Кощей Бессмертный не был единственным, кто окружил себя непроходимыми лесами и болотами. Но, если леса его располагались у гор и выступали в качестве естественной защиты, то леса, окружавшие Люцифера, выросли самостоятельно, и ему оставалось только поддерживать их в здоровом состоянии. И никаких гор поблизости, конечно же, не было. Он жил в густом таежном лесу, изобилующем вкуснейшими ягодами и грибами. Дом его был окружен непроходимыми болотами, издававшими по ночам ужасающие стоны и хрипы. Вода в этих болотах была абсолютно прозрачной, и под ней хорошо были видны тела погибших солдат. Этот лес вырос на месте одной из самых кровавых битв, и Люцифер специально выбрал это место. Он поставил свой дом в центре братской могилы, чтобы никогда не забывать о том, через что ему довелось пройти. Каждый день он смотрел на нетленные лица своих солдат, каждую ночь слышал он стоны болот, которые казались ему их стонами. Его окружала мертвая вода. Каждый, кто сделал бы хотя бы половину глотка, кто хотя бы прикоснулся к ее неподвижной глади, умер бы тотчас, и дух его занял бы место среди нетленных тел, а тело стало бы пищей для лесного зверя. Чтобы избежать этого Люцифер наполнил леса бестелесными созданиями, продолжениями самого себя, расщепив свой дух таким образом, чтобы мельчайшие его частицы служили источником света в глухую таежную ночь, проводя случайного путника одному ему известными тропами в обход топей. Человек следовал за ними, завороженный их сиянием, и попадал в дом, где его встречала радушная хозяйка. Люцифер по ночам чаще всего отсутствовал, предпочитая обходить свои владения в темное время суток. Во-первых, так он мог приглядеть за путешественниками, грибниками и прочими гостями, которых неудержимо влекло в чащу. Во-вторых, ночью он мог выйти на единственную широкую поляну, где не росли ни деревья, ни даже кустарники, лечь на землю и любоваться звездами. И гадать, проплывает ли Королевство над ним, или давно уже покинуло эту широту.
читать дальшеВ хозяйки он выбрал Бурю Ягу. Любви между ними не было, но это и не требовалось. Прародительница всех яг, бывшая жена Велеса и покорительница всех попадавшихся ей Горынычей, она была, между тем, лучшей кандидаткой на эту роль. Война изменила всех, и ее в том числе. Ратные подвиги перестали интересовать ее после того, как она потеряла ногу. Случилось это в тот же день, как появилась в этих топях братская могила небесного войска. Люцифер нашел ее, обходя поле боя и осматривая погибших. Он искал и боялся найти младшего брата, который оставался в этих координатах, несмотря на запрет отца. Деревья лежали, образуя ровный многокилометровый круг. Яга лежала под одним из мертвых солдат. Ногу ее Люцифер так и не нашел. Конечно, он сделал для нее новую, но Буря так и не отучилась хромать, а к зиме начинала чувствовать, как болит ее давно утерянная конечность. Она так и не простила ему того, что он видел ее беспомощной и наполовину мертвой, но его это мало волновало. Пока она оставалась с ним, встречала путников, кормила их и укладывала спать, все было хорошо. С ней он не чувствовал себя таким одиноким. Кроме того, на нее приятно было смотреть. Фигура ее с годами не испортилась, хотя и стала пышнее в некоторых местах. Налитые груди, тщательно ею скрываемые за доспехом, теперь свободно и приятно колыхались, когда она месила тесто или рубила мясо. Широкие бедра позволяли надеяться, что она легко родит, если захочет. Талия ее не была узкой, но ее изгиб приятно было ощутить ладонями. Косу Буря оставила, и в ней Люцифер с грустью стал замечать седые волоски. Молодильные яблоки в тайге не росли, а высаживать яблони самостоятельно она запретила. Впрочем, Люцифер знал, где их можно достать, и знал, что заставит ее съесть их, даже если это закончится дракой. Дом без хозяйки быстро зачахнет, и люди начнут умирать. Этого он позволить не мог. Во многих из них он до сих пор видел женщину, которую когда-то любил, иногда они говорили с ним ее голосом или ее словами. Эти моменты, случавшиеся раз в столетие в лучшем случае, были смыслом его жизни, а значит, смыслом его жизни были и люди. Буря говорила, что не хотела бы оказаться на месте людей, когда они перестанут напоминать ему о Еве. Люцифер знал, что все равно не тронет их. Теперь это их мир. Ему остался лес, и этого достаточно.
Новости о мире за пределами леса редко доходили до него. Он пользовался общим каналом связи, безмолвствуя, но внимательно слушая переговоры братьев. Радовался, когда ему удавалось поймать пение Гавриила, и злился, когда эфир заполнялся обличительными речами Михаила. После новости о том, что его младший брат стал соправителем и делит теперь трон с главнокомандующим, Люцифер надолго ушел в лес, и не возвращался несколько лет. Буря не искала его. Ей понятна была его злость и его разочарование. Она знала, как он бился, чтобы оградить младшего от политики и необходимости принимать болезненные, печальные решения. От необходимости врать и воевать. От необходимости притворяться тем, кем он не является. После этого общий канал связи слушали редко и чаще всего случайно. Заденет Буря блюдечко локтем, покатится по нему наливное яблочко, и заполняют избушку обрывки разговоров, бесед, песен… Потянется она, чтобы остановить яблоко, но Люцифер останавливает ее руку и говорит: «Нет-нет, не надо, дай мне дослушать, как он поет». Он считал, что пока младший способен петь такие красивые и веселые песни, все с ним хорошо. И боялся, что однажды услышит печальную песню, от которой слезы навернутся на глаза и сердце пропустит удар. После нее песен больше не будет, он знал, он чувствовал это, и она тоже знала, и тоже чувствовала. Совместный быт всегда сближает и учит понимать друг друга, в особенности, если он не разбавлен страстью. Тогда можно сосуществовать только идя на компромиссы, только внимательно прислушиваясь друг к другу, только прощая и не говоря сгоряча. Поэтому Буря говорила редко, и чаще всего речи успокаивающие или приглашающие к трапезе. Поэтому она не пошла за Люцифером, когда тот исчез на несколько лет. Знала, что вернется, когда поймет, что с ним можно жить под одной крышей, и ценила его поступок. Война изменила и его. Прежний Люцифер, о котором ходили самые невероятные слухи, выместил бы злость на ней и на всем, что окружало его, и ничего не осталось бы ни от леса, ни от болот, ни от их общей памяти. И, конечно же, он отправился бы в Королевство, чтобы вновь потягаться с Михаилом и объяснить ему, в чем именно он не прав.
Рафаил пришел ночью. Прошел за пляшущими огоньками по узким тропкам, ощущая, тем не менее, страх от близости болот. Топи стонали и выли в ночи, и ему казалось, что призраки мертвых солдат стоят меж деревьев и смотрят на него. И каждый из них спрашивает: «почему ты не спас меня, Рафаил?». И он не знает, что ответить, кроме оправданий. А оправдания – самое жалкое и последнее дело. Буря встретила его на крыльце, встревоженная и явно поднятая с постели: костяная нога стояла, прислоненная к стене рядом с печкой, на которой она по старой памяти спала. Рафаил поборол смущение, вызванное видом одноногой простоволосой женщины в нижней рубашке, которая ничуть не скрывала ее форм, вошел в дом и поведал ей обо всем, преждевременно радуясь отсутствию Люцифера.
- Бурюшка, твоя косуля разродилась, - поведал тот с порога, отряхиваясь от ночной росы и вытряхивая из волос пахучую хвою.
Он наклонился, входя и отряхиваясь, и не мог видеть Рафаила, поэтому последний испытывал жгучий стыд в связи с тем, что ему пришлось выслушивать, пока брат приводил себя в порядок, очищал сапоги от налипшей грязи и стягивал рубаху, пришедшую в негодность, видимо, в процессе косулиных родов. Люцифер живописал рождение маленьких косуль во всех подробностях, от которых Рафаила, привычного к увечьям и ранам, замутило: живорождение казалось ему величайшей жестокостью по отношению к населявшим твердь тварям, и он восхищался мужеством самок, добровольно обрекавших себя на такие страдания, а подчас и на смерть ради потомства. Заметив, что гость побледнел и схватился за лавку, Буря приняла испачканную рубаху и шепотом сообщила хозяину, что они не одни.
- Что ж ты сразу не сказала? – возмутился Люцифер, бросаясь к Рафаилу и заключая его в медвежьи объятия. – Дурная баба, честное слово! Мечи на стол, что есть, да побыстрее!
- Времени нет, - Рафаил пытался встать, но не смог сдвинуться с места под гнетом братских рук. – Я рассказал Буре, что случилось, она передаст тебе. Я должен идти.
- Бессмертный опять буйствует, - хозяйка собрала в кулак все свое мужество, потому что чувствовала, что Рафаил пытается избежать разговора с братом, а это значило, что следовало опасаться его гнева. – Книга потеряна, Гавриил…
На этом ее мужество окончилось, и она замолчала, заозиралась в поисках ноги, потому что стоять неожиданно стало трудно. Люцифер помрачнел. Теперь лицо его мало походило на лицо добродушного хозяина, вошедшего в дом. Рафаил уже видел этот взгляд, и видел не раз. И знал, что за этим последует. Увы, брат держал его крепко, и сбежать, не навредив ему, он не мог. Оставалось ждать и надеяться, что благоразумие возьмет верх и на этот раз.
- Гавриил, - эхом откликнулся Люцифер, глядя в окно на мертвую воду. – Я так и знал, что этим все кончится.
- Он жив, - поспешно откликнулся Рафаил. – Но последний раз я видел его с Баюном, и он был… Твой брат воплотился. Он стал человеком. Стал мужчиной. А это значит…
- Мой брат? – рассеянно прервал его Люцифер. – Мой? А тебе он что, не брат?
