, но ничего, кроме темноты леса, не увидел. Пожав плечами, он вернулся к созерцанию обстановки за окном. Автобус тронулся. Ветер, проникший в салон с началом движения, взъерошил Баюну волосы, пробрался под рубашку, пригрелся за пазухой. Баюн мечтательно улыбнулся и скосил глаза на принцессу, поднявшуюся, наконец, с пола.

- А не наколдовать ли нам чего-нибудь съестного? Как думаете? Все ж не каждый день в нашем плебейском транспорте кощеева смерть путешествует. А, соколики?

Соколики не возражали, поэтому Баюн извлек из кармана брюк платочек, взмахнул им и извлек на всеобщий суд несколько пышек, обильно посыпанных сахарной пудрой. Первым, кто протянул руку за лакомством, неожиданно оказался Кощей. Проглотив остроту относительно его гастрономических предпочтений, Баюн принялся за еду, отметив про себя, что аккурат в тот же миг, как ему в голову пришла прекрасная идея отужинать, автобус пересек незримую границу, оказавшись во владениях Люцифера.

---

[лунные сны]

Луна такая огромная и яркая эти дни, что не пройти по её свету просто невозможно. Судя по лентам сетей, я не единственный человек, которому под светом луны снилась дичь, но меня эта дичь не пугает, какой бы она ни была. Снам под луной верить нельзя, они существуют только для нашего развлечения, будто какой-то параллельный мир на миг приоткрыл дверь.

Что запомнилось больше всего:

Хавьер Барлем, мечущий икру, и я в роли акушерки.

Нападение на мой родной город каких-то инопланетных то ли крабов, то ли креветок, которые вышли из пруда.

Метро, эскалатор, бегство людей под землю, но абсолютное спокойствие.

Дьявол, отдавший свои цепи колдунье.

Нездешние звезды, нездешние луны и мосты над речушками.

Воистину, лунные сны - самые не обыкновенные. Для меня - именно потому, что обыкновенные. Понять это сложно, но это так.

---

 Шут обыкновенный, рада видеть в своем уголке, располагайтесь поудобнее, не стесняйтесь.

---

[про Баюна]

Меня внезапно посетила мысль, что в моем представлении Баюн скорее поляк. С одной стороны, он каракал, а каракалы не польские коты. С другой стороны, есть в нем что-то такое... Когда я слушаю определенную музыку, он встает перед моими глазами, как живой, и мне кажется, что (если вообще к волшебному существу применимо понятие подданства), он скорее действительно поляк, чем кто бы то ни было еще. Впрочем, в сказочном мире нет территориального разделения по такому принципу, там скорее древние мощные конгломераты делят весь шар всего на пару-тройку резерваций, но, если бы меня кто-то спросил, я бы сказала, что Баюн поляк и разрешает некоторым дамам называть его Феликсом.

---

 bushca1993, добро пожаловать! Располагайтесь, не стесняйтесь вступать в дискуссии, здесь свободная и весьма дружелюбная территория)))

---

[о музыке]

Вообще я заценила ещё позавчера, но руки дошли высказаться только сегодня. Я нежно люблю Sabaton за то, как ловко они находят идеальное звучание для выбранной темы. У них есть свой неповторимый стиль, но при этом их песни разные, и стилистически в том числе. Я получила нереальное удовольствие от прослушивания и просматривания, чего уж там, эти булочки заслуживают чмоков в щеки сто тыщ раз.

И это параллельно возвращению невидимых гвардейцев, все так вовремя в моей жизни

---

[осознание]

Твиттерозапись, потому что лень переписывать под формат дайрей.

---

[1 марта]

Весна пришла. По этому поводу несу подборку из ВК, мне понравилась атмосфера.

---

Клубок двенадцатый, в котором становится ясно, что войны не избежать.

Щит Королевства сверкал всеми цветами радуги и всей тьмой мироздания заодно. Зрелище это могло бы лишить дара речи даже самого опытного поэта, но Уриил уже видел подобное и потому не особенно впечатлился. Рассеянно крутя в руках серебряный кубок, один из своих любимейших талисманов, он глядел на то, как тьма пытается прорвать автоматическую систему защиты, но не находил в себе ни удивления, ни страха. За его плечами, помимо мощных алых крыльев, уверенно стоял на ногах тысячелетний человеческий опыт, научивший его тому, что ничего невозможного нет даже для хрупких людей, что уж говорить об ангелах.

Тем не менее, он, по-видимому, оставался единственным спокойным представителем Королевства в Золотом Городе, и с этим срочно надо было что-то делать. Невидимые разделились, это он ощущал и без переклички. Часть ушла за Гавриилом с самого начала по его просьбе, часть теперь металась от прорехи к прорехе, закрывая дыры в щите своими телами. Это поможет, конечно, но ненадолго. Представители регулярной армии пытались помочь, чем могли, выстраиваясь в красивые шеренги со щитами наперевес, но без Михаила они слабо представляли, что нужно делать. Рафаил возник за его плечом как раз вовремя: Уриил едва было не решил, что командование придется брать на себя.

- Как и следовало ожидать, - недовольно проговорил его брат, извлекая на свет божий сразу и шарф, и свитер, в котором еще торчали спицы, - Люцифер предпочел разбираться с Кощеем.

- Плохо, - улыбка Уриила диссонировала с его ответом настолько очевидно, что Рафаил не поленился изобразить удивление. - Он совершенно с ним не знаком. Со всем Кощеем, я имею в виду. Та часть, что сейчас пытается прорваться к нам - лишь отвлекающий маневр. Опасный, разрушительный, но мы оба знаем, что реальная опасность не в этой тьме, а в маленькой песчинке, которая, если мне не изменяет нюх, уже вышла из реки. Ее никто не воспримет всерьез. Она спокойно пройдет мимо людей, которые примут ее за "глюк матрицы", как они это называют. Она обманет чувствительное обоняние Баюна, потому что будет пахнуть человеком, и уж тем более она обманет Гавриила, который теперь вообще не знает, что делать, и больше занят тем, что жалеет сам себя. Вся надежда на Василису, но на мое сообщение она пока не ответила, а ведь я оставил ей блокнот не для того, чтобы он валялся без дела...

- Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем ты его ей оставил. И уж тем более - зачем встречался с ней, да еще и в таком виде.

- А что не так с моим видом?

Уриил обезоруживающе улыбнулся и подмигнул брату. Его улыбки всегда выбивали почву из-под ног самых суровых оппонентов: даже отец в свое время ничего не мог им противопоставить, так что и Рафаилу пришлось признать, что, в общем-то, не было ничего предосудительного в том, чтобы явиться пред светлы очи человеческой дщери в самом что ни на есть человеческом виде, оставив за собой лишь ощущение мощи и силы, чтобы дамочка совсем уж не растерялась. Уриил, пожалуй, был самым харизматичным из всех братьев, бережно пронося свое очарование через все человеческие жизни, ярко вспыхивая в человеческой истории то тут, то там, никогда не оставаясь лишь заурядным наблюдателем, хотя именно этого ему всегда и хотелось больше всего.