- Это другая часть истории, - уклончиво ответил Рафаил. – Мы поговорим об этом позже, если захочешь, но сейчас ты нужен мне. Я не справлюсь с Бессмертным в одиночку. Михаил у него в плену…
Люцифер неожиданно расхохотался, да так, что задрожали стекла. Буря устало опустилась на лавку и стала прилаживать костяную ногу к бедру. Рафаил ждал, пока приступ злорадства закончится, и с братом снова можно будет иметь дело.
- Нет, я наверх не ходок, - сказал Люцифер, утерев с лица выступившие от смеха слезы. – На твоем месте я связался бы с Самаилом. Поверь мне, это хорошая мысль. Война нам не нужна. Вспомни, как выглядела твердь во время предыдущей войны. Тогда здесь не было людей, и вся поверхность была заселена лишь нашими врагами. Но теперь разве имеем мы право воевать с ними, зная, что человечество в таком случае погибнет? Речь идет уже не о невмешательстве, не о скрытности и осторожности, речь идет о сохранении человечества как такового. Нам нужно время, и Самаил может дать нам его. Я принесу больше пользы здесь. Может быть, отправлюсь в небольшое путешествие. Так уж вышло, что я приблизительно знаю, что делать с Бессмертным.
- Ничего ты не знаешь! – Буря Яга хлопнула по столу ладонью и уставилась на Люцифера с плохо скрываемой злостью. – Начинается! Строишь из себя невесть что! Хочешь покрасоваться! Спасти всех, а потом демонстративно удалиться! Смотрите на меня, я такой обиженный, и такой прекрасный! А на деле обосрешься!
- Следи за языком, козье вымя, - прошипел Люцифер, разворачиваясь к ней и сводя брови к переносице.
- Обосрешься! – радостно повторила Буря. – Что, неприятно правду-то слышать?
- Тьфу, - первенец основателя королевства постучал согнутым пальцем по лбу. – Совсем с ума сошла баба. Я тебя одноногую в порошок сотру и не вспотею.
- Я тебя и одноногая в болоте утоплю, - в тон ему ответила Буря. – И еще сверху…
- Да что ты заладила!
- Никуда не пойдешь! Еще чего! К Бессмертному! Да ты знаешь хоть, что он такое, перхоть ты ослиная? Ты знаешь, что он был здесь еще до того, как я из мамки выскочила? Знаешь, что он горы ворочал, моря прудил, нас по милости своей привечал? Никто не знает, откуда он взялся, но все знают, что он не простой мужик. И то, что он, сидевший в своей берлоге все это время, неожиданно собирается стереть вас в порошок, аккурат в тот момент, как Книгу вы просрали, должен наводить на некие мысли!
Буря замолчала, неожиданно осознав, что плачет, и голос ее уже не слушается. Махнув рукой, она закрыла лицо волосами, и видно было только, как трясутся ее плечи да колышется грудь. Рафаил сконфуженно поднялся, воспользовавшись тем, что Люцифер отпустил его, и выскользнул из избушки, посчитав, что свой вклад в историю он внес и основное сообщил. Такие сцены всегда его смущали и наводили на печальный лад. Дождавшись, пока за ним закроется дверь, Люцифер сел рядом с Бурей, обнял ее за плечи, позволил прижаться к своей груди и слушал, как она плачет. От этого звука на душе почему-то стало светло и радостно. За окном кружились в причудливом танце светлячки, освещая темный лес и болотную гладь. Рыдания женщины переплелись со стонами болот, но основным звуком для Люцифера было ее прерывистое дыхание, ее шепот, слова, которые срывались с ее губ в его плечо. Он не поцеловал ее. Не сказал ей, что любит. Вместо этого он встал, оделся в чистое, велел накрывать на стол и ждать гостей. Сам вышел в ночь и исчез меж деревьев. Ему хотелось петь, но он воздержался.
***
За ночь, проведенную в компании Книги, Василиса узнала, что прочитать ее от корки до корки нельзя. Точно так же, как нельзя вернуться к месту, на котором ты остановился, если бросил чтение хотя бы на миг. Страницы оставались теми же, они не перелистывались сами собой, но текст менялся произвольно. Так, начав читать о каком-то древнем городе, разрушенном первородной тьмой после цепочки головокружительных интриг, она отвлеклась, чтобы глотнуть кофе, а когда вернулась к чтению, древнего города уже и след простыл. Вместо этого ей предлагалось прочесть рецепт восхитительного яблочного пирога, в котором вместо обычных яблок использовались молодильные, а вместо обычного молока требовалось молоко небесной коровы по кличке Земун.
Оторваться от Книги было невозможно. За ночь Василиса надкусила сотни историй, и очень сожалела, что не дочитала ни одной из них, но чувствовала, что так Книга завлекает ее, чтобы Василисе захотелось ее оставить. И ей хотелось, в особенности после того, как на глаза ей попался кусок, в котором говорилось, что Михаил отправился к Кощею Бессмертному, и остался там в качестве гостя висеть на цепях над котлом с кипящим золотом. Гостеприимство Кощея всегда вызывало у нее множество вопросов, но в этот раз он превзошел сам себя и вызвал в ней бурю эмоций, включавших ярость, негодование, страх и горечь. Это она должна была стать узницей его страшной Башни, а не Михаил. Ох, как стойко она переносила бы все его оскорбления! Как отказывала бы ему раз за разом, а в кто-нибудь явился бы, чтобы ее освободить, и унес бы…
Василиса похлопала себя по щекам и зажмурилась. Что за мысли в ее голове? Откуда такая глупость? Никогда раньше ее не посещали подобные видения, но теперь из головы никак не хотел уходить образ ее самой в крепких руках недавно встреченного архангела на фоне разрушенной Черной Башни. При мысли об этом по всему телу разливалось непривычное тепло, губы сами собой складывались в улыбку, а щеки начинали гореть от румянца. Василиса похлопала себя по щекам еще раз, на этот раз посильнее, да еще и потянула за мочки ушей. Нет, никак не хотела она выбросить из головы соблазнительные мысли. Неужели все ее приключение состоит в том, чтобы сломя голову кинуться на спасение одного интересного мужчины, чтобы потом сразу же упасть в объятия другого еще более интересного мужчины? Да и мужчины ли вообще? Этот вопрос в Книге упоминался как-то вскользь, и Василиса не обратила особого внимания на детали, и теперь жалела об этом. Что, если она будет выглядеть глупо? Что, если ничего подобного не будет, и она останется в одиночестве, без Книги и вообще черт знает где? И с чего она вообще решила, что ей надо что-то делать? Текст пестрел именами заинтересованных лиц, пусть они и носятся, а она будет сидеть здесь и наблюдать за их передвижениями. Да, именно так она и поступит.
Но, заварив кофе и сделав пару глотков, Василиса снова передумала. Она ждала этого всю жизнь, она родилась для этого. Неужели ее приключение сведется к тому, что она просто прочитает о нем в Книге, да еще и с другими героями? Нет, этому не бывать. Решив так, она бросила короткий взгляд на раскрытые в ожидании страницы и снова зацепилась за текст. На этот раз там говорилось о том, что прямо над нею материализовались одни из главных участников истории. Василиса почувствовала, что у нее задрожали руки. Вот он: момент истины. Либо наверху будет в точности то, что написано, либо не будет ничего. Если все так, как в Книге, то и приключению быть. Если нет – она закроет этот талмуд и забудет о нем навсегда, как и о своих типично женских мечтах. Собравшись с силами, она закрыла Книгу, тщательно спрятала ее среди сотен других книг со схожими переплетами, двинулась к двери, но передумала и села на стул. Она пойдет вот так? В вытянутых на коленях штанах, меховых тапках и грязной футболке? Так начинаются приключения? Внутренний голос говорил, что приключения начинаются внезапно, а значит, все в порядке вещей, но пробуждающаяся женщина твердила, что в таком виде идти в мужскую компанию нельзя. Как себя поставишь с самого начала – так к тебе и будут относиться на протяжении всего знакомства.
Василиса подумала о платье, но отбросила эту мысль. Оно предназначалось для торжественного случая, и ей не хотелось, чтобы необычные соседи подумали, что она готовилась к встрече. Все должно было выглядеть естественно, чтобы они ничего не заподозрили и не догадались, что Книга у нее, и именно оттуда ей известно об их прибытии. Поэтому Василиса переоделась в приличные джинсы и чистую футболку, нашла и надела фартук, чуть присыпала руки мукой и решительно вышла из квартиры, намереваясь попросить соли или сахару.
Из-за двери этажом выше слышались приглушенные голоса. Василиса постучала, и они стихли, но шагов не послышалось, и девушка постучала снова. За дверью зашептались, кто-то ойкнул, кто-то зашипел, и Василиса постучала еще раз. Как это и бывает в сказках, на третий раз дверь открылась, и на пороге возник импозантный мужчина в шарфе и полосатых брюках с высокой талией. Он был бос и наполовину гол, и Василиса забыла, зачем пришла, потому что никогда прежде ей не доводилось видеть красивых мужчин в домашнем, поэтому вместо того, чтобы попросить соли, она сказала:
- Я пеку пирог.
Мужчина окинул ее любопытным взглядом, принюхался, пошевелил усами, взглянул прямо ей в глаза, отчего по спине Василисы пробежал холодок, и ответил глубоким приятным голосом:
- Нет, не печете.
- Как это не пеку, когда я пеку? – возмутилась Василиса, решившая твердо придерживаться намеченной легенды. – Самый что ни на есть пирог! Яблочный. Собственно, я зашла только затем, чтобы поинтересоваться, есть ли у вас молодильные яблоки или молоко небесной коровы.
И замолчала, потому что от собственной глупости у нее закружилась голова, а в улыбке мужчины ей почудились острые зубы, причем не только клыки, что можно было бы объяснить, но вообще все зубы показались ей острыми, и Василиса пожалела, что решила что-то проверять. Ну пришла она, ну открыли ей дверь, извиняйся и беги! Какого черта ты продолжаешь стоять здесь и мямлить что-то? Этот милый молодой человек, который смотрит на тебя таким внимательным и горячим взглядом, скорее всего кот Баюн, отъявленный мерзавец и вор!
- Нет, - ответил, между тем, Баюн, покачиваясь с пятки на носок и продолжая изучать девушку. – Зато есть торт. Хотите торт? Бросайте свой пирог, все равно им не наешься, и присоединяйтесь к нам.
Галантно предложив Василисе локоть, он провел ее в квартиру и пинком захлопнул дверь.
- Не обращайте внимания на моего друга, - шепнул он в маленькое девичье ушко, обдав его горячим дыханием. – Он немного с приветом, да еще и подрался вот-вот.
- С вами же и подрался? – Василиса постаралась придать голосу веселость и игривость, но вместо этого в нем прозвучал страх и сомнение. - Имейте в виду, если вы начнете ко мне приставать, я вызову…
- Пирог, надо полагать, - кивнул Баюн. – Что ж, справедливо. Чем меня всегда удивляли люди, так это тем, что они почему-то уверены, что к ним обязательно будут приставать. Мужчины – потому что считают себя неотразимыми воплощениями мужественности или богатства, женщины – потому что они женщины, и этого достаточно. Нет, барышня, я не стану к вам приставать. Потому что вы лгунья, посредственная к тому же, и волосы у вас светлые, а я темненьких, понимаете ли, люблю.
Того, что Баюн не станет отрицать, что он не человек, Василиса не ожидала, и потому не ответила, надеясь, что все разрешится само собой, и ей удастся уйти. Но с каждым шагом она увязала все глубже и глубже, и мыслилась только старая поговорка, которую однажды процитировала ей мать: «Увяз коготок – всей птичке пропасть». Эта фраза повторялась в ее голове снова и снова, то медленнее, то быстрее, и избавиться от нее Василиса никак не могла, потому что ощущала себя той самой птичкой с увязшим коготком. Баюн держал ее цепко, но боли она не чувствовала, и считала, что это хороший знак. Может, он отпустит ее, когда ей удастся убедить его в том, что она зашла совершенно случайно, а вырвавшиеся слова были всего лишь шуткой. Но, когда единственная комната, располагавшаяся прямо над ее собственной, возникла перед нею во всей своей заброшенности, Василиса поняла, что никуда не уйдет.
На диване лежал человек с забинтованным лицом. Строго говоря, забинтована была только половина лица, но выглядело это ужасно, потому что из-под бинтов виднелся недавно заштопанный шрам, а повязка на глазу пропиталась кровью. Правая рука человека выглядела еще хуже, потому что ее перевязывать не стали, а только зашили, и девушка в ужасе приложила ладонь к губам. Образы вспыхивали перед ее внутренним взором, пока она читала, но подобного она себе представить не могла, и удивление ее не было притворным. Хватка Баюна ослабла. Возможно, он засомневался в том, что она что-то знает, возможно – отступил намеренно, но сейчас он волновал Василису в последнюю очередь. Она аккуратно присела рядом с раненым человеком и, когда тот посмотрел на нее усталым синим глазом, спросила:
- Вам очень больно?
- Нет, - человек через силу улыбнулся, и Василисе стало безумно его жаль. – А вы прочли рецепт кощеевого пирога в бабушкином журнале? Или кто-то вам его подсказал?
- Какого пирога? Я пошутила, я…
- Да ладно, - человек схватил ее за руку с неожиданной силой, и вся благожелательность ушла из его взгляда. – Молодильные яблоки и молоко небесной коровы, я ел этот пирог тысячу раз, я знаю, какой он на вкус, и знаю, как он готовится, и еще я знаю единственное место, в котором можно найти этот рецепт. Я не удивлен, что ты не взяла ее с собой, но удивлен, что тебе хватило смелости прийти. Или глупости. Зачем ты пришла? Если бы не это, мы потратили бы несколько дней на то, чтобы добраться до тебя. Чего ты хочешь?
- Я хочу, чтобы вы помогли мне. Вы не знаете, где Книга. Убьете меня – никогда ее не найдете. Гипноз Баюна не подействует на меня, пока я остаюсь ее чтецом, так что таким образом вы тоже ничего не узнаете. Да, я многое прочла, вам меня не запугать. У меня есть информация, которая может нам помочь. Но также есть информация, которая может вам не понравиться. Я знаю, почему вы не смогли связаться с Михаилом.
- Так, – угрожающе тихо проговорил человек. – Просвети же нас.
- Он отправился к Бессмертному, потому что думал, что Гавриил там, - она намеренно делала вид, что не знает, с кем говорит, но не была уверена в том, что это сработает. – Но его там не оказалось. И Кощей схватил его.
- Не говори ерунды! – ярость в голосе человека напугала Василису, но она не дрогнула. – Он не мог схватить его, он старый лесник! Кухарка!
- Но он подвесил его над кипящим котлом, да на такие цепи, порвать которые Михаил не может. Потому-то вы и не смогли до него дозвониться, Кощей блокирует сигнал, и будет блокировать впредь. Впрочем, я не исключаю варианта, при котором он намеренно даст пройти двум-трем словам, чтобы Михаила услышали и поспешили на помощь. Но у меня есть одна вещь, которая может нам помочь. Я встречалась с одним архангелом, и...
Василиса запнулась, не зная, как продолжить свой рассказ и стоит ли вообще продолжать в присутствии Баюна, но за нее, как обычно, все уже решили.
- Теперь расскажи подробнее о вашей встрече, - обманчиво спокойно, с дрожащей улыбкой проговорил человек. – Я хочу знать, с чего это "один архангел” явился человеческой женщине, и какие вопросы вы обсуждали. Рафаил людям не является. Самаил сказал бы мне о чем-то подобном. Люцифер не выходит из леса. Михаил, как ты выразилась, в плену. Я здесь. Следовательно, тебя почтил своим присутствием неуловимый братец Уриил. Интересненько послушать, с чего бы это ему вдруг приспичило объявиться.
- Он потерял блокнот, - Василиса покраснела и отвела взгляд. – Я написала, что верну его только ему, вот и… Я отдала, но… Он его мне оставил… на всякий случай. Так мы встретились впервые, но до этого часто виделись во сне. Я не знала, реален он или нет, мне казалось, что я сама выдумываю все это. Так что мне кажется, что он пришел еще и затем, чтобы доказать мне, что все это было на самом деле.
- История приобретает вкус, - заметил Баюн, заставляя Василису подняться. – Прошу к столу, этот торт мне одному не осилить, а моему другу, как видите, больно есть.
Взгляд единственного открытого глаза Гавриила, которым он удостоил ее, красноречиво говорил о том, что Василисе тоже было бы больно есть, если бы он не был так слаб, и если бы не было Баюна поблизости. Девушка безотчетно прильнула к коту, и тот ответил ей утробным урчанием. Книга не говорила насчет Гавриила ничего конкретного. Василиса знала, что он был очень привязан к королю, но не ожидала, что встретит такую неприкрытую ненависть, рассказав о встрече с другим его братом. Если верить Книге, Гавриил не мог ничем ей навредить, и в ее интересах было следить за тем, чтобы он так и остался человеком, иначе даже защита всей его семейки и Книги в придачу не сможет гарантировать ей полной безопасности. Бездумно поглощая торт, она исподтишка наблюдала за Гавриилом, лежащим на диване и сверлящим ее злым взглядом. Баюн сидел рядом, безмятежно покачиваясь на стуле и играя с хвостом, который Василиса заметила только теперь, и едва не подавилась из-за этого.
- Что ж, все дороги ведут к Кощею, - проговорил кот, не отвлекаясь от хвоста. – Он хотел Василису, и она у нас есть. Книга тоже будет, в этом сомневаться не приходится. И ты, дружочек, тоже отправишься с нами.
- Я не могу встать, - хмуро проговорил Гавриил, отворачиваясь.
- Я тебя понесу, тоже мне, сложности. Вам есть, с кем прощаться, барышня?
Василиса промолчала. Можно было бы позвонить маме, но что она ей скажет? По всему выходило, что кроме нее, обратиться ей не к кому. Печальное открытие. Неужели все приключения начинаются вот так? На заброшенной кухне с куском киевского торта и стаканом апельсинового сока, с ощущением лазерного прицела на спине. И с ужасом от осознания того, что все это на самом деле, и, если она умрет, то тоже по-настоящему.
- Вот и хорошо. Вы кушайте, кушайте.
Баюн улыбался, и Василиса из вежливости улыбнулась ему в ответ, но торт комом стоял в горле, и ей потребовалось приложить немалые усилия для того, чтоб проглотить маленький кусочек.
- Доставай блокнот.
Девушка вздрогнула, потому что не слышала, как Гавриил встал и подошел к ней, да и кот никак не отреагировал на его приближение, даже не взглянул в его сторону. Глубоко вздохнув, успокаивая себя, Василиса сунула руку в задний карман джинсов и достала блокнот. Гавриил грубо выхватил его здоровой рукой и ушел, шелестя страницами. Через несколько мгновений послышался какой-то странный звук со стороны дивана, но Василиса не обернулась, загипнотизированная суровым взглядом Баюна.
- Милая, - Гавриил хрюкнул, читая запись из блокнота вслух. – Тебе нужна помощь… Сейчас только я могу тебе помочь... Да ладно! У тебя еще четыре брата, и ты серьезно считаешь, что помочь какой-то бабе можешь только ты?!
Василиса хотела возмутиться, но Баюн удержал ее, медленно покачав головой и не отрывая от нее взгляда. Смирившись с тем, что защитить себя ей не дадут, девушка принялась считать на пальцах, и на лице ее появилось задумчивое и смущенное выражение.
- Почему же четыре? – шепотом спросила она, придвинувшись к Баюну поближе. – Должно быть пять. Или он Люцифера не считает?