- Отвечая на твой вопрос, я с самого начала предполагал, что наша затея не увенчается успехом, уж слишком Книга хотела уйти. В отличие от вас, я внимательно слежу за тем, что происходит внизу: приготовления к ее побегу начались очень давно. Вам следовало бы почаще прислушиваться к моим словам.

- А тебе следовало бы почаще осенять нас своим присутствием.

- И то верно, - Уриил не растерялся и не обиделся, и улыбка на его губах стала еще шире, словно Рафаил изрядно повеселил его таким предложением. - В общем, Василиса просто не могла не получить эту книгу. И, раз уж мой блокнот каким-то образом попал к ней, значит, так и надо было. В результате так оно и вышло. Что до встреч... Я часто снюсь разным людям, и ничего не могу с этим поделать. Это не в моей власти. Она решила, что мы с ней добрые друзья, и я не вижу причин разочаровывать ее.

- Но ты не снился ей по собственному почину? - уточнил Рафаил.

- Кто знает... Иногда меня заносит так далеко, что я вообще забываю, откуда я родом.

Братья помолчали. Нити, вплетенные в вязание, вспыхивали разными цветами. Надев шарф и свитер с этими нитями, Уриил без труда нашел бы каждого, чья судьба была вплетена в его одежду. Хорошо, что Рафаил сразу позаботился об этом, начав вязать еще до того, как ситуация накалилась до предела. Хорошо, что Уриил не покинул Королевство сразу же, как исполнил братский долг, оказав помощь в расследовании и преследовании. Вообще все складывалось исключительно хорошо, но Рафаил вряд ли мог оценить это мнение, как и представители различных королевских войск. В кармане форменных брюк, оставшихся от человека, которым Уриил частично все еще оставался, и потому не мог проводить в Королевстве много времени, требовательно нагрелся блокнот.

- Додумались все-таки, - нежно улыбнулся Уриил, извлекая средство связи и внимательно читая кривые строки. - Стоило обрубить связь, как обо мне сразу же вспомнили. Ну разве не чудо, братец?

- Ты знаешь, что теперь будет? Что нам теперь делать?

Уриил сочувственно погладил брата по плечу. Рафаил не любил принимать решения. И не любил неопределенности. Такой коктейль кого угодно с ума сведет.

- Никто не знает, что теперь будет, братец, и уж точно никто, кроме Михаила, не может раздавать приказы. Но, увы, выбора у нас особо нет. Я не могу разорваться, а моя помощь требуется сразу в нескольких местах... Что же делать, что же делать... Давай пока решим ситуацию таким образом: ты для разнообразия вспомнишь, что родился в королевской семье и организуешь оборону. Представь, что щит - это живое существо, и действуй соответственно. Самаил в это время займется настройкой иллюзии: если щит все же рухнет, нас увидят. Что можно увидеть, можно и убить. Поверь, человечество далеко шагнуло в плане развития авиации...

- Тебе ли не знать, - неожиданно ядовито откликнулся, в общем-то, весьма благодушный Рафаил, чем, наконец-то, изрядно удивил брата.

- Ну да, в какой-то степени, но не перебивай. Так вот. Необходимо будет поддерживать иллюзию до тех пор, пока мы не восстановим щит, а это дело непростое. Меня изрядно смущает присутствие богини, которой не должно здесь быть. Ее бесценная помощь может служить таким же отвлекающим маневром, как тьма за щитом. Пожалуйста, дорогой братец, проследи за тем, чтобы она не помешала Самаилу делать то, что он делает. Как думаешь, справишься?

- А ты?

В голосе Рафаила звучал страх, сомнения, растерянность и тоска. Ему не хотелось так быстро снова расставаться с братом, которого в Королевстве и так видели слишком редко. Уриил снова улыбнулся, на сей раз ободряюще.

- А я пойду по следу нитей и откликнусь на зов прекрасной дамы. Так уж я устроен, никогда не отказываю в помощи.

- И никогда не упускаешь возможности покрасоваться, - фыркнул Рафаил.

- Не без этого.

Прощаться они не стали. Во-первых, это плохая примета. Во-вторых, Уриил в принципе не любил тратить время на лишние разговоры, если и так все было понятно. Разогнавшись, он прыгнул с ближайшей взлетной площадки и упал, раскинув руки и смеясь, в самую пучину тьмы, которая должна была поглотить его сразу же. Но, как он и предполагал, тьме было не до него. Не до маленького по ее меркам ангела, растерявшего свою благодать в погоне за общечеловеческим счастьем и острыми ощущениями. Поэтому, миновав облако тьмы, Уриил легко расправил крылья и позволил нитям вести себя, благо почти все они собрались в одном месте.

***

Сентябрь в Петербурге - явление перманентное. В сентябре можно оказаться и ранней весной, когда снег уже стаял, обнажив прошлогоднюю листву, но солнце еще не пригрело землю достаточно, чтобы расцвели первоцветы. А можно оказаться в сентябре и посреди зимы, что в последние годы случалось все чаще. Однако же календарный сентябрь - событие поистине великолепное. Небеса расцвечиваются подчас самыми невероятными красками, будто сама птица Жар пролетела над городом, обронив несколько чудесных перьев. Нежная лазурь с росчерками бледно-розовых облачков поутру или же багряные отблески к вечеру. Отражаясь в темных водах петербургских речушек, небеса становятся почти осязаемой дверью в сказочный мир, и ближе к октябрю, когда листья устилают дороги разноцветным ковром, для некоторых эта дверь действительно открывается. Впрочем, обладая изрядной долей ловкости и удачи, можно справиться и раньше.

Люди редко отвлекаются на чудеса, сраженные круговертью повседневности. Поэтому, когда из темной реки на рассвете вышел абсолютно сухой, но почему-то при этом невероятно раздраженный и усталый человек, ни один прохожий, спешивший на свидание с первым трамваем не обратил на это вовсе никакого внимания. Даже бродяги, существа, в общем-то, к чудесам восприимчивые, не задержали на нем взгляда, хотя Балтийский ветер предупреждал каждого о такой возможности. Из реки обязательно должен был кто-то выйти, вот только не оказалось рядом никого, чтобы по достоинству оценить это осеннее чудо. Мало ли, кому какая блажь в голову придет: еще и не такое с людьми случается.