- Считает, почему бы не посчитать, - неожиданно довольно откликнулся кот, кисточка хвоста которого игриво подрагивала.
- Тогда почему четыре? – настаивала Василиса.
- Книга у вас или у меня? – Баюн скосил на нее блестящие желтоватые глаза и облизнулся. – Торт доедать будете?
- Н-нет, пожалуйста.
Девушка отдала мужчине тарелку и стала смотреть, как он ест, склонив голову набок. Она всегда безотчетно поступала так, когда наблюдала за чем-нибудь интересным, а Баюн ел очень занимательно. Уши его стояли торчком, и кисточки на них покачивались в такт движению его могучих челюстей. Зубы его действительно были острыми и оставляли весьма устрашающие следы на торте. Вилкой Баюн не пользовался, предпочитая держать кусок торта двумя пальцами, подставляя тарелку так, чтобы не просыпать ни крошки. Его длинный тонкий язык то и дело высовывался изо рта, сметая остатки безе и крема с подбородка и губ. Желтоватые глаза внимательно наблюдали за Гавриилом, зрачки то расширялись, то сужались в тонкую линию. Во всем он был похож на кота, даже в том, как жевал, слегка щурясь и не до конца закрывая рот, но милым его Василиса бы не назвала.
- А вы кот-мужчина или мужчина-кот? – не выдержала она.
- Я рысь, - спокойно ответил Баюн. – Об этом в Книге написано не было?
- Нет, - Василиса стала раскачиваться на табуретке, подражая коту. – А в сказках говорят, что вы кот Бабы Яги.
- Я свободный кот, - мужчина доел торт и облизал пальцы. – Но могу стать вашим.
- Вы сказали, что я вам не нравлюсь.
- Я могу передумать. У вас Книга, и уже это делает вас чрезвычайно привлекательной особой.
- Вы так считаете?
- Убежден в этом, милая барышня, - Баюн потянулся и принял весьма благообразный и довольный жизнью вид. – Но, раз уж вы задали мне не самый вежливый вопрос, то позвольте задать и мне. Вы – Василиса Премудрая или Прекрасная?
- А разве не может быть и того, и другого? – Василиса весело прищурилась, ей нравился легкий разговор, и нравилось, что Баюн так прост в общении, несмотря на то, что они встретились только что.
- Увы, Василисы бывают только двух видов. Вы не в моем вкусе, но это можно сказать о большей части вашего женского племени, поэтому одно лишь это не делает вас Премудрой. Как и то, что вы явились сюда, зная, кого встретите, но абсолютно не подготовившись. Вы не потрудились прочесть о том, с кем имеете дело, удовлетворившись общими знаниями, которые, как мы помним из опыта прошлых поколений, не имеют ничего общего с истиной. Книга – не развлекательное чтиво, это источник знаний. Но для вас она стала легким приключенческим романом, а это значит, - Баюн направил на девушку коготь указательного пальца и ослепительно улыбнулся. – Это значит, что вы – Прекрасная, но я не стал бы гордиться этим на вашем месте.
- Что ж, - Василиса не стала обижаться, поскольку о противоречивом характере кота прочитать все-таки успела. – Но я умею оказываться в нужном месте в нужное время, и Книга у меня, а ваш премудрый император бьется в истерике за моей спиной, и это все, что он может сделать, потому что Книги он не получит. До сих пор я просто читала то, что Книга хотела мне показать, но теперь я знаю, что искать, и вы удивитесь тому, что я смогу с ее помощью сделать.
- Или что она сможет сделать с вашей помощью, - нетерпеливо прервал ее Баюн. – Не стоит переоценивать свои возможности и свое место во всей этой истории. Если бы вы могли справиться самостоятельно, вам не пришла бы в голову мысль подняться к нам. Если бы мы могли справиться самостоятельно, мне не пришла бы в голову мысль переместиться именно в эту квартиру, которая, вообще-то, даже не мне принадлежит. Гавриил, судя по всему, вообще ни с чем не в состоянии справиться самостоятельно, поэтому ему не приходит в голову ничего. Книга – мощный телепат, милая барышня. Вам кажется, что это ваши собственные мысли, но вы ошибаетесь, вы не можете отличить их от ее воли. Вам кажется, что вы говорите со мной, но на самом деле моими устами говорит Книга. Или устами Гавриила. Впрочем, в данный момент его устами говорит большой матерный загиб, изданный, помнится, отдельным томиком.
Баюн замолчал, и Василиса не стала ему отвечать, хотя с губ ее готова была сорваться столь же горячая и обличительная речь. К его словам стоило прислушаться, и ее оскорбленное самолюбие должно было временно отступить. Действительно, она еще хорошо помнила, что произошло с ней, когда Книга оказалась в ее доме. Как вся ее нерушимая вера в себя и в мир вокруг неожиданно кончилась, как она выбросила множество важных вещей, которые, без сомнения, все-таки были ниточками, ведущими к потерявшим их людям. Конечно, подобные мысли не могли возникнуть в ее голове просто так. Никогда не возникали. Василиса всегда отличалась уверенностью во всем, что она знала. Откуда в ней были эти знания и как они пришли к ней, девушка не помнила, но подозревала, что все это жило в ней с самого детства, как набор необходимой информации, который у других людей почему-то стерся, а у нее сохранился. Василиса яростно защищала эти знания, пополняла их, взращивала, усваивала новые.
Но Книга действительно не была обычным предметом, и с этим следовало считаться. Василиса почему-то посчитала ее своим другом, как любую другую книгу, но теперь она поняла, что поступила так преждевременно. Мысль о том, что она могла быть инструментом, с помощью которого Книга действовала в материальном мире, оскорблял и унижал ее. Вместе с тем Баюн, по-видимому, относился к этому философски. Как отнесся бы к этому Гавриил, Василиса не знала, но ей было достаточно его реакции на… На что? На ее отношения с его братом? Да это смешно так называть. На тот очевидный факт, что она впервые в жизни влюбилась? Или на то, что Уриилу она тоже, возможно, нравится? От этой мысли сердце Василисы застучало так, что она приложила к груди ладонь, чтобы успокоиться. Ведь он назвал ее «милой»… Смешно так переживать из-за подобного обращения в ее возрасте, и грустно, что никто, кроме мамы, не называл ее так до того. Очнувшись от глубоких размышлений, Василиса обнаружила, что Баюна рядом с ней нет. В квартире царила тишина, нарушаемая лишь редким неразличимым шепотом. Обернувшись, она увидела кота у дивана. Он стоял на коленях, положив подбородок на подлокотник, его широкая ладонь лежала на лице Гавриила, который, по-видимому, переволновался, и теперь лежал неподвижно, касаясь пальцами здоровой руки пола. Блокнот валялся на полу, и Василиса встала, чтобы подобрать его. Баюн дернул ухом.
- Принцесса уснула, - сообщил он тихо. – Я усыпил ее. Отправляйтесь к себе и принесите Книгу. Если вы действительно намерены спасти Михаила, только она вам и поможет.
- А если…
- Марш, - прошипел кот, не оборачиваясь, и что-то было в его голосе такое, от чего Василиса моментально кинулась к выходу.
В коридоре она отдышалась и снова задалась вопросом, не снится ли ей все это. Впрочем, если бы даже и снилось, она уже заинтересовалась в достаточной степени, чтобы не хотеть просыпаться. Легко сбежав по лестнице, она остановилась напротив собственной раскрытой нараспашку двери и остолбенела от ужаса. Оцепенение длилось несколько минут, в течение которых она безучастно наблюдала за тем, как сквозняк выметает из ее квартиры обрывки тетрадных листов и прочий легкий хлам. В парадной было пусто, тихо и сумрачно. Кто бы ни побывал в ее квартире, он давно уже покинул место преступления. Василиса входила медленно, осторожно, и страх ее рос с каждым шагом. Вывернуто оказалось все, начиная со шкафа, в котором она хранила одежду и заканчивая кухонными шкафчиками. Столовые приборы валялись на полу, дуршлаг оказался в мусорном ведре, запасы круп устилали пол ровным впивающимся в ступни ковром. Заглянув в комнату, Василиса застонала и сжала переносицу пальцами, чтобы не заплакать от бессилия и разочарования. Очевидно было, что Книга пропала. Все остальные книги валялись на полу, стол оказался перевернут. Она развернулась, чтобы покинуть свой разрушенный мир, но уперлась в Баюна, который по-кошачьи бесшумно подкрался к ней и ждал, пока она успокоится и будет готова к разговору.
- Первое правило – никогда не оставлять Книгу без присмотра, - наставительно произнес он. – Почему, думаете, принцесса носила ее, прикованной к бедру? Эпатаж, конечно, важный фактор, но в данном случае имела место обыкновенная практичность и рациональность. Итак, она свела нас вместе и ускользнула. Интересно, в чьих руках… Отойдите в сторону, барышня, от вас исходит столь аппетитный аромат страха и юности, что я начинаю испытывать голод.
Василиса проворно отскочила в сторону. Баюн принюхался. Хвост его сначала задрожал, а затем яростно заметался из стороны в сторону. Уши прижались к голове, обнажились в хищном оскале острые зубы. Очевидно, запах вора был ему знаком. Наверху что-то упало. Баюн дернулся, но остался на месте. Выражение его лица было не просто хищным, оно было злым. Снова послышался глухой удар из квартиры сверху.
- Что это? – нервно поинтересовалась Василиса, раздраженная молчанием Баюна.
- Балтийский ветер, - бросил кот в ответ. – А наверху – приблизительно десяток отборных офицеров.
- Офицеров чего?
- Невидимых войск! – рявкнул Баюн, не оборачиваясь. – Неужели не очевидно, раз вы их не видите?!
- Я еще до них не дочитала!
- И не дочитаете, если не замолчите сейчас же!