Постояв немного у моста (кто теперь вспомнит, что за мост это был, да и какое это значение имеет в городе, где мостов больше, чем кошек?), человек поплотнее запахнулся в рубище, бывшее когда-то, вероятно, вполне добротной и теплой формой, скептически взглянул на собственные босые ноги, принял еще более раздраженный вид и медленно двинулся на запад. Стараясь избегать людных мест, он, тем не менее, быстро слился с толпой, выброшенной вечно голодным чревом подземки. Вообще, конечно же, босых людей в метро вряд ли встретишь, но в это утро, как нам уже стало понятно, чудеса случались, не спросив никого о такой возможности. Поэтому человек спокойно вошел в вестибюль и постоял немного в уголке, то ли греясь, то ли наблюдая, что делают люди, чтобы попасть в подземелье.

Выждав положенный срок, человек незаметно возник между людьми, стоявшими в очередь на проход к эскалатору, бросил вместо жетона золотую монетку и прошел через турникет, ошалевший от такой щедрости, и потому никак не воспрепятствовавший его вторжению. Можно было бы сказать, что эскалатор не произвел на человека абсолютно никакого впечатления, если бы он не вцепился в поручень так, что побелели костяшки пальцев. Оказавшись на платформе, человек устроился на дальней скамейке, поджал ноги так, чтобы они не привлекли лишнего внимания, прикрыл глаза и позволил рокоту подземелья убаюкать себя. Ему требовалось проложить маршрут, а для этого необходима была полная концентрация. Нити вспыхивали перед его внутренним взором, указывая дороги к местам, которые он когда-то знал и любил, предлагая плюнуть на все и отправиться, например, пообедать, а еще неплохо было бы все же одеться... Нахмурившись, человек прогнал эти ненужные мысли и сосредоточился на том, что в действительности было ему нужно. Путь к Книге не был определенным, но это человека абсолютно не удивило. Направления ему было вполне достаточно. Поэтому, сбросив оцепенение, он аккуратно ввинтился в человеческий муравейник ближайшего вагона и устроился в уголке, внимательно и жадно наблюдая за копошением живности вокруг. К концу поездки вагон превратился в спящее царство, а человек, наконец, избавился от усталости и раздражения, даже повеселел и разжился некоторыми предметами гардероба, превратившись окончательно в абсолютно неинтересную, блеклую личность, лицо которой вряд ли можно было внимательно разглядеть. Впрочем, если бы кто-то задался такой целью, сначала любопытствующему пришлось бы споткнуться о фирменный тяжелый взгляд, затем зацепиться за тонкую линию изогнутых в отвращении губ, а уж после сложить все элементы воедино и замереть в оцепенении. Конечно, для этого любопытствующему пришлось бы обладать кое-какими знаниями и кое-какой долей догадливости. Но с этим, как мы все знаем, в повседневной жизни у нас большие проблемы...

Вынырнув из подземки, человек покрутился для приличия на остановке общественного транспорта, но вынужден был пропустить и человеческий, и сказочный трамвай. Здесь Книги больше не было, а показываться в обществе сказочных существ было пока преждевременно. Свою единственную монетку человек скормил турникету, поэтому и обычный транспорт не мог порадовать его гостеприимством. Оставалась пешая прогулка по следу. Тяжело вздохнув и смирившись с судьбой, человек сделал первый шаг в нужном направлении, ведь, в конечном счете, самое долгое и восхитительное путешествие начинается именно с этого: с маленького шага, о котором впоследствии даже не вспомнишь.

***

Настроение Балтийского ветра было величиной постоянной. В какой момент времени на него ни взгляни - брови сурово сдвинуты к переносице, взгляд карих глаз колюч и негостеприимен, а линия губ без лишних слов указывает направление движения для каждого, кто осмелился бы заговорить с ним. Однако, когда Гавриил в очередной раз бросил на него почти затравленный взгляд, ветер улыбался, и от этого сюрреалистического зрелища у кого угодно отнялся бы дар речи. У кого угодно, кроме Баюна.

- Что, хорошие новости? - мурлыкнул тот, изящно помешивая чай в стакане с подстаканником тонкой ложечкой.

- Более, чем, - довольно согласился Балтийский. - Южный встал на след Книги, к вечеру она будет у нас. Барышня изволила прогуляться, но это дело поправимое. Другой вопрос - что нам делать дальше. Идеи, предложения?

Даже краткое совмещение потоков с Южным делало Балтийский ветер совершенно другим, и Гавриил облегченно вздохнул. Пока он в таком настроении, следовало действовать и раскручивать его на все, что только можно.

- Василиса уже связалась с моим потерянным братцем, и он обещал прибыть в кратчайшие сроки, - тихо, но уверенно проговорил он. - А там нам останется лишь делать то, что он говорит.

- Нет, господа, так дело не пойдет, - Балтийский по-прежнему выглядел вполне благодушно, но ответ его звучал жестко. - Невидимые не обязаны подчиняться принцу, добровольно отказавшемуся от очереди на престол. Максимум, что я могу обещать - прислушаться к его, без сомнения, ценным советам.

- А кому вообще обязаны подчиняться невидимые? - заинтересовался Баюн. - У меня сложилось впечатление, что некий ветер будто бы сам распрекрасно знает, кому и что делать, в том числе - всей королевской семье. У вас там наверху все такие борзые, или этот уникальный?

- Этот уникальный, - Гавриил рассмеялся и бросил на Балтийский ветер красноречивый взгляд, предлагающий пропустить колкость Баюна мимо ушей хотя бы на этот раз.- Я думаю, он был рожден для того, чтобы командовать, вот и, собственно, командует. Кроме того, никто, кроме него, не знает всех хитросплетений наших законов и предписаний. Между тем... Я давно хотел сказать тебе, Балтийский. Я восхищен тем, как изящно ты попираешь наши законы, умудряясь при этом карать тех, кто поступает так же, как и ты.

- Не так же, - Балтийский угостил принца тяжелейшим из своих взглядов. - Мое присутствие на тверди обусловлено спецификой моей должности, в то время как ваш брат каждый раз рождался и умирал, как и положено человеку, сохраняя при этом память обо всех своих человеческих жизнях. К его чести, свои способности он ни разу не использовал, но его неубиваемая харизма тоже может считаться способностью в какой-то степени. Поэтому он и выбыл из очереди на престол, а я не только не получил ни одного взыскания, но и значительно продвинулся по службе.

- Ага, а еще женился и завел ораву детишек... или я что-то путаю? - Баюн осклабился и постучал ложечкой о край стакана, сбивая сладкие капли.

Балтийский не ответил, но это и не требовалось: его сумрачный вид говорил сам за себя. Гавриил хотел что-то сказать, но передумал. Ожидание тяготило его, неопределенность тяготила его еще больше, и только легкомысленное поведение Баюна позволяло рассчитывать, что ничего непоправимого не случилось. Щедро обработанная живой водой рука, наконец, начала заживать, боль постепенно отступала, торт значительно поднял настроение, и портить его перебранкой совершенно не хотелось. Однако внести ясность в дальнейшие действия все же требовалось.