- Сначала скажите мне, что происходит! – Василиса вцепилась в предплечье кота мертвой хваткой, и он не попытался сбросить ее руку, несмотря на то, что взгляд его все еще блуждал по комнате, словно следовал за чем-то, ускользавшим от ее собственного взгляда. – Почему мы стоим здесь? Мы должны подняться, здесь больше ничего нет, а наверху…
- Милочка, - Баюн стал поднимать подбородок все выше и выше, пока взгляд его не уперся в потолок. – Вы умеете бегать стометровку так, чтобы мама могла вами гордиться?
- Умею, - голос Василисы дрогнул, но воспоминание о маме добавило ей смелости.
- Тогда представьте, что я ваша мама. Не разочаруйте меня.
Василиса медленно отпустила предплечье Баюна и стала отступать, не зная, что окружает ее, и удастся ли ей покинуть дом. Невидимых могло быть сколько угодно, и она понятия не имела, на что они способны.
- Вы не похожи на мою маму, - неожиданно для самой себя произнесла она.
- Рад это слышать, - сдавленно откликнулся Баюн.
А после из его шеи хлынула темная кровь, и Василиса побежала так, как не бегала никогда в жизни.
читать дальшеВ хозяйки он выбрал Бурю Ягу. Любви между ними не было, но это и не требовалось. Прародительница всех яг, бывшая жена Велеса и покорительница всех попадавшихся ей Горынычей, она была, между тем, лучшей кандидаткой на эту роль. Война изменила всех, и ее в том числе. Ратные подвиги перестали интересовать ее после того, как она потеряла ногу. Случилось это в тот же день, как появилась в этих топях братская могила небесного войска. Люцифер нашел ее, обходя поле боя и осматривая погибших. Он искал и боялся найти младшего брата, который оставался в этих координатах, несмотря на запрет отца. Деревья лежали, образуя ровный многокилометровый круг. Яга лежала под одним из мертвых солдат. Ногу ее Люцифер так и не нашел. Конечно, он сделал для нее новую, но Буря так и не отучилась хромать, а к зиме начинала чувствовать, как болит ее давно утерянная конечность. Она так и не простила ему того, что он видел ее беспомощной и наполовину мертвой, но его это мало волновало. Пока она оставалась с ним, встречала путников, кормила их и укладывала спать, все было хорошо. С ней он не чувствовал себя таким одиноким. Кроме того, на нее приятно было смотреть. Фигура ее с годами не испортилась, хотя и стала пышнее в некоторых местах. Налитые груди, тщательно ею скрываемые за доспехом, теперь свободно и приятно колыхались, когда она месила тесто или рубила мясо. Широкие бедра позволяли надеяться, что она легко родит, если захочет. Талия ее не была узкой, но ее изгиб приятно было ощутить ладонями. Косу Буря оставила, и в ней Люцифер с грустью стал замечать седые волоски. Молодильные яблоки в тайге не росли, а высаживать яблони самостоятельно она запретила. Впрочем, Люцифер знал, где их можно достать, и знал, что заставит ее съесть их, даже если это закончится дракой. Дом без хозяйки быстро зачахнет, и люди начнут умирать. Этого он позволить не мог. Во многих из них он до сих пор видел женщину, которую когда-то любил, иногда они говорили с ним ее голосом или ее словами. Эти моменты, случавшиеся раз в столетие в лучшем случае, были смыслом его жизни, а значит, смыслом его жизни были и люди. Буря говорила, что не хотела бы оказаться на месте людей, когда они перестанут напоминать ему о Еве. Люцифер знал, что все равно не тронет их. Теперь это их мир. Ему остался лес, и этого достаточно.
Новости о мире за пределами леса редко доходили до него. Он пользовался общим каналом связи, безмолвствуя, но внимательно слушая переговоры братьев. Радовался, когда ему удавалось поймать пение Гавриила, и злился, когда эфир заполнялся обличительными речами Михаила. После новости о том, что его младший брат стал соправителем и делит теперь трон с главнокомандующим, Люцифер надолго ушел в лес, и не возвращался несколько лет. Буря не искала его. Ей понятна была его злость и его разочарование. Она знала, как он бился, чтобы оградить младшего от политики и необходимости принимать болезненные, печальные решения. От необходимости врать и воевать. От необходимости притворяться тем, кем он не является. После этого общий канал связи слушали редко и чаще всего случайно. Заденет Буря блюдечко локтем, покатится по нему наливное яблочко, и заполняют избушку обрывки разговоров, бесед, песен… Потянется она, чтобы остановить яблоко, но Люцифер останавливает ее руку и говорит: «Нет-нет, не надо, дай мне дослушать, как он поет». Он считал, что пока младший способен петь такие красивые и веселые песни, все с ним хорошо. И боялся, что однажды услышит печальную песню, от которой слезы навернутся на глаза и сердце пропустит удар. После нее песен больше не будет, он знал, он чувствовал это, и она тоже знала, и тоже чувствовала. Совместный быт всегда сближает и учит понимать друг друга, в особенности, если он не разбавлен страстью. Тогда можно сосуществовать только идя на компромиссы, только внимательно прислушиваясь друг к другу, только прощая и не говоря сгоряча. Поэтому Буря говорила редко, и чаще всего речи успокаивающие или приглашающие к трапезе. Поэтому она не пошла за Люцифером, когда тот исчез на несколько лет. Знала, что вернется, когда поймет, что с ним можно жить под одной крышей, и ценила его поступок. Война изменила и его. Прежний Люцифер, о котором ходили самые невероятные слухи, выместил бы злость на ней и на всем, что окружало его, и ничего не осталось бы ни от леса, ни от болот, ни от их общей памяти. И, конечно же, он отправился бы в Королевство, чтобы вновь потягаться с Михаилом и объяснить ему, в чем именно он не прав.
Рафаил пришел ночью. Прошел за пляшущими огоньками по узким тропкам, ощущая, тем не менее, страх от близости болот. Топи стонали и выли в ночи, и ему казалось, что призраки мертвых солдат стоят меж деревьев и смотрят на него. И каждый из них спрашивает: «почему ты не спас меня, Рафаил?». И он не знает, что ответить, кроме оправданий. А оправдания – самое жалкое и последнее дело. Буря встретила его на крыльце, встревоженная и явно поднятая с постели: костяная нога стояла, прислоненная к стене рядом с печкой, на которой она по старой памяти спала. Рафаил поборол смущение, вызванное видом одноногой простоволосой женщины в нижней рубашке, которая ничуть не скрывала ее форм, вошел в дом и поведал ей обо всем, преждевременно радуясь отсутствию Люцифера.
- Бурюшка, твоя косуля разродилась, - поведал тот с порога, отряхиваясь от ночной росы и вытряхивая из волос пахучую хвою.
Он наклонился, входя и отряхиваясь, и не мог видеть Рафаила, поэтому последний испытывал жгучий стыд в связи с тем, что ему пришлось выслушивать, пока брат приводил себя в порядок, очищал сапоги от налипшей грязи и стягивал рубаху, пришедшую в негодность, видимо, в процессе косулиных родов. Люцифер живописал рождение маленьких косуль во всех подробностях, от которых Рафаила, привычного к увечьям и ранам, замутило: живорождение казалось ему величайшей жестокостью по отношению к населявшим твердь тварям, и он восхищался мужеством самок, добровольно обрекавших себя на такие страдания, а подчас и на смерть ради потомства. Заметив, что гость побледнел и схватился за лавку, Буря приняла испачканную рубаху и шепотом сообщила хозяину, что они не одни.
- Что ж ты сразу не сказала? – возмутился Люцифер, бросаясь к Рафаилу и заключая его в медвежьи объятия. – Дурная баба, честное слово! Мечи на стол, что есть, да побыстрее!
- Времени нет, - Рафаил пытался встать, но не смог сдвинуться с места под гнетом братских рук. – Я рассказал Буре, что случилось, она передаст тебе. Я должен идти.
- Бессмертный опять буйствует, - хозяйка собрала в кулак все свое мужество, потому что чувствовала, что Рафаил пытается избежать разговора с братом, а это значило, что следовало опасаться его гнева. – Книга потеряна, Гавриил…
На этом ее мужество окончилось, и она замолчала, заозиралась в поисках ноги, потому что стоять неожиданно стало трудно. Люцифер помрачнел. Теперь лицо его мало походило на лицо добродушного хозяина, вошедшего в дом. Рафаил уже видел этот взгляд, и видел не раз. И знал, что за этим последует. Увы, брат держал его крепко, и сбежать, не навредив ему, он не мог. Оставалось ждать и надеяться, что благоразумие возьмет верх и на этот раз.
- Гавриил, - эхом откликнулся Люцифер, глядя в окно на мертвую воду. – Я так и знал, что этим все кончится.
- Он жив, - поспешно откликнулся Рафаил. – Но последний раз я видел его с Баюном, и он был… Твой брат воплотился. Он стал человеком. Стал мужчиной. А это значит…
- Мой брат? – рассеянно прервал его Люцифер. – Мой? А тебе он что, не брат?
- Это другая часть истории, - уклончиво ответил Рафаил. – Мы поговорим об этом позже, если захочешь, но сейчас ты нужен мне. Я не справлюсь с Бессмертным в одиночку. Михаил у него в плену…
Люцифер неожиданно расхохотался, да так, что задрожали стекла. Буря устало опустилась на лавку и стала прилаживать костяную ногу к бедру. Рафаил ждал, пока приступ злорадства закончится, и с братом снова можно будет иметь дело.
- Нет, я наверх не ходок, - сказал Люцифер, утерев с лица выступившие от смеха слезы. – На твоем месте я связался бы с Самаилом. Поверь мне, это хорошая мысль. Война нам не нужна. Вспомни, как выглядела твердь во время предыдущей войны. Тогда здесь не было людей, и вся поверхность была заселена лишь нашими врагами. Но теперь разве имеем мы право воевать с ними, зная, что человечество в таком случае погибнет? Речь идет уже не о невмешательстве, не о скрытности и осторожности, речь идет о сохранении человечества как такового. Нам нужно время, и Самаил может дать нам его. Я принесу больше пользы здесь. Может быть, отправлюсь в небольшое путешествие. Так уж вышло, что я приблизительно знаю, что делать с Бессмертным.
- Ничего ты не знаешь! – Буря Яга хлопнула по столу ладонью и уставилась на Люцифера с плохо скрываемой злостью. – Начинается! Строишь из себя невесть что! Хочешь покрасоваться! Спасти всех, а потом демонстративно удалиться! Смотрите на меня, я такой обиженный, и такой прекрасный! А на деле обосрешься!
- Следи за языком, козье вымя, - прошипел Люцифер, разворачиваясь к ней и сводя брови к переносице.
- Обосрешься! – радостно повторила Буря. – Что, неприятно правду-то слышать?
- Тьфу, - первенец основателя королевства постучал согнутым пальцем по лбу. – Совсем с ума сошла баба. Я тебя одноногую в порошок сотру и не вспотею.
- Я тебя и одноногая в болоте утоплю, - в тон ему ответила Буря. – И еще сверху…
- Да что ты заладила!
- Никуда не пойдешь! Еще чего! К Бессмертному! Да ты знаешь хоть, что он такое, перхоть ты ослиная? Ты знаешь, что он был здесь еще до того, как я из мамки выскочила? Знаешь, что он горы ворочал, моря прудил, нас по милости своей привечал? Никто не знает, откуда он взялся, но все знают, что он не простой мужик. И то, что он, сидевший в своей берлоге все это время, неожиданно собирается стереть вас в порошок, аккурат в тот момент, как Книгу вы просрали, должен наводить на некие мысли!
Буря замолчала, неожиданно осознав, что плачет, и голос ее уже не слушается. Махнув рукой, она закрыла лицо волосами, и видно было только, как трясутся ее плечи да колышется грудь. Рафаил сконфуженно поднялся, воспользовавшись тем, что Люцифер отпустил его, и выскользнул из избушки, посчитав, что свой вклад в историю он внес и основное сообщил. Такие сцены всегда его смущали и наводили на печальный лад. Дождавшись, пока за ним закроется дверь, Люцифер сел рядом с Бурей, обнял ее за плечи, позволил прижаться к своей груди и слушал, как она плачет. От этого звука на душе почему-то стало светло и радостно. За окном кружились в причудливом танце светлячки, освещая темный лес и болотную гладь. Рыдания женщины переплелись со стонами болот, но основным звуком для Люцифера было ее прерывистое дыхание, ее шепот, слова, которые срывались с ее губ в его плечо. Он не поцеловал ее. Не сказал ей, что любит. Вместо этого он встал, оделся в чистое, велел накрывать на стол и ждать гостей. Сам вышел в ночь и исчез меж деревьев. Ему хотелось петь, но он воздержался.
***
За ночь, проведенную в компании Книги, Василиса узнала, что прочитать ее от корки до корки нельзя. Точно так же, как нельзя вернуться к месту, на котором ты остановился, если бросил чтение хотя бы на миг. Страницы оставались теми же, они не перелистывались сами собой, но текст менялся произвольно. Так, начав читать о каком-то древнем городе, разрушенном первородной тьмой после цепочки головокружительных интриг, она отвлеклась, чтобы глотнуть кофе, а когда вернулась к чтению, древнего города уже и след простыл. Вместо этого ей предлагалось прочесть рецепт восхитительного яблочного пирога, в котором вместо обычных яблок использовались молодильные, а вместо обычного молока требовалось молоко небесной коровы по кличке Земун.
Оторваться от Книги было невозможно. За ночь Василиса надкусила сотни историй, и очень сожалела, что не дочитала ни одной из них, но чувствовала, что так Книга завлекает ее, чтобы Василисе захотелось ее оставить. И ей хотелось, в особенности после того, как на глаза ей попался кусок, в котором говорилось, что Михаил отправился к Кощею Бессмертному, и остался там в качестве гостя висеть на цепях над котлом с кипящим золотом. Гостеприимство Кощея всегда вызывало у нее множество вопросов, но в этот раз он превзошел сам себя и вызвал в ней бурю эмоций, включавших ярость, негодование, страх и горечь. Это она должна была стать узницей его страшной Башни, а не Михаил. Ох, как стойко она переносила бы все его оскорбления! Как отказывала бы ему раз за разом, а в кто-нибудь явился бы, чтобы ее освободить, и унес бы…
Василиса похлопала себя по щекам и зажмурилась. Что за мысли в ее голове? Откуда такая глупость? Никогда раньше ее не посещали подобные видения, но теперь из головы никак не хотел уходить образ ее самой в крепких руках недавно встреченного архангела на фоне разрушенной Черной Башни. При мысли об этом по всему телу разливалось непривычное тепло, губы сами собой складывались в улыбку, а щеки начинали гореть от румянца. Василиса похлопала себя по щекам еще раз, на этот раз посильнее, да еще и потянула за мочки ушей. Нет, никак не хотела она выбросить из головы соблазнительные мысли. Неужели все ее приключение состоит в том, чтобы сломя голову кинуться на спасение одного интересного мужчины, чтобы потом сразу же упасть в объятия другого еще более интересного мужчины? Да и мужчины ли вообще? Этот вопрос в Книге упоминался как-то вскользь, и Василиса не обратила особого внимания на детали, и теперь жалела об этом. Что, если она будет выглядеть глупо? Что, если ничего подобного не будет, и она останется в одиночестве, без Книги и вообще черт знает где? И с чего она вообще решила, что ей надо что-то делать? Текст пестрел именами заинтересованных лиц, пусть они и носятся, а она будет сидеть здесь и наблюдать за их передвижениями. Да, именно так она и поступит.
Но, заварив кофе и сделав пару глотков, Василиса снова передумала. Она ждала этого всю жизнь, она родилась для этого. Неужели ее приключение сведется к тому, что она просто прочитает о нем в Книге, да еще и с другими героями? Нет, этому не бывать. Решив так, она бросила короткий взгляд на раскрытые в ожидании страницы и снова зацепилась за текст. На этот раз там говорилось о том, что прямо над нею материализовались одни из главных участников истории. Василиса почувствовала, что у нее задрожали руки. Вот он: момент истины. Либо наверху будет в точности то, что написано, либо не будет ничего. Если все так, как в Книге, то и приключению быть. Если нет – она закроет этот талмуд и забудет о нем навсегда, как и о своих типично женских мечтах. Собравшись с силами, она закрыла Книгу, тщательно спрятала ее среди сотен других книг со схожими переплетами, двинулась к двери, но передумала и села на стул. Она пойдет вот так? В вытянутых на коленях штанах, меховых тапках и грязной футболке? Так начинаются приключения? Внутренний голос говорил, что приключения начинаются внезапно, а значит, все в порядке вещей, но пробуждающаяся женщина твердила, что в таком виде идти в мужскую компанию нельзя. Как себя поставишь с самого начала – так к тебе и будут относиться на протяжении всего знакомства.
Василиса подумала о платье, но отбросила эту мысль. Оно предназначалось для торжественного случая, и ей не хотелось, чтобы необычные соседи подумали, что она готовилась к встрече. Все должно было выглядеть естественно, чтобы они ничего не заподозрили и не догадались, что Книга у нее, и именно оттуда ей известно об их прибытии. Поэтому Василиса переоделась в приличные джинсы и чистую футболку, нашла и надела фартук, чуть присыпала руки мукой и решительно вышла из квартиры, намереваясь попросить соли или сахару.
Из-за двери этажом выше слышались приглушенные голоса. Василиса постучала, и они стихли, но шагов не послышалось, и девушка постучала снова. За дверью зашептались, кто-то ойкнул, кто-то зашипел, и Василиса постучала еще раз. Как это и бывает в сказках, на третий раз дверь открылась, и на пороге возник импозантный мужчина в шарфе и полосатых брюках с высокой талией. Он был бос и наполовину гол, и Василиса забыла, зачем пришла, потому что никогда прежде ей не доводилось видеть красивых мужчин в домашнем, поэтому вместо того, чтобы попросить соли, она сказала:
- Я пеку пирог.
Мужчина окинул ее любопытным взглядом, принюхался, пошевелил усами, взглянул прямо ей в глаза, отчего по спине Василисы пробежал холодок, и ответил глубоким приятным голосом:
- Нет, не печете.
- Как это не пеку, когда я пеку? – возмутилась Василиса, решившая твердо придерживаться намеченной легенды. – Самый что ни на есть пирог! Яблочный. Собственно, я зашла только затем, чтобы поинтересоваться, есть ли у вас молодильные яблоки или молоко небесной коровы.
И замолчала, потому что от собственной глупости у нее закружилась голова, а в улыбке мужчины ей почудились острые зубы, причем не только клыки, что можно было бы объяснить, но вообще все зубы показались ей острыми, и Василиса пожалела, что решила что-то проверять. Ну пришла она, ну открыли ей дверь, извиняйся и беги! Какого черта ты продолжаешь стоять здесь и мямлить что-то? Этот милый молодой человек, который смотрит на тебя таким внимательным и горячим взглядом, скорее всего кот Баюн, отъявленный мерзавец и вор!
- Нет, - ответил, между тем, Баюн, покачиваясь с пятки на носок и продолжая изучать девушку. – Зато есть торт. Хотите торт? Бросайте свой пирог, все равно им не наешься, и присоединяйтесь к нам.
Галантно предложив Василисе локоть, он провел ее в квартиру и пинком захлопнул дверь.
- Не обращайте внимания на моего друга, - шепнул он в маленькое девичье ушко, обдав его горячим дыханием. – Он немного с приветом, да еще и подрался вот-вот.