- Хорошо, тогда будешь слушаться меня, - Гавриил резко взметнул ладонь, гася возражения, готовые сорваться с губ ветра. - Я все еще младший император. Понятия не имею, что со мной случилось, но в то, что Михаил изгнал меня, я не верю. Ты ничего подобного не слышал, готов побиться об заклад, и никто не слышал. Следовательно, такого решения не было. Раз уж все мы оказались здесь в такой... неловкой ситуации, считаю своим долгом прояснить наши дальнейшие взаимоотношения.

- Живая вода все-таки вещь, - довольно констатировал Баюн. - Всего час назад ты выглядел немногим лучше бомжа из подворотни, а сейчас, гляди-ка, вспомнил, что ты, оказывается, важная птица. Что ж, тем больше мне заплатят.

- Боюсь, тебе не заплатят, блохастый, потому что роли несколько поменялись. Невидимых достаточно, чтобы взять тебя под стражу, что мы и намеревались сделать изначально, если мне не изменяет память. Так что придется тебе поумерить свой пыл.

- Ладно-ладно, ты такой грозный, я трепещу.

Улыбка Баюна никак не вязалась с его словами, но Гавриил решил не отвлекаться на это обстоятельство. Отношения можно выяснить и потом, когда все закончится. Знать бы еще, что и каким именно образом должно закончиться... Пока что ситуацию он видел таким образом: Южный найдет и заберет Книгу, вернет ее, после чего возвращение крыльев станет лишь вопросом пары минут, а затем можно будет отправиться к Черной Башне в полном составе и объяснить Кощею, насколько он неправ. Василиса, конечно, знатно портила эту идиллическую картину, но ее присутствие, очевидно, было необходимо для того, чтобы запустить некие шестеренки судьбы, повлиять на которые Гавриил был не в силах. Вероятно, ее придется все-таки отдать Кощею, чтобы восстановить шаткое равновесие и вернуть все на круги своя. План такой себе, но лучшего плана у него все равно не было.

- Приемлемо, - Балтийский все еще выглядел недовольным, но возразить ему было нечего, во всяком случае - пока. - Наш предыдущий командующий не считал зазорным следовать вашим приказам, значит, и для меня это подходит.

Гавриил фыркнул. Предыдущий командующий невидимых следовал приказам по собственным соображениям, и Балтийский прекрасно об этом знал. Но - его согласие было получено, а большего и не требовалось. Осталось дождаться подкрепления.

- Ну где он там? - нетерпеливо поинтересовался Гавриил, задавая свой вопрос как бы всем сразу, а не Василисе. - Не припомню, чтобы мой братец задерживался, если уж решил прийти.

Василиса завороженно пялилась в блокнот, видимо, все еще не до конца веря, что все это происходит с ней, и блокнот на самом деле волшебный, да и все вокруг - тоже. Нетерпеливо пнув ее под столом, Гавриил взглядом попросил ее поторопиться с ответом.

- Собственно говоря... Я не знаю, прочитайте сами.

Блокнот оказался перед его носом так неожиданно, что Гавриил не сразу разобрал пляшущие буквы. Разобрав, не поверил. Поверив, растерялся.

- Брат пишет, что Книга... Как бы это сказать... Никуда и не уходила.

- То есть как это? - заинтересовался Баюн. - В комнате наверху ее не было, барышня заявила, что Книга пропала, Южный ветер отправился по следу...

- И нашел Василису, - подтвердил Балтийский, очевидно, получив эту информацию из первых уст по внутренней связи. - В трамвае.

- Каков пассаж, - довольно мурлыкнул кот. - Шпионские страсти. Поменяться местами с чтецом, да так, чтобы никто ничего не заподозрил, разве такое бывало?

- Насколько я помню - нет. Правильно ты заметил недавно, не может быть Василиса одновременно Премудрой и Прекрасной. Следовательно, Премудрая осталась с нами, а Прекрасная поехала... Куда же она могла поехать...

- Осуществлять свое предназначение, куда же еще, - тихо ответила Василиса, складывая блокнот. - В волшебном трамвае прямиком к Черной Башне.

- Я все равно не понимаю.

Василиса вздохнула и прикрыла глаза. Чем дальше удалялась настоящая Василиса, тем сложнее было Книге поддерживать собственный морок. Пока Василиса топталась на остановке, Книге легко было представить себя ею. Чувствовать, мечтать, бояться, проявлять любопытство и надежды. Как только трамвай отъехал достаточно далеко, ощущения притупились, вот-вот грозились снова пропасть, но возвращаться в свою исходную форму Книга не спешила.

- Вы правы. Вы все правы в той или иной степени. Творение всегда стремится вернуться к своему создателю, но это вовсе не означает, что это действительно необходимо. Ты, Габриэль, понимаешь меня лучше всех, здесь присутствующих. Потому тебя и тянет к Черной Башне, потому ты безотчетно и сотворила все это с собой, отправляясь в путь, чтобы оттянуть момент встречи, создать дополнительные сложности, иными словами - сделала все, чтобы не справиться с задачей. Лучше смерть, чем эта встреча. Пока ты предоставлена сама себе - только ты управляешь своей судьбой. Но стоит тебе оказаться в руках творца - твоя судьба подчинится его желаниям. Однако откладывать больше нельзя. Ты мой лучший чтец. Именно благодаря тебе я поняла, что могу сама решать, какие истории показывать. Выбирать, какие места посетить в твоей компании. Благодаря тебе мне захотелось попробовать, каково это, быть живой, хоть на какое-то время. Увы, я не учла, что любое вмешательство, даже самое незначительное, тянет за собой сотни других вмешательств. Все ниточки связаны между собой так крепко, что, потянув за одну, ты неизбежно затрагиваешь и другие. Мы были с тобой очень близки, ты доверила мне свою тайну, и я захотела сделать то, что не могла сделать ты: сбежать и пожить так, как мне хочется. Но сейчас, очевидно, настало время возвращаться домой. Все это зашло слишком далеко.

Василиса замолчала, и тишина на какое-то время поглотила квартиру. Слышался только свист ветра за окном да ласковые прикосновения сентябрьского дождя к подоконнику. Даже Баюн перестал зубоскалить и взирал на девушку, очертания которой начинали слегка просвечивать, с любопытством юного натуралиста. Балтийский, по своему обыкновению, хмурился. Гавриил растерянно теребил край скатерти, не зная, что здесь можно сказать или сделать.

- Насколько я понимаю, у вас возникла ситуация, которую срочно требуется решить.

Гавриил молча вскочил и позволил сильным рукам брата сжать его в крепких объятиях. Никогда он еще так не радовался его своевременному появлению.