- С вами же и подрался? – Василиса постаралась придать голосу веселость и игривость, но вместо этого в нем прозвучал страх и сомнение. - Имейте в виду, если вы начнете ко мне приставать, я вызову…
- Пирог, надо полагать, - кивнул Баюн. – Что ж, справедливо. Чем меня всегда удивляли люди, так это тем, что они почему-то уверены, что к ним обязательно будут приставать. Мужчины – потому что считают себя неотразимыми воплощениями мужественности или богатства, женщины – потому что они женщины, и этого достаточно. Нет, барышня, я не стану к вам приставать. Потому что вы лгунья, посредственная к тому же, и волосы у вас светлые, а я темненьких, понимаете ли, люблю.
Того, что Баюн не станет отрицать, что он не человек, Василиса не ожидала, и потому не ответила, надеясь, что все разрешится само собой, и ей удастся уйти. Но с каждым шагом она увязала все глубже и глубже, и мыслилась только старая поговорка, которую однажды процитировала ей мать: «Увяз коготок – всей птичке пропасть». Эта фраза повторялась в ее голове снова и снова, то медленнее, то быстрее, и избавиться от нее Василиса никак не могла, потому что ощущала себя той самой птичкой с увязшим коготком. Баюн держал ее цепко, но боли она не чувствовала, и считала, что это хороший знак. Может, он отпустит ее, когда ей удастся убедить его в том, что она зашла совершенно случайно, а вырвавшиеся слова были всего лишь шуткой. Но, когда единственная комната, располагавшаяся прямо над ее собственной, возникла перед нею во всей своей заброшенности, Василиса поняла, что никуда не уйдет.
На диване лежал человек с забинтованным лицом. Строго говоря, забинтована была только половина лица, но выглядело это ужасно, потому что из-под бинтов виднелся недавно заштопанный шрам, а повязка на глазу пропиталась кровью. Правая рука человека выглядела еще хуже, потому что ее перевязывать не стали, а только зашили, и девушка в ужасе приложила ладонь к губам. Образы вспыхивали перед ее внутренним взором, пока она читала, но подобного она себе представить не могла, и удивление ее не было притворным. Хватка Баюна ослабла. Возможно, он засомневался в том, что она что-то знает, возможно – отступил намеренно, но сейчас он волновал Василису в последнюю очередь. Она аккуратно присела рядом с раненым человеком и, когда тот посмотрел на нее усталым синим глазом, спросила:
- Вам очень больно?
- Нет, - человек через силу улыбнулся, и Василисе стало безумно его жаль. – А вы прочли рецепт кощеевого пирога в бабушкином журнале? Или кто-то вам его подсказал?
- Какого пирога? Я пошутила, я…
- Да ладно, - человек схватил ее за руку с неожиданной силой, и вся благожелательность ушла из его взгляда. – Молодильные яблоки и молоко небесной коровы, я ел этот пирог тысячу раз, я знаю, какой он на вкус, и знаю, как он готовится, и еще я знаю единственное место, в котором можно найти этот рецепт. Я не удивлен, что ты не взяла ее с собой, но удивлен, что тебе хватило смелости прийти. Или глупости. Зачем ты пришла? Если бы не это, мы потратили бы несколько дней на то, чтобы добраться до тебя. Чего ты хочешь?
- Я хочу, чтобы вы помогли мне. Вы не знаете, где Книга. Убьете меня – никогда ее не найдете. Гипноз Баюна не подействует на меня, пока я остаюсь ее чтецом, так что таким образом вы тоже ничего не узнаете. Да, я многое прочла, вам меня не запугать. У меня есть информация, которая может нам помочь. Но также есть информация, которая может вам не понравиться. Я знаю, почему вы не смогли связаться с Михаилом.
- Так, – угрожающе тихо проговорил человек. – Просвети же нас.
- Он отправился к Бессмертному, потому что думал, что Гавриил там, - она намеренно делала вид, что не знает, с кем говорит, но не была уверена в том, что это сработает. – Но его там не оказалось. И Кощей схватил его.
- Не говори ерунды! – ярость в голосе человека напугала Василису, но она не дрогнула. – Он не мог схватить его, он старый лесник! Кухарка!
- Но он подвесил его над кипящим котлом, да на такие цепи, порвать которые Михаил не может. Потому-то вы и не смогли до него дозвониться, Кощей блокирует сигнал, и будет блокировать впредь. Впрочем, я не исключаю варианта, при котором он намеренно даст пройти двум-трем словам, чтобы Михаила услышали и поспешили на помощь. Но у меня есть одна вещь, которая может нам помочь. Я встречалась с одним архангелом, и...
Василиса запнулась, не зная, как продолжить свой рассказ и стоит ли вообще продолжать в присутствии Баюна, но за нее, как обычно, все уже решили.
- Теперь расскажи подробнее о вашей встрече, - обманчиво спокойно, с дрожащей улыбкой проговорил человек. – Я хочу знать, с чего это "один архангел” явился человеческой женщине, и какие вопросы вы обсуждали. Рафаил людям не является. Самаил сказал бы мне о чем-то подобном. Люцифер не выходит из леса. Михаил, как ты выразилась, в плену. Я здесь. Следовательно, тебя почтил своим присутствием неуловимый братец Уриил. Интересненько послушать, с чего бы это ему вдруг приспичило объявиться.
- Он потерял блокнот, - Василиса покраснела и отвела взгляд. – Я написала, что верну его только ему, вот и… Я отдала, но… Он его мне оставил… на всякий случай. Так мы встретились впервые, но до этого часто виделись во сне. Я не знала, реален он или нет, мне казалось, что я сама выдумываю все это. Так что мне кажется, что он пришел еще и затем, чтобы доказать мне, что все это было на самом деле.
- История приобретает вкус, - заметил Баюн, заставляя Василису подняться. – Прошу к столу, этот торт мне одному не осилить, а моему другу, как видите, больно есть.
Взгляд единственного открытого глаза Гавриила, которым он удостоил ее, красноречиво говорил о том, что Василисе тоже было бы больно есть, если бы он не был так слаб, и если бы не было Баюна поблизости. Девушка безотчетно прильнула к коту, и тот ответил ей утробным урчанием. Книга не говорила насчет Гавриила ничего конкретного. Василиса знала, что он был очень привязан к королю, но не ожидала, что встретит такую неприкрытую ненависть, рассказав о встрече с другим его братом. Если верить Книге, Гавриил не мог ничем ей навредить, и в ее интересах было следить за тем, чтобы он так и остался человеком, иначе даже защита всей его семейки и Книги в придачу не сможет гарантировать ей полной безопасности. Бездумно поглощая торт, она исподтишка наблюдала за Гавриилом, лежащим на диване и сверлящим ее злым взглядом. Баюн сидел рядом, безмятежно покачиваясь на стуле и играя с хвостом, который Василиса заметила только теперь, и едва не подавилась из-за этого.
- Что ж, все дороги ведут к Кощею, - проговорил кот, не отвлекаясь от хвоста. – Он хотел Василису, и она у нас есть. Книга тоже будет, в этом сомневаться не приходится. И ты, дружочек, тоже отправишься с нами.
- Я не могу встать, - хмуро проговорил Гавриил, отворачиваясь.
- Я тебя понесу, тоже мне, сложности. Вам есть, с кем прощаться, барышня?
Василиса промолчала. Можно было бы позвонить маме, но что она ей скажет? По всему выходило, что кроме нее, обратиться ей не к кому. Печальное открытие. Неужели все приключения начинаются вот так? На заброшенной кухне с куском киевского торта и стаканом апельсинового сока, с ощущением лазерного прицела на спине. И с ужасом от осознания того, что все это на самом деле, и, если она умрет, то тоже по-настоящему.
- Вот и хорошо. Вы кушайте, кушайте.
Баюн улыбался, и Василиса из вежливости улыбнулась ему в ответ, но торт комом стоял в горле, и ей потребовалось приложить немалые усилия для того, чтоб проглотить маленький кусочек.
- Доставай блокнот.
Девушка вздрогнула, потому что не слышала, как Гавриил встал и подошел к ней, да и кот никак не отреагировал на его приближение, даже не взглянул в его сторону. Глубоко вздохнув, успокаивая себя, Василиса сунула руку в задний карман джинсов и достала блокнот. Гавриил грубо выхватил его здоровой рукой и ушел, шелестя страницами. Через несколько мгновений послышался какой-то странный звук со стороны дивана, но Василиса не обернулась, загипнотизированная суровым взглядом Баюна.
- Милая, - Гавриил хрюкнул, читая запись из блокнота вслух. – Тебе нужна помощь… Сейчас только я могу тебе помочь... Да ладно! У тебя еще четыре брата, и ты серьезно считаешь, что помочь какой-то бабе можешь только ты?!
Василиса хотела возмутиться, но Баюн удержал ее, медленно покачав головой и не отрывая от нее взгляда. Смирившись с тем, что защитить себя ей не дадут, девушка принялась считать на пальцах, и на лице ее появилось задумчивое и смущенное выражение.
- Почему же четыре? – шепотом спросила она, придвинувшись к Баюну поближе. – Должно быть пять. Или он Люцифера не считает?
- Считает, почему бы не посчитать, - неожиданно довольно откликнулся кот, кисточка хвоста которого игриво подрагивала.
- Тогда почему четыре? – настаивала Василиса.
- Книга у вас или у меня? – Баюн скосил на нее блестящие желтоватые глаза и облизнулся. – Торт доедать будете?
- Н-нет, пожалуйста.
Девушка отдала мужчине тарелку и стала смотреть, как он ест, склонив голову набок. Она всегда безотчетно поступала так, когда наблюдала за чем-нибудь интересным, а Баюн ел очень занимательно. Уши его стояли торчком, и кисточки на них покачивались в такт движению его могучих челюстей. Зубы его действительно были острыми и оставляли весьма устрашающие следы на торте. Вилкой Баюн не пользовался, предпочитая держать кусок торта двумя пальцами, подставляя тарелку так, чтобы не просыпать ни крошки. Его длинный тонкий язык то и дело высовывался изо рта, сметая остатки безе и крема с подбородка и губ. Желтоватые глаза внимательно наблюдали за Гавриилом, зрачки то расширялись, то сужались в тонкую линию. Во всем он был похож на кота, даже в том, как жевал, слегка щурясь и не до конца закрывая рот, но милым его Василиса бы не назвала.