- Не вижу никаких проблем, - продолжал Уриил, улыбаясь и играя с остриженными волосами брата. - Не мы одни оказались обмануты этим великолепным ходом. Василиса сильно рискует, но у нас еще есть время оказать ей посильную помощь. Кощей думает, что она Книга, да что там Кощей - все так думают. Ну и пускай, вот он удивится, когда выяснится, что Василиса не может вернуть ему всю его мощь ровно в тот момент, когда он будет больше всего на это рассчитывать! А вы, милая, здорово нам поможете, если сохраните свой очаровательный облик еще на какое-то время. Как думаете, удастся нам провернуть эту любопытную операцию?

Василиса неожиданно зарделась и нерешительно кивнула.

- Вот и славно. Подойдите-ка сюда и дайте ладошку.

Глядя на то, как улыбающийся Уриил выводит пальцем на дрожащей девичьей ладони какие-то буквы, Гавриил понял, что у Книги появился новый чтец. Вряд ли сама Книга это осознала, и вряд ли это осознавал Уриил, но писать в ней таким экстравагантным образом мог только тот, кому она сама бы позволила такое святотатство. Неожиданно все встало на свои места. Гавриил мягко улыбнулся. Он помнил свои чувства, когда Книга впервые попала к нему в руки. Но по некоторым причинам их нежная привязанность друг к другу оставалась платонической, в то время как в подвиги Уриила вполне можно было влюбиться, что Книга и сделала, бережно записывая их буковка к буковке. Конечно, ей хотелось наблюдать за ними и дальше. Ее тянуло к нему, и потому побег стал лишь вопросом времени, а Самаил просто подвернулся под руку в удачный момент. Если бы Уриил не околачивался на тверди большую часть времени, всей этой истории вообще не случилось бы. Но, очевидно, наступало время новых историй, и Гавриил с удивлением понял, что его это интригует.

- Раз Книга с нами, нет никакой необходимости и дальше претерпевать жуткие лишения, на которые кое-кто сам себя обрек, если верить прекрасной даме. Не так ли?

Гавриил не мог выносить тяжести лукавого взгляда Баюна и отвернулся. Кот был прав, как всегда, но соглашаться с ним не хотелось. Долгие тысячелетия Гавриил обманывал всех вокруг, включая самого себя, потому что так было нужно. Стал бы он младшим императором, если бы не лгал? Нет, конечно. Яхве запрещал ему участвовать в битвах, а Михаил и вовсе посадил бы под замок, это точно. Но разве теперь это имело какое-либо значение?

- Свою судьбу нужно встречать со своим лицом, - мягко напомнил Уриил. - Я не думаю, что в Королевстве остался еще кто-то, кто не догадался бы. Меня это уж точно не шокирует. Если ты переживаешь, что наши семейные узы может что-то разрушить, я позволю себе напомнить, что семья не определяется кровью. Поверь мне, уж я-то знаю, у меня было много семей. Разве мое происхождение хоть раз мешало мне любить своих человеческих родственников? Разве в то же время я хоть на миг забывал о вас? Отец растил тебя как собственного ребенка, опекал даже пуще нашего, разве можешь ты после этого сомневаться в том, что мы любим тебя, что ты останешься частью нашей семьи?

- Ладно, - каким-то чужим надтреснутым голосом согласился Гавриил. - Я хочу увидеть свое лицо. И исполнить свое предназначение. Раз уж какая-то человеческая девочка не испугалась отправиться в одиночку к Черной Башне...

- Спасать кого-то - вовсе не то же самое, что быть чьей-то смертью, - мягко проговорила Василиса, накрывая дрожащие руки Гавриила своими теплыми мягкими ладонями. - Я понимаю, почему ты боишься своего предназначения. И я рада, что ты, наконец, приняла его.

Балтийский ветер деликатно кашлянул в кулак и вышел в коридор. Судя по легкому дуновению, остальные невидимые последовали его примеру. Уриил остался на подоконнике, легкомысленно болтая ногой и продолжая улыбаться. Наверное, мир рухнет, если он однажды перестанет это делать. Руки Василисы вспыхнули синим пламенем, которое тут же перекинулось на ладони Гавриила, охватило их и постепенно покрыло все тело. Баюн взирал на происходящее со сдержанным любопытством, и только дрожание хвоста выдавало крайнюю степень заинтересованности. Наконец, Василиса отняла ладони и устало опустилась на заботливо придвинутый Баюном стул.

- Я читал, что смерть кощеева должна быть в яйце, - задумчиво проговорил кот, допивая чай.

- Все правильно. Смерть кощеева и была в яйце. В ту войну мы его добыли, как и полагалось, на острове Буяне. Дела наши были плохи, Кощей победил бы, если бы мы не разбили яйцо. Отец думал, что после этого Кощей исчезнет куда подальше, но все оказалось куда интереснее...

- Временно позабыл о своих жутких планах, обосновался в Башне, - деловито покивал Баюн. - Тоже вполне себе... Ну, зато теперь мы точно знаем, что сначала было яйцо, а уж потом курица.

Габриэль с удовольствием ухватила кота за ухо и дернула со всей силы, наслаждаясь шипением и сдавленными ругательствами. Ей еще требовалось время, чтобы привыкнуть к полной свободе и ничем более не сдерживаемой силы, но все это могло подождать. Смерть, чья бы она ни была, не торопится, а приходит точно в установленный срок.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[о весне]

Меня внезапно осенило, что послезавтра уже весна. Сложно отслеживать течение времени, будучи выброшенным за его пределы. В четырёх стенах время то ли растягивается, то ли бежит с неистовой скоростью, так сразу и не поймёшь. Кажется, только вчера я готовилась встречать новый год, а оно вон как. Впрочем, мне до сих пор кажется, что я родила буквально вчера, а между тем прошло уже больше года.

Раньше я ждала весны, а сейчас мне все равно. Весна не принесёт ничего нового, ни облегчения, ни стабильности в плане доходов, ни решения возникших проблем. Весна - это просто весна. Грязь, дожди, ветер, ожидание лета.

Не знаю, пахнет ли весной на улице, и несёт ли этот запах что-то хорошее. Ещё вчера я была уверена, что впереди меня ждёт только лучшее, а сейчас снова вижу лишь тёмную пелену забвения. Я никому не нужна, и мне тоже никто не нужен. Перестрадала.

---

[Балтийский ветер]

Раз уж мы дошли до него, пусть будет.

---

[нервный смех]

Я это написала в прошлом году, и, конечно, вся кутерьма началась намного позже, а мой домашний нех в ту пору вообще был другим. Сейчас наткнулась и охренела. Все же некоторые образы были задолго, задолго до....

29.02.2020 в 14:01

Пишет  [Шляпа Суллы]:

[.]

Если возможно, выстрели
Ревностно, не дыша.
Белой дорожкой выстели
Мой генеральский шаг.

В день високосный солнечный,
Где первый блин - комам,
Я, безусловно, конченый
И беспросветный хам.