- А вы кот-мужчина или мужчина-кот? – не выдержала она.
- Я рысь, - спокойно ответил Баюн. – Об этом в Книге написано не было?
- Нет, - Василиса стала раскачиваться на табуретке, подражая коту. – А в сказках говорят, что вы кот Бабы Яги.
- Я свободный кот, - мужчина доел торт и облизал пальцы. – Но могу стать вашим.
- Вы сказали, что я вам не нравлюсь.
- Я могу передумать. У вас Книга, и уже это делает вас чрезвычайно привлекательной особой.
- Вы так считаете?
- Убежден в этом, милая барышня, - Баюн потянулся и принял весьма благообразный и довольный жизнью вид. – Но, раз уж вы задали мне не самый вежливый вопрос, то позвольте задать и мне. Вы – Василиса Премудрая или Прекрасная?
- А разве не может быть и того, и другого? – Василиса весело прищурилась, ей нравился легкий разговор, и нравилось, что Баюн так прост в общении, несмотря на то, что они встретились только что.
- Увы, Василисы бывают только двух видов. Вы не в моем вкусе, но это можно сказать о большей части вашего женского племени, поэтому одно лишь это не делает вас Премудрой. Как и то, что вы явились сюда, зная, кого встретите, но абсолютно не подготовившись. Вы не потрудились прочесть о том, с кем имеете дело, удовлетворившись общими знаниями, которые, как мы помним из опыта прошлых поколений, не имеют ничего общего с истиной. Книга – не развлекательное чтиво, это источник знаний. Но для вас она стала легким приключенческим романом, а это значит, - Баюн направил на девушку коготь указательного пальца и ослепительно улыбнулся. – Это значит, что вы – Прекрасная, но я не стал бы гордиться этим на вашем месте.
- Что ж, - Василиса не стала обижаться, поскольку о противоречивом характере кота прочитать все-таки успела. – Но я умею оказываться в нужном месте в нужное время, и Книга у меня, а ваш премудрый император бьется в истерике за моей спиной, и это все, что он может сделать, потому что Книги он не получит. До сих пор я просто читала то, что Книга хотела мне показать, но теперь я знаю, что искать, и вы удивитесь тому, что я смогу с ее помощью сделать.
- Или что она сможет сделать с вашей помощью, - нетерпеливо прервал ее Баюн. – Не стоит переоценивать свои возможности и свое место во всей этой истории. Если бы вы могли справиться самостоятельно, вам не пришла бы в голову мысль подняться к нам. Если бы мы могли справиться самостоятельно, мне не пришла бы в голову мысль переместиться именно в эту квартиру, которая, вообще-то, даже не мне принадлежит. Гавриил, судя по всему, вообще ни с чем не в состоянии справиться самостоятельно, поэтому ему не приходит в голову ничего. Книга – мощный телепат, милая барышня. Вам кажется, что это ваши собственные мысли, но вы ошибаетесь, вы не можете отличить их от ее воли. Вам кажется, что вы говорите со мной, но на самом деле моими устами говорит Книга. Или устами Гавриила. Впрочем, в данный момент его устами говорит большой матерный загиб, изданный, помнится, отдельным томиком.
Баюн замолчал, и Василиса не стала ему отвечать, хотя с губ ее готова была сорваться столь же горячая и обличительная речь. К его словам стоило прислушаться, и ее оскорбленное самолюбие должно было временно отступить. Действительно, она еще хорошо помнила, что произошло с ней, когда Книга оказалась в ее доме. Как вся ее нерушимая вера в себя и в мир вокруг неожиданно кончилась, как она выбросила множество важных вещей, которые, без сомнения, все-таки были ниточками, ведущими к потерявшим их людям. Конечно, подобные мысли не могли возникнуть в ее голове просто так. Никогда не возникали. Василиса всегда отличалась уверенностью во всем, что она знала. Откуда в ней были эти знания и как они пришли к ней, девушка не помнила, но подозревала, что все это жило в ней с самого детства, как набор необходимой информации, который у других людей почему-то стерся, а у нее сохранился. Василиса яростно защищала эти знания, пополняла их, взращивала, усваивала новые.
Но Книга действительно не была обычным предметом, и с этим следовало считаться. Василиса почему-то посчитала ее своим другом, как любую другую книгу, но теперь она поняла, что поступила так преждевременно. Мысль о том, что она могла быть инструментом, с помощью которого Книга действовала в материальном мире, оскорблял и унижал ее. Вместе с тем Баюн, по-видимому, относился к этому философски. Как отнесся бы к этому Гавриил, Василиса не знала, но ей было достаточно его реакции на… На что? На ее отношения с его братом? Да это смешно так называть. На тот очевидный факт, что она впервые в жизни влюбилась? Или на то, что Уриилу она тоже, возможно, нравится? От этой мысли сердце Василисы застучало так, что она приложила к груди ладонь, чтобы успокоиться. Ведь он назвал ее «милой»… Смешно так переживать из-за подобного обращения в ее возрасте, и грустно, что никто, кроме мамы, не называл ее так до того. Очнувшись от глубоких размышлений, Василиса обнаружила, что Баюна рядом с ней нет. В квартире царила тишина, нарушаемая лишь редким неразличимым шепотом. Обернувшись, она увидела кота у дивана. Он стоял на коленях, положив подбородок на подлокотник, его широкая ладонь лежала на лице Гавриила, который, по-видимому, переволновался, и теперь лежал неподвижно, касаясь пальцами здоровой руки пола. Блокнот валялся на полу, и Василиса встала, чтобы подобрать его. Баюн дернул ухом.
- Принцесса уснула, - сообщил он тихо. – Я усыпил ее. Отправляйтесь к себе и принесите Книгу. Если вы действительно намерены спасти Михаила, только она вам и поможет.
- А если…
- Марш, - прошипел кот, не оборачиваясь, и что-то было в его голосе такое, от чего Василиса моментально кинулась к выходу.
В коридоре она отдышалась и снова задалась вопросом, не снится ли ей все это. Впрочем, если бы даже и снилось, она уже заинтересовалась в достаточной степени, чтобы не хотеть просыпаться. Легко сбежав по лестнице, она остановилась напротив собственной раскрытой нараспашку двери и остолбенела от ужаса. Оцепенение длилось несколько минут, в течение которых она безучастно наблюдала за тем, как сквозняк выметает из ее квартиры обрывки тетрадных листов и прочий легкий хлам. В парадной было пусто, тихо и сумрачно. Кто бы ни побывал в ее квартире, он давно уже покинул место преступления. Василиса входила медленно, осторожно, и страх ее рос с каждым шагом. Вывернуто оказалось все, начиная со шкафа, в котором она хранила одежду и заканчивая кухонными шкафчиками. Столовые приборы валялись на полу, дуршлаг оказался в мусорном ведре, запасы круп устилали пол ровным впивающимся в ступни ковром. Заглянув в комнату, Василиса застонала и сжала переносицу пальцами, чтобы не заплакать от бессилия и разочарования. Очевидно было, что Книга пропала. Все остальные книги валялись на полу, стол оказался перевернут. Она развернулась, чтобы покинуть свой разрушенный мир, но уперлась в Баюна, который по-кошачьи бесшумно подкрался к ней и ждал, пока она успокоится и будет готова к разговору.
- Первое правило – никогда не оставлять Книгу без присмотра, - наставительно произнес он. – Почему, думаете, принцесса носила ее, прикованной к бедру? Эпатаж, конечно, важный фактор, но в данном случае имела место обыкновенная практичность и рациональность. Итак, она свела нас вместе и ускользнула. Интересно, в чьих руках… Отойдите в сторону, барышня, от вас исходит столь аппетитный аромат страха и юности, что я начинаю испытывать голод.
Василиса проворно отскочила в сторону. Баюн принюхался. Хвост его сначала задрожал, а затем яростно заметался из стороны в сторону. Уши прижались к голове, обнажились в хищном оскале острые зубы. Очевидно, запах вора был ему знаком. Наверху что-то упало. Баюн дернулся, но остался на месте. Выражение его лица было не просто хищным, оно было злым. Снова послышался глухой удар из квартиры сверху.
- Что это? – нервно поинтересовалась Василиса, раздраженная молчанием Баюна.
- Балтийский ветер, - бросил кот в ответ. – А наверху – приблизительно десяток отборных офицеров.
- Офицеров чего?
- Невидимых войск! – рявкнул Баюн, не оборачиваясь. – Неужели не очевидно, раз вы их не видите?!
- Я еще до них не дочитала!
- И не дочитаете, если не замолчите сейчас же!
- Сначала скажите мне, что происходит! – Василиса вцепилась в предплечье кота мертвой хваткой, и он не попытался сбросить ее руку, несмотря на то, что взгляд его все еще блуждал по комнате, словно следовал за чем-то, ускользавшим от ее собственного взгляда. – Почему мы стоим здесь? Мы должны подняться, здесь больше ничего нет, а наверху…
- Милочка, - Баюн стал поднимать подбородок все выше и выше, пока взгляд его не уперся в потолок. – Вы умеете бегать стометровку так, чтобы мама могла вами гордиться?
- Умею, - голос Василисы дрогнул, но воспоминание о маме добавило ей смелости.
- Тогда представьте, что я ваша мама. Не разочаруйте меня.
Василиса медленно отпустила предплечье Баюна и стала отступать, не зная, что окружает ее, и удастся ли ей покинуть дом. Невидимых могло быть сколько угодно, и она понятия не имела, на что они способны.
- Вы не похожи на мою маму, - неожиданно для самой себя произнесла она.
- Рад это слышать, - сдавленно откликнулся Баюн.
А после из его шеи хлынула темная кровь, и Василиса побежала так, как не бегала никогда в жизни.
@темы: [свитки], [Сказки Небесного Королевства], [сирин алконост гамаюн]