Взгляд изумрудный, ласковый,
Холод дыханья твой,
Ветер с твоими сказками
Я заберу с собой.

Будет молиться бедная
За упокой души,
В боли своей не ведая,
Сколько и как грешил.

Там, где покрыто коркою
Тело твое из льда,
Встретимся скоро снова мы,
Будто бы навсегда.

Буду смотреть с тоскою
На девятого круга свод,
Вновь уходя с тобою
Духом своим под лед.

Белой дорожкой выстели
Мне возвращенье в град.
Если возможно - выстрели
Прямо мне в душу, брат.

---

Клубок одиннадцатый, в котором врывается Балтийский ветер.

Гавриил крепко спал, когда невидимые проникли в квартиру через форточку. Убаюканный пением Баюна, способным усыпить кого угодно, он не почувствовал бы их проникновения, даже если бы они ворвались во всем блеске своих возможностей. Тем не менее, Гавриил поежился, когда холодный ветер прикоснулся к его плечам, перевернулся на бок и только тогда проснулся, задев недавно зашитую руку. Открыв глаза, он не спешил менять положение, несмотря на боль. Конечно, он потерял свои сверхспособности, но интуиция у него осталась. Она-то и подсказывала ему, что в квартире что-то не так. Во-первых, в ней было тихо. Если бы Василиса оставалась здесь, Баюн непременно вел бы с ней какую-нибудь глупую беседу, потому что эта дура не в состоянии держать рот закрытым, никакого гипноза не надо, чтобы узнать, о чем она думает, и какие дурацкие переживания занимают ее. Если бы ушла только она, Баюн, конечно же, оставался бы рядом с ним. Гавриил не мог объяснить себе, почему так считает, но уверенность в этом была пока что самой сильной из тех, что он испытал в человеческом виде. Однако не было в квартире ни дуры-девчонки, ни Баюна. И при этом кто-то все-таки был, Гавриил спиной чувствовал это.

В его животе начал зарождаться страх. Стыдный, липкий страх, опускающийся сначала в мочевой пузырь и наполняющий его собой, а после парализующий ноги, так что чувствуется холод, расползающийся по ним, и слабость, делающая невозможным единственный шаг. Гавриил лежал на боку, больно прижав ноющую руку к дивану, широко раскрыв глаза, но не видя перед собой даже его обивки. Он чувствовал, как стекает по позвоночнику капля пота, и как высыхает из-за дуновения ветра. Форточка мерзко заскрипела. Гавриил зажмурился. Скрип мучил его уши. «Встань и закрой меня», - говорила форточка. – «Встань и закрой, чего ты испугался? Всего лишь открытое окно, в которое даже кот не пролезет». Успокаивая себя мыслями о том, что это всего лишь маленькая дверца в окне, Гавриил медленно перевернулся на спину, не открывая глаз. Добавив про себя, что он находится очень далеко от земли, и никто в квартиру влезть не мог, он перевернулся на здоровый бок. Медленно, очень медленно удалось ему раскрыть глаза и оглядеть комнату. Конечно же, она оказалась пустой. Облегчения это открытие, однако, не принесло, и Гавриил продолжал лежать, размышляя над тем, что же его беспокоит. Озарение снизошло под очередное дуновение ветра, заставившее форточку заскрипеть особенно мерзко. Он видел двумя глазами, и лицо больше не болело. Гавриил осторожно прикоснулся ладонью к щеке. Тонкий шрам рассекал ее, обходя глаз и рассекая бровь, но с тем, чем он был несколько часов назад, его нельзя было сравнивать. Лицо должно было выглядеть так, словно с момента ранения прошло несколько месяцев. Рука, тем не менее, оставалась в том же состоянии.

Гавриил нахмурился. Форточка оборвала длинный скрип и замерла на мгновение, после чего захлопнулась со всей силой, на которую была способна, и стекло в ней треснуло. Неприлично взвизгнув, Гавриил вскочил, запнулся о ковер и растянулся на полу, здорово приложившись носом. Одновременно с этим в комнате начало твориться нечто невообразимое. Спиной он чувствовал, как по квартире гуляет штормовой ветер, снося все на своем пути и сражаясь с самим собой. Распластавшись по полу, Гавриил пополз в сторону выхода. Миновав границу кухни, он услышал, как поднялся в воздух и рухнул, сломавшись, диван. Страх человеческий затмил все, что он помнил и знал, и Гавриил так и полз бы, стараясь слиться с полом, если бы не голос, который послышался ему в вое ветра этажом ниже. Этот голос он знал и любил, и он вывел его из плена человеческих иррациональных эмоций, заставив выпрямиться, ощупать нос и повернуться к буйствующему ветру позади. Вся меблировка чьей-то квартиры, включая шторы и портьеру, помещалась в центре комнаты, представляя собой модель Млечного Пути.

- Отставить, - спокойно сказал Гавриил, пытаясь придать голосу значительности. – Что за шуточки, офицеры?

Ответа не последовало, но мебель медленно поплыла к своим законным местам, шторы закрыли окна, и был устранен даже естественный беспорядок этого жилья. Зашипела газовая плита, возникла объемная медная джезва и кофемолка. Квартира наполнилась жужжанием и запахом свежесмолотых зерен. Гавриил не удивился бы, появись в квартире и очередной торт, но этого не произошло. Джезва опустилась на горелку, и Гавриил не сомневался, что кофе будет сварен именно так, как ему нравится: три раза довести до появления пены и снять, не дав закипеть. Он не мог поверить в удачу, выпавшую ему. Вероятность того, что невидимые смогут его обнаружить, стремилась к нулю, но они сделали это! Теперь он наконец-то был не одинок, теперь он наконец-то мог избавиться от Баюна или стать из пленника тем, кто диктует условия! Неожиданная догадка отразилась смятением на его лице, и Гавриил медленно поднялся, опираясь на ласковый ветер с ароматом гвоздики и кардамона: Южный.

- Что с Баюном? – спросил он тихо, так, чтобы слышал только ближний к нему офицер. – Он жив? Немедленно приведи его сюда, он нужен мне живым.

Южный ласково потрепал его волосы и исчез. Внизу что-то загрохотало, зашумело, послышалось хриплое мяукание, похожее на придушенный тигриный рев. Гавриил позволил молодым ветрам, не получившим еще определенного направления, отвести себя к столу и усадить. Он не сомневался, что они бы его и накормили, такое случалось раньше, но голода Гавриил не испытывал. Во всяком случае сейчас, когда обрел хоть какую-то силу, хоть какое-то влияние на происходящее. Он предвкушал, как разозлится Василиса, как начнет она распинаться относительно собственной исключительности. На лестнице послышались тяжелые шаги, отозвавшиеся в человеческом сердце Гавриила тревогой и новой волной липкого страха. Рука его, поднимавшая кофейную чашечку, дрожала, как и та, которой он держал блюдце. Звук чеканных генеральских шагов, с каблука на носок, неожиданно гармонично сочетался со звенящим фарфором. Дверь квартиры открылась, и на пороге появился Баюн, едва державшийся на ногах, а за ним… За ним Гавриил отчетливо видел Балтийский ветер, но не испытывал радости по этому поводу. Ветер втолкнул кота в комнату, после чего тот рухнул, как бесформенный кулек, и по полу начала медленно растекаться темная густая жидкость, пропитавшая часть шарфа. Гавриил вскочил, уронив чашку и ошпарившись горячим напитком, но не заметив этого. Балтийский ветер угрюмо смотрел на него из-под широких бровей, сведенных к переносице, и взгляд его, и в лучшие времена не отличавшийся легкостью, в этот раз был подобен удару молота.

- Кошка, - сказал ветер, расстегивая мундир, сшитый по образцу офицерского мундира Преображенского лейб-гвардии полка. – Книги в квартире нет. Желаете, чтобы я продолжил выяснять, где она?

- Нет! – Гавриил с неожиданной для себя силой ударил кулаком по столу, отчего посуда на нем подскочила и обиженно зазвенела. – Как ты вообще посмел сотворить подобное, не получив на то моего разрешения?! Немедленно приведи его в чувство!

Брови Балтийского нахмурились еще больше. В комнате неожиданно стало так темно, что впору было включать электрическое освещение. Забарабанил по окнам мелкий раздраженный дождь. Тем не менее, ослушаться ветер не посмел. Снял с бедра флягу с живой водой, носком сапога перевернул Баюна на спину, каблуком ослабил шарф и плеснул воды на его шею, не пролив ни капли мимо раны. Баюн захрипел, закашлялся, забарахтался на полу. Балтийский ветер гадливо поморщился и отступил, сложив руки на груди и внимательно глядя на Гавриила. Всем своим видом он выражал неудовольствие и неодобрение, но вслух его не высказывал. Он вообще был немногословен, и Гавриил не мог припомнить ни одной отвлеченной беседы с ним. Впрочем, он вполне мог забыть об этом. Прошло всего несколько дней, но он забыл слишком многое. И слишком многое не мог уже сделать.

- Отчитывайся, - буркнул Гавриил, усаживаясь за стол и подставляя ладонь для нового блюдца с новой чашкой, наполненной ароматным кофе.

Он хотел броситься к Баюну, хотел помочь ему встать, хотел извиниться за произошедшее, но знал, что этого делать не стоит. Во-первых, Баюн, скорее всего, только разозлится. Во-вторых, такое поведение могло окончательно разозлить ветер, а это означало бы большие неприятности. В гневе Балтийский не знал удержу, и разрушительная его сила порой бывала направлена в сторону соратников.

- Я следовал за вами с момента вашего отбытия, - хмуро проговорил Балтийский ветер. – Наблюдал за развитием ситуации, и вмешался, когда счел необходимым. Более раннее вмешательство ничего бы не дало: где Книга вы не знали, а Баюн мог привести к ней. Я рассчитывал на быструю операцию, но женщина сбежала. Впрочем, ею занимаются, скоро она будет здесь.

- То есть, вмешиваться, когда он рвал мне лицо, не надо было, - хмыкнул Гавриил. – Истинный невидимый офицер. Всегда рад насладиться моей болью.

- Ситуация не представляла опасности для вашей жизни, - дипломатично ответил офицер. – В данный момент я – главнокомандующий невидимыми силами Небесного Королевства, а не ваша нянька.

- Ты? – искренне удивился Гавриил. – Помнится, вы командовали совместно с Южным, что изменилось?

- Ситуация, - Балтийский позволил себе улыбнуться, и улыбка его Гавриилу очень не понравилась.

Балтийский и Южный были близнецами, созданными из одного воздушного потока, но с диаметрально противоположными характерами. Южный был справедливым и снисходительным, к нему обращались во всех затруднениях, и каждое он был способен решить, не доводя конфликт до вышестоящего начальства. В бою он предпочитал создавать нерушимый заслон, служа живым щитом для шести братьев – небесных генералов. С ним Гавриил провел множество приятных дней, наполненных прогулками по тверди и разговорами на самые разные темы: Южный ветер отличался любопытством и тягой к самосовершенствованию. Балтийский же был жестоким и холодным, как и направление, которое он избрал для себя. Он карал, зачастую не разбираясь, кто прав, кто виноват. Затрудняясь определить сторону, виноватую в большей степени – карал обоих. В бою он часто действовал голыми руками, но из оружия остановился на парных клинках, один из которых был его собственным, а второй был пожалован самим Гавриилом за головокружительные успехи при захвате Асгарда. Балтийский ветер был непревзойденным тактиком, но искусство стратегии оставалось для него слишком сложным. Он легко исполнял любую поставленную перед ним задачу с изяществом, достойным занесения в Книгу, но общая цель ускользала от него, масштабно мыслить он не мог и не хотел. Южный же, напротив, был хорош в планировании операций и назначении маленьких побед для каждого. Поражений он не знал, несмотря на то, что сам в бою предпочитал не участвовать. Поэтому, когда предыдущий главнокомандующий невидимыми силами Небесного Королевства отдал свою душу ветру, решено было назначить на это место их обоих, и до сих пор это решение оправдывало себя, и удовлетворяло близнецов. Но теперь во взгляде Балтийского ветра читалось пренебрежение, какого не бывало никогда раньше. Присутствия Южного ветра Гавриил больше не ощущал.

- И что же такого с ситуацией? – нарочито безмятежно поинтересовался Гавриил. – Я вижу, у тебя все под контролем, так чем же тебе мешает Южный?

- Я временно отстранил его от командования. Подчеркиваю, временно, чтобы у вас не сложилось неверного впечатления. В сложившейся ситуации он не способен грамотно руководить имеющимися у нас силами. Я хотел бы немного прояснить, если вы позволите.

Гавриил подавил желание выразить свое удивление, сохраняя безмятежное и немного рассеянное выражение лица, какое появлялось каждый раз, как заходил разговор о военных операциях. Этот защитный механизм выработался у него за тысячелетия войны и сотни вылазок, не одобренных отцом, но прикрываемых Южным. Выражение лица Гавриила говорило: «мне совершенно не интересно, что ты хочешь мне сказать, всё это только утомляет меня». Но на деле любопытство раздирало его изнутри. Балтийский за всю свою жизнь не сказал столько слов, сколько извлек из себя теперь, и Гавриил хотел знать, в чем причина. Поэтому он величественно кивнул и откинулся на спинку стула, прихлебывая остывающий кофе.

- Итак, - Балтийский перешагнул через кота и взмахнул руками, заставив взлететь тяжелый письменный стол. – Извольте представить, что стол – это Королевство. Здесь у нас северная граница, и пятнадцатью километрами ниже находится территория Бессмертного. Здесь у нас граница Южная, и под ней находится территория Люцифера. Между ними – многие километры, которые, однако, легко преодолеть за мгновение, если задаться такой целью. А Бессмертный, если позволите, задается. До меня дошли лишь слухи, но в сложившейся ситуации этого достаточно. Итак, что вижу я.

Стол с треском разломился ровно посередине, после чего сложился пополам, но не остановился на этом, продолжая разлетаться в щепки. Гавриил вздрогнул от неожиданности, но взгляд Балтийского ветра был так же спокоен и сумрачен. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он уничтожал предмет меблировки. Закончив, он взмахом руки отправил остатки к ногам Гавриила.

- Я достаточно понятно объяснил?

- Почему ты считаешь, что Люцифер будет участвовать в этом?

- Потому что он предатель. Но не это главное. Как видите, остатки стола лежат на полу у ваших ног. Но что есть пол в нашем случае? Куда упадет все это великолепие?

- Ты слишком разговорчив сегодня, - недовольно пробурчал Гавриил. – От этого у меня разболится голова.

- У нас всех разболится голова, если мы не остановим всё это как можно быстрее.

- Ну так останавливай, чего ты от меня хочешь?

- Я хочу разрешения использовать те методы, которые я сочту необходимыми. Я хочу обещания, что вы не станете вмешиваться и подвергать свою жизнь опасности, поскольку я не смогу одновременно воевать и заниматься вашей защитой. Я в курсе вашей ситуации, и для вас будет лучше оставаться здесь, пока все не закончится. Я приложу все усилия для того, чтобы защитить Королевство и освободить короля.

Гавриил поставил опустевшую чашку на стол и задумался. Балтийский смотрел на него мрачно и требовательно. Хоть слова его и были просительными и учтивыми, в его тоне не было ничего, похожего на просьбу. Скосив глаза, Гавриил перехватил взгляд Баюна, остававшегося на полу. Итак, перед ним стоял выбор: дать разрешение, которое было лишь протокольной видимостью, чтобы впоследствии избежать преследования за нарушение небесного закона, или довериться Баюну и постараться решить проблему самостоятельно.

- Нет, - сказал Гавриил, решительно посмотрев в лицо Балтийского ветра. – Я не дам тебе такого разрешения. Вместо этого ты будешь сопровождать нас. Бессмертный ни на кого еще не напал, но нападет, если его спровоцировать. Если мы сделаем вид, что сдаемся, он купится на это. Посмотри на меня. Я жалок. Но с тобой у меня есть шанс. Он не будет знать, что я не один. Все получится.

- Вы взбалмошны и избалованны! – рявкнул Балтийский. – Это не игры! На кону стоит множество жизней!

- Это становится общественным мнением, - улыбнулся Гавриил. – И я тоже могу умереть, так что не упрекай меня в беззаботности. Поверь, сейчас судьба человечества волнует меня как никогда раньше. Но я действительно считаю, что вариант, предложенный тобой, приведет нас к еще большим трудностям. Если бы ты не отстранил Южный, он сказал бы тебе то же самое.

- Потому и отстранил, - Балтийский поправил мундир, проверил состояние каждого из мечей, наличие живой и мертвой воды и содержимое сумки. – В таком случае я покидаю вас. Оставляю вам… троих рядовых. С таким количеством Южный, пожалуй, справится. Я не могу и не стану мириться с вашей вопиющей некомпетентностью. В отсутствие иного выхода, я беру командование на себя.

- Куда ты пойдешь? – Гавриил поднялся и сделал несколько шагов, остановившись на минимально дозволенном расстоянии от ветра. – Что ты станешь делать? Вставлять нам палки в колеса? Доказывать мне, как я не прав? Опомнись, прошу тебя, ты всех нас погубишь своим карьеризмом. Ты что же, думаешь, я не понимаю, чего ты хочешь?

- Рассчитываю, что понимаете и успеете связаться со мной в случае, если передумаете. До того, как Бессмертный вынет из вас душу на обломках нашего дома.

- Я вот лежу и думаю, - подал голос Баюн. – А знает ли он твой секрет?

- Замолчи! – Гавриил ударил кота ногой так сильно, что, наверное, сломал ему нос. – Заткнись, кошара бездомная! Сгною тебя, ирода, на шапку пущу! Косточками в зубах ковыряться стану!

Ловко избежав последующих ударов, Баюн немыслимым образом извернулся и встал позади Балтийского ветра, перекрыв Гавриилу доступ к собственному телу. Хитрое выражение его лица не обещало ничего хорошего. Гавриил припомнил такие ругательства, о каких человечество давно позабыло, бился о неприступную грудь ветра всеми доступными частями тела, но Баюн все равно наклонился и зашептал что-то ветру в ухо, не сводя с Гавриила горящего взгляда желтых шкодных глаз. От услышанного зрачки Балтийского ветра расширились, почти закрыв радужку, но на этом его реакция закончилась, и Гавриил не мог понять, удивился ли он, разозлился ли, расстроился ли, или, напротив, обрадовался, во что, зная его, верилось слабо.

- Если ты сказал это, рассчитывая, что я останусь, то глубоко ошибся, - сказал коту, наконец, ветер. – Твоя информация ничем не подтверждена, и я не вижу причин…

- Отпустите меня! Отпустите меня немедленно!

- Принесли черти ведьму поганую, - злобно прошипел Гавриил, сжав кулаки и стараясь не смотреть в сторону бьющейся на пороге Василисы, едва сдерживаемой силами невидимых солдат. – Сложно было ее потерять где-нибудь, что ли?!

И, наверное, было что-то такое в его взгляде или голосе, что Балтийский передумал. Сжал переносицу пальцами, потер, прикрыв глаза, вздохнул тяжело, расправил плечи и пересек комнату чеканным шагом, заняв единственное кресло в квартире. Легким жестом расставил мебель по местам, отпустил солдат, сдерживавших Василису, и взглянул на нее фирменным тяжелым взглядом, отчего та сразу же замолчала и смущенно потупилась. Он, по-видимому, намеревался начать суровую отповедь, но внезапно схватился за голову, и лицо его приобрело страдающее от невыносимой боли выражение. Подобное происходило и с остальными, в комнате поднялся такой ветер, что разлетелись оконные стекла. Гавриил не понял, как оказался за спиной Баюна вместе с Василисой, которая тут же испуганно прижалась к нему, будто считала, что он может ее защитить. Когда все утихло, и Балтийский отнял руки от головы, во взгляде его читалось раздражение.

- Связи с Королевством больше нет, - констатировал он, тяжело дыша и с неприкрытой ненавистью глядя на Гавриила. – Мы опоздали.